Astia vala femundis (СИ) - "Soul-keeper". Страница 190

Все это писали в книгах, как обстояло на деле, Фенрис видел лишь отчасти. Всю свою сознательную жизнь он прожил на острове, вдали от основной части империи. Местность с роскошными дворцами, изобилующая щедрой и плодородной землей была для него чужда. Он заранее готовился к тому, что не увидит и не услышит ничего знакомого, не считая языка.

Казалось, Тевинтер изгладился из его памяти, словно дурной сон. Однако если кошмары покидали его ранним утром, уходя безвозвратно, с первыми лучами солнца и объятиями Мариан в теплой постели, то прошлое, которое никак не выгонишь из мыслей, всегда оставалось где-то поблизости. И как бы эльф не противился, оно временами шептало, а подчас и звало из самых глубин души, заманивая, будто дразня своим существованием.

Дорога была совсем не живописная – унылая каменистая пустыня, сплошной грязный серо-желтый цвет и редкие тощие кусты попадающиеся то тут, то там. Песок начал появляться только через пару лиг от Хасмала, и первое время Фенрис с интересом изучал каждую дюну и каждого зверя, попадавшегося на пути. Но постепенно сие занятие ему наскучило. Вести беседу с имощаг на привалах было весьма сложно. Старший лишь указывал ему на карте уже пройденное расстояние, говорил, сколько осталось еды и что будет на ужин. Остальные разбредались по небольшому лагерю, всем своим видом демонстрируя безразличие к походу и преследуемым целям эльфа. Они жили в этих краях, зарабатывая сопровождением караванов и богатых купцов. Хотя последние все же предпочитали не сокращать дорогу через пустыню, вместо этого пользуясь широким имперским трактом.

Прошлое и настоящее скручивались в душе Фенриса тугим жгутом. Все чаще он ловил себя на мысли, что его воспоминания о Мариан – единственное лекарство от подступающего к горлу странного чувства тревоги и какого-то смутного сомнения.

Он объяснял это чувством вины за то, что не взял с собой Хоук, в очередной раз не поставив в известность о своем уходе.

Но эльф не мог иначе. Это было принципом, сродни тем, почему он не хотел жить в ее поместье.

Мариан неоднократно заводила разговоры на эту тему, и до последнего момента Фенрис находил слова, чтобы перевести щекотливую беседу в нужное русло и избавить Хоук от тревоги за их будущее.

Нет-нет, он хотел, чтобы у них было будущее. Но лишь в том случае, если он смог бы обеспечить его сам. Все книги, все трофеи и деньги, которые имела Мариан, были личной заслугой девушки и безраздельно принадлежали ей одной. Эльф считал, что он не в праве посягать на ее имущество, пользоваться положением в обществе и всеми благами, которые могли из этого вытекать. Однако это вовсе не значило, что Фенрис собирался опустить руки и ничего не делать.

Он уже довольно давно завел привычку откладывать заработанные деньги. Сначала он делал это попросту не успевая столько потратить. Как-то раз эльф пришел в Висельник, справедливо рассудив, что если к кому и обращаться по финансовым вопросам, то только к Тетрасу. Они были дружны с гномом, хоть с виду этого нельзя было сказать наверняка. Варрик знал привычку эльфа к немногословности, