Северный богатырь. Живой мертвец (Романы) - Зарин Андрей Ефимович. Страница 71

— Но как же это? — растерялся Рибопьер. — Сейчас и за границу! Я устал! Я должен собраться… хоть переодеться!

— Велено немедля! — уже сурово сказал Чулков, — впрочем, отдайте приказ слуге. Он вас нагонит!

Рибопьер упал на стул и схватился за голову. За что? Что он такого сделал? Он всегда любил своего государя! Чулков лишь развел руками и приказал торопиться сборами.

XXIX

Ложная тревога

Лопухины не спали всю ночь. И сама Анна Петровна, и ее отец, и мать, собравшись в будуаре, со страхом думали о том, чем могли навлечь царский гнев. Лопухин в мундире, шитом золотом, ходил по комнате и говорил:

— Я даже не знал, что государь приехал. Вдруг зовут! Я к нему, а он уже у самой лестницы. Сказал только про танец и был таков. Обрезкова с собой взял, не могли даже игру окончить!..

— Ах! — остановила его жена, — ты все с пустяками. — Она с видом отчаяния лежала на софе и прикладывала к глазам платок, не обращая внимания на румяна и пудру, которые размазала по всему лицу. — Лучше подумать, чем он разгневан? Что с нами будет?.. Ты с кем танцевала этот несчастный танец? — спросила она у дочери.

— С Пьером, — ответила Анна Петровна, поднимая склоненную голову, причем ее лицо было бледно, брови сжаты. — Он приревновал меня. Я знаю, — продолжала она и вдруг вспыхнула, — да, знаю и очень рада. Пусть я буду лучше в немилости, пусть государь сошлет меня, выдаст замуж — все это лучше, чем слыть за любовницу. Позор! Вон Головкина мне даже не кланяется! А Нарышкина? Я рада, рада, рада!

Мать только всплеснула руками, а отец подпрыгнул к дочери, сжав кулаки.

— Дура, дура и дура, — прошипел он, — а ко всему и неблагодарная тварь! Что тогда с нами будет? Со мной, с твоим братом?

— Со мной? — простонала мать.

— Ну, с вами-то то же! — отмахнулся Лопухин и продолжал: — Одумайся и пожалей нас! Эту беду, если она из-за Рибопьера, легко поправить. Завтра запрещу принимать его, ты при государе отзовись о нем похуже, и все.

— Никогда! — пылко вскрикнула Анна.

— Ты что же, влюблена в него?

— Нет, но он нравится мне. Он веселый, добрый. Кому он вреден?

— Нам! — истерически завопила мать.

— Воды! — вскрикнул отец, мечась по комнате.

Анна Петровна схватилась руками за голову и прошла в спальню.

Рано утром в комнату ворвался ее брат, Алексей, статный, красивый конногвардеец, флигель-адъютант государя. Он открыто жил за счет сестры и своих богатых любовниц, мотал деньги, кутил, играл в карты, и год беспорядочной жизни уже наложил печать на его молодое лицо.

— Рибопьера выслали! — объявил он входя. — Вот новость!

Лопухин схватился за голову.

— Началось! — глухо сказал он.

— Что? — не понял сын.

— Ты еще не знаешь? — и отец трагически рассказал все происшедшее накануне.

— Мы пропали! — малодушно вскрикнул сын, как и он, схватившись за голову, и стал бранить сестру: — Она никогда о нас не думала! Мы ей как чужие! Дрянь, а не сестра!

— Пошел вон из моей половины! — закричала из своей спальни Анна Петровна.

Она слышала разговор, и ее сердце сжалось тоской.

Бедный юноша! За что он должен пострадать?..

По всему городу разнеслась весть о внезапной опале Лопухиных. Еще вчера у подъезда их дома вереницей стояли экипажи знати, приезжавшей каждое утро на поклон ко всесильной Анне Петровне, а сегодня не стояло даже гитары случайно заехавшего извозчика. Швейцар надел ливрею, взял в руки булаву и с недоумением оглядывался по сторонам, не видя обычных визитеров.

В томительной тревоге прошел целый день. Анна Петровна не выходила из спальни и, лежа в кровати, думала, как поступит с нею государь в своем гневе. Ее мучила больше неизвестность, нежели опала. Вдруг в спальню поспешно вошла ее камеристка и испуганно сказала:

— Барышня, государь!

