Путь колеса (Роман) - Ульянский Антон Григорьевич. Страница 38

Он говорил, пока позволяла минутная стрелка, и в половине седьмого простился.

Анна пошла за ним в сорока шагах. В коридоре ее догнал Брисбен:

— Я буду ждать вас два часа. Если через два часа вы не вернетесь, это будет значить, что вы арестованы.

Эгон шел не торопясь. Идти было недалеко. Без четверти семь к нему подошел какой-то человек. Оба взглянули в одном направлении. В этом направлении было несколько домов, но только один из них был семиэтажным.

Без десяти семь Анна прошла мимо Эгона. Эгон не сразу узнал ее. Он окликнул ее, но она, не оглядываясь, прошла в ворота. Когда на лестнице она, добежав до верха, оглянулась вниз, там еще не было слышно ничьих шагов.

Если бы эти шаги задержались еще на несколько минут, Анна успела бы тем же порядком спуститься вниз и снова пройти мимо Эгона, который так бы и не узнал, куда она ходила. Но почти сейчас же началась осада двери, стрельба, и Анне пришлось вслед за остальными пробраться на крышу и спасаться на аэроплане.

Арест не удался. Воздушный патруль осветил небо, несколько аппаратов погнались вдогонку, но добились лишь того, что аэроплан изменил направление круто на восток.

Эгону не удалось поправить свои дела. Когда, после рапортов по начальству, он вернулся к мыслям об Анне, он был далек от понимания истины. Кто-то из полицейских видел на аэроплане женскую фигуру с приметами Анны. Но он не мог этого осмыслить и, явившись в тот же вечер в «Шарлотту», ждал, что Анна откроет ему дверь.

Когда на второй и на третий день Анны не оказалось дома, он предъявил в контору свои полномочия и потребовал вскрытия двери.

— Никого и ничего… — сказал он, оглядывая с порога пустую комнату.

— Никого и ничего… — повторил его же голос изнутри комнаты.

Он был не так неопытен, чтобы не понимать, каким образом такие вещи бывают возможны. Он разыскал рупор, оглядел свою одежду. Булавка за лентой шляпы объяснила ему истинное положение вещей. Это был для него провал, гораздо более тяжелый, чем сотня неудавшихся арестов немецких эмиссаров.

Он раздавил булавку под каблуком, разгромил рупор, обыскал комнату. Он перетряхнул и соседей Анны. Брисбен покинул «Шарлотту» за два дня перед этим, расплатившись и возвратив в контору ключ. Скруб, предъявивший путевую книгу с отметками властей всего мира, показался ему совершенно безобидным.

На всякий случай он распорядился послать человека в Клифтон — следить, не покажется ли свет в старом доме Дарреля.

28. НАЗАД К ИСТОКАМ

Три первых имени в списке Тарта были зачеркнуты. Оставалось проверить еще с десяток громких имен, но Тарт потерял доверие к своему списку. Он решил подойти к делу с другой стороны.

Он двинулся на север, наперерез первым одиннадцати оборотам, и по первому обороту на восток. Его задачей было проследить путь колеса к его началу.

Чем дальше к северу, тем уже делались зоны разрушения. Зона первого оборота, проходившая через канадские леса, была не шире четверти километра, проросла деревьями и местами совершенно исчезала под свежими песчаными наносами. Однако, узкие вытянутые озера с водой неестественного цвета, встречавшиеся местами, напоминали, что эта изрытая запущенная просека была происхождения более загадочного, чем случайная деформация почвы.

Просека привела Тарта на Ньюфаундленд. Наступил день, когда он подошел к месту, где колесо впервые явилось на американскую почву. Компас и карта показали его путь через океан, и если его начальный пункт был не в океане, то где-нибудь на противоположном берегу должны были остаться после него следы.

Надо было еще раз пройти через заградительную линию. Тарту помогли контрабандисты. Контрабандная торговля с Европой велась под водой. Подводные суда, опускаясь на большую глубину, обходили блокаду. С ними под водой велась борьба и, находясь на положении преследуемых, они нередко терпели аварии. Хороший механик всегда мог найти себе место на этих судах.

Тарт был неплохой механик, но со странностями. Во время пути он удивлял своих хозяев тем, что держался строго одного направления и иногда на малых глубинах погружался на самый низ, зажигал прожекторы и через стеклянные иллюминаторы в нижней обшивке судна освещал морское дно.

Оставалось непонятным, что именно он там искал, но неизменно в воде рядом с судном в полосе прожекторов оказывались огромные мертвые рыбы, плававшие животом вверх, но под тяжестью воды не подымавшиеся на поверхность. Никогда на пути через океан им не приходилось видеть столько мертвечины, которая вся точно собралась к одному месту.

Он высадился на ирландский берег и двинулся в северном направлении, ощупывая каждый шаг. Дюны, размытые водой, не сохраняли старых следов. Он дошел до северной границы, не найдя ничего замечательного, и повернул назад в уверенности, что его путь не может переходить эту черту. Немного позже он определил южную границу своих поисков. Он несколько раз проверил берег между этими двумя точками, пока на холмах вблизи Клифтона не наткнулся на след, подобный тем, какие он уже не раз наблюдал в разных концах земли.

Это была неглубокая и узкая колея, местами до краев заполненная песком и залитая водой. Но сквозь песок проглядывали крапинки красного цвета и красный осадок покрыл наконечник его палки, когда он опустил ее в воду.

Тарт поднялся вдоль колеи по холму. На вершине след совершенно исчезал. Заржавленный металлический круг, с лопастями и батарейками внутри, лежал вблизи этого места, занесенный песком. Тарт откопал его, подержал в руках и положил на место. Предмет был невелик и безобиден, но его соседство с колеей наводило на другие мысли. Было ясно, что эта невинная вещь, прежде чем стать инвалидом, сыграла какую-то роль и сыграла ее добросовестно.

По другую сторону холма он увидел город. Путь к нему шел через пустыри, мимо заброшенных, заколоченных домов. На некоторых из них сохранились дощечки с именами их хозяев. Около одного дома он остановился. Ржавое имя Магнуса Дарреля стояло на его воротах.

Хмурый и скромный человек, памятный ему лишь тем, что он был отцом Анны, неизвестный ученый, включенный в список под третьей чертой среди имея, взятых из словаря, — неожиданно предстал ему в своем настоящем виде.

Дом с заколоченными окнами был пуст.

Тарт обошел комнаты. В мечтах он не раз представлял себе свое будущее свидание с Анной. Он знал, что когда-нибудь они встретятся. В мечтах в ее дом его приводила любовь, и было странно, что на самом деле его привела к ней узкая красная колея и он входил в ее дом как соглядатай, думая не о любви, а о бумагах Дарреля и скрытой в них разгадке.

Он приподнял чехол, прикрывавший портрет на стене. Анна и ее отец, улыбаясь, взглянули на него. Анна была девочкой десяти лет. Магнус Даррель, стареющийся бодрый человек, с доброй улыбкой склонялся над ней и притягивал ее к себе.

Именно таким помнил его Тарт, но сейчас его доброта представилась ему особой формой безумия, а его простота — защитным цветом для его действительных замыслов.

В комнате Анны Тарт присел к столу, просмотрел ее книги, фотографии. Среди фотографий он нашел самого себя, нашел белокурого юношу, которого видел когда-то на экране. Один портрет напомнил ему женщину, погибшую в доме Ривара, но у него не было времени распутывать это совпадение. Старый номер «Клифтонских новостей» с сообщением о гибели Дарреля также попал ему в руки.

Дата смерти поставила его в тупик. Первые слухи о колесе появились гораздо позже этого дня. Выходило, что колесо было пущено через два месяца после его смерти. Другое сообщение в той же газете — о загадочном столбе воды, движущемся на Америку, — привело дело в ясность.

Даррель был мертв, и это облегчало задачу Тарта. Живой Даррель, может быть, стал бы сопротивляться, его пришлось бы убеждать, уличать, вести с ним борьбу, сомнительную, потому что он всегда был бы сильнее Тарта. Он умер, и обстоятельства его смерти были таковы, что он не мог забрать с собой свою химию. Она лежала где-нибудь в доме, покорная и безмолвная, ожидая человека, который сдул бы с нее пыль и обратил бы ее против нее самой.