Карточный домик - Доббс Майкл. Страница 5

— Вы тольно задумайтесь на секунду и спросите себя, что ждет нас в следующие четыре года с Коллинриджем во главе правительства. Не слишком ли он хорош для того, чтобы быть премьер-министром? Его легковесный предвыборный манифест унесло ветром в первую же неделю предвыборной кампании. Он не выдвинул никаких новых идей, вся его политическая философия сводится к тому, чтобы скрестить пальцы и надеяться, что ни русские, ни профсоюзы не будут слишком громко портить воздух. Это ли нужно нашей стране?

— Вы, как всегда, изысканно выражаете свои мысли, — насмешливо похвалил ее редактор. Это был его обычный прием — оказавшись лицом к лицу с умной, дерзкой женщиной, он всегда переходил на покровительственно-насмешливый тон. — Но вы не правы, — продолжил он, хотя и не совсем уверенно. — Тому, кто плывет на плоскодонке, нужна устойчивость, а не раскачивание. И кому это понравится, если из коляски будут вышвыривать все новые и новые игрушки? — Ткнув пальцем в воздух, он дал понять, что дискуссия на этом заканчивается, а то, что он сказал, является официальной политикой компании. — Не так плохо, если впереди у нас еще будет несколько спокойных, тихих лет. Так что, если на Даунинг-стрит снова будет Коллинридж, это великое дело!

— Нет, это будет убийством, — пробормотала Матти.

Чарльза Коллинриджа разбудил автобус номер 88 — сотрясая окна квартиры, он прогрохотал мимо его дома. Расположенная над агентством путешествий в Клэфеме небольшая однокомнатная квартирка совсем не напоминала жилище, в котором, по представлению многих, должен был жить брат премьер-министра, но пренеприятнейший развод и несдержанный образ жизни неизбежно привели к тому, что деньги теперь исчезали быстрее, чем приходили к нему. Спал он, завалившись в кресло в том же костюме, в котором перед этим обедал, и на лацкане которого все еще находилась часть этого обеда. Взглянув на часы, он выругался. Судя по положению стрелок, он проспал целых пять часов, тем не. менее, чувствовал себя совершенно разбитым. Надо было что-то выпить, чтобы взбодриться, и он отмерил себе хорошую пррцию водки. Теперь это была уже не бутылка «Смирнофф», а просто какое-то зелье из местного супермаркета. Правда, оно не захватывало дыхания и, будучи случайно пролито, не воняло сивушными маслами.

Прихватив стакан, он отправился в ванную, где помок некоторое время в горячей воде, давая ей время творить чудеса с его уставшими конечностями. В последнее время ему начинало казаться, что принадлежат они не ему, а совершенно другому человеку. «Никак, старею», — подумал он.

Стоя перед зеркалом, он попытался как-то сгладить ущерб, как есенный во время последнего кутежа. Ему показалось, что в зеркале он видит суровое лицо отца, который все время ставил перед ним какие-то непосильные задачи и все спрашивал, почему у него никогда ничего не получается так, как у его старшего брата Генри. У обоих были одинаковые условия, оба ходили в одну и ту же школу. Но у Генри почему-то все ладилось, и постепенно он полностью затмил младшего брата — и по тому, как продвигался по службе, и по тому, насколько удачнее женился. Впрочем, Чарльз не злился на него и ему не завидовал. По крайней мере, старался. Генри всегда был рядом, когда требовалась его помощь, или совет, или просто подставленное плечо, на котором можно было выплакаться, когда, например, его бросила Мэри. Да, тогда он особенно нуждался в таком плече. Но ведь и она тоже открыто попрекнула его успехами Генри: «Тебе такое не под силу. Тебе вообще ничего не под силу!» С тех пор как Генри перебрался на Даунинг-стрит, у него оставалась гораздо меньше времени на проблемы младшего брата.

В детстве у них все было общим. И многое, даже некоторые девушни, были общими и в юности. Сегодня у Генри другая жизнь, и Чарльз злился — не на Генри, а на жизнь. Она у него не сложилась, и он не понимал почему.

Он осторожно прошелся бритвой по мятому лицу, стараясь обходить шрамы от прежних порезов, и начал собираться — расчесал волосы, прикрыв ими лысеющую макушку, надел свежую рубашку, повязал чистый галстук. Еще немного — и он будет готов отправиться на ночные торжества по случаю успешных выборов, приглашение на которые гарантировали его семейные связи. Остается потереть чайным полотенцем носки ботинок, чтобы вернуть им хотя бы часть прежнего блеска, — да и хлебнуть перед дорогой.