Анна Петровна тотчас встала с кровати, наскоро поправила свой туалет, вышла из спальни и в будуаре увидела императора, который, не найдя по обычаю чайного прибора и хозяйки, прошел на ее половину.

— Государь! — растерянно произнесла девушка.

— Ваш поклонник! — ответил он, целуя ее руку. — Что с вами? Вы бледны? Расстроены?

— Все говорят, что я впала в немилость, — скорбно улыбнулась, но смело ответила она.

Государь вздрогнул и нахмурился.

— Все? Кто все? Почему говорят это?

— Такие вести разносятся ветром. Вы вчера уехали, даже не повидав меня. Это было явной немилостью!

— Я был расстроен! Кому было истолковывать мои поступки?

— Люди завидуют мне и злобствуют.

— Назовите мне ваших недругов, и они тотчас узнают, что значит обидеть вас!

— О, у меня их нет! Но, говорят, вы преследуете моих друзей… Говорят, Рибопьер выслан. Куда? За что?

— А он вам очень дорог?

В тоне императора звучала угроза. Анна Петровна приняла беспечный вид и спокойно ответила:

— Он забавен и хорошо танцует.

— А! — лицо государя прояснилось. — Ну, так я вас утешу. Он выслан мною, но выслан… в Вену. Я — его дядька, я за ним слежу и думаю: пора ему остепениться. Пробудет он там год, два, вернется, тогда выходите за него замуж!

— Нет! — засмеялась Анна Петровна. — Он — не мой идеал! Я за такого, за танцора, не хотела бы выйти.

Павел сразу повеселел и кивнул ей головою.

— Что же, будете поить меня чаем? — спросил он.

— Буду! Но послезавтра я назначу вечер, и вы удостоите меня посещением.

— Буду смотреть на вас и хлопать в ладоши, — шутливо ответил он и, увидев на столе брошенные после бала перчатки, быстро взял одну из них и весело прибавил: — Вот решение вопроса: архитектор спрашивает, в какой цвет красить Михайловский дворец. Вот ему и ответ! Я пошлю перчатку.

Лицо Анны Петровны озарилось улыбкой. Очевидно, о немилости не было и речи.

— Прошу, государь, — сказала она, — чай может остыть.

Павел Петрович весело прошел за нею в гостиную, где перед ним почтительно склонились все Лопухины.

— Это ты дочь напугал? — шутливо спросил государь у Лопухина, садясь к столу.

— Ваше величество были так немилостивы вчера!

— Глупости! Я вчера просто был расстроен… Ну, мой секретарь, — шутливо обратился император к Анне Петровне, — а какие у нас есть дела?

Анна Петровна вспомнила просьбу Рибопьера и шутливо ответила:

— Дело о воскрешении из мертвых. Надо одного покойника вернуть к жизни!

— Я — не Бог! — ответил Павел.

— Но вы — император, — сказала Анна Петровна, — и в вашей власти вернуть его к жизни.

— Осужденный?

— Хуже! — и Анна Петровна сжато и образно рассказала все злоключения Брыкова до последнего дня.

Павел Петрович слушал ее и кивал головой. Она окончила, и он сказал:

— Теперь помню! Я был введен в заблуждение его братом из того же полка. Он подал в отставку… Это негодный-то! Так, и этого помню. Он, дурак, в Павловске моего Помпона напугал! Хорошо, мы воскресим его! Скажите вашему брату его адрес и прикажите представить его завтра ко мне!

— Вы совершите чудо! — радостно воскликнула Анна Петровна.

Государь улыбнулся.

Весть о прежних милостях к Лопухиной в ту же ночь облетела весь город, и многие кляли себя, что не явились с визитом к всесильной фаворитке. На другое утро швейцар еще не надел своей ливреи, а длинная вереница экипажей уже тянулась к подъезду Лопухиных.

XXX

На милость образца нет

Семен Павлович Брыков вскочил с постели как ужаленный и сидел на кровати, не будучи в силах сразу собраться с мыслями. Было еще темно. Разбудивший его Сидор стоял, держа в руках шандал с оплывшей сальной свечкой, а в дверях комнаты находился офицер, который довольно грубым тоном сказал:

— Вы — Брыков или нет? Что, у вас язык присох, что ли?

— Я! — ответил наконец Брыков.

— Ну, так вас государь приказал к нему во дворец доставить! Пожалуйста, поспешите!

Всевозможные ужасы мелькнули в голове Брыкова. Он слышал, как многие из дворца отправлялись в далекую Сибирь, и холодный пот выступил у него на лице.