На северном берегу реки на окраине Сохо такси попало в дорожную пробку. В этом месте всегда были заторы, а в ночь выборов улицы заполнили толпы бражников и зевак. Сидя на заднем сиденье автомобиля и глядя, как машину обтекает бесконечный поток пешеходов и велосипедистов, Роджер О'Нейл нетерпеливо барабанил пальцами. Он спешил.

— Давай быстро сюда, Родж, — сказали ему. — Мы не можем сидеть здесь и ждать, даже тебя, всю эту проклятую ночь. И учти, нас уже не будет до самого вторника!

Он был директором службы рекламы и пропаганды партии и одной из ее наиболее известных фигур, но даже если бы его и узнали, вряд ли это дало бы ему какое-либо преимущество. И потом он вообще сомневался, участвовали ли все эти люди в выборах, не говоря уже о том, что вряд ли среди них найдутся такие, кто голосовал за правительство. Какое значение может иметь политика, когда есть возможность подзаработать кучу необлагаемых налогами денег?

Такси пересекло наконец Шафтсбьюри-авеню и влетело в Вардур-стрит, где, однако, тут же уперлось в плотную стену стоящих машин. Боже, так он наверняка их не застанет! И он решительно распахнул дверь машины.

— Пойду пешком! — крикнул он водителю.

— Извини, парень. Я не виноват. В этих пробках я теряю все, что зарабатываю. — Водитель не хотел, чтобы из-за нетерпеливости О'Нейл забыл о чаевых.

О'Нейл выскочил на дорогу, сунул банкноту водителю и рванулся следом за пробиравшимся между машин мотоциклистом. Миновав автомобильное столпотворение, он быстро проскочил мимо заведений со стриптизом и китайских ресторанов в узкую, сохранившуюся, видимо, со времен Диккенса улочку, заваленную кучами мусора. Протиснувшись мимо пластмассовых мусорных ящиков и нагромождений картонных коробок, он побежал. Туфли жали ноги, с наждым шагом боль все усиливалась. Добежав до Дин-стрит, он свернул налево и через сотню ярдов влетел в ворота одного из тех закутков Сохо, которые большинство прохожих, занятых тем, чтобы найти проститутку или увернуться от нее, здесь просто не замечают. Упрятанные в глубине скученных, перенаселенных кварталов, они, как правило, представляют собой небольшой дворик, со всех сторон окруженный мастерскими и гаражами, расположившимися в старых викториансних складских зданиях. Двор был безлюден; каблуки его ботинок звонко стучали по булыжнику, когда он устремился в дальний, затемненный угол двора. Остановившись на мгновение только для того, чтобы оглянуться, он без стуна толкнул небольшую зеленую дверь.

Меньше чем через три минуты он снова появился во дворе и, не взглянув по сторонам, поспешил назад и исчез в людских толпах на Дин-стрит. За чем бы он ни приходил, ясно было только одно: не за сексом.

В штаб-квартире партии было удивительно тихо. После нескольких недель нескончаемой бурной деятельности многие работники и антивисты в день выборов отправились в дальние избирательные округа, чтобы склонить к голосованию за партию еще немногих, чьи голоса, возможно, окажутся решающими. Оставшиеся ужинали в ближайших ресторанах и клубах, стараясь выглядеть уверенными и расслабленными и постоянно срываясь в нервное обсуждение свежих слухов о голосах и настроениях избирателей. Мало кто из них получил удовольствие от обеда, и скоро они потянулись назад, в офис, с трудом пробираясь сквозь толпы зевак и кордоны полиции. Загроможденный и шумный офис за последний месяц стал для них вторым домом. Теперь оставалось ждать результатов, и это тягостное ожидание превратилось в бесконечность.

Когда Биг Бен отбил 10 часов и город начал быстро погружаться в сумерки, чуткое ухо могло уловить раздавшийся отовсюду глубокий вздох облегчения. Избирательные участки закрылись, теперь уже никакие призывы, объяснения, нападки, инсинуации или — что возможнее всего — всемогущая путаница не могли изменить результат. Все закончилось. Некоторые активисты пожали друг другу руки, поздравляя с окончанием работы. Скоро они узнают, наснолько хорошо она была проделана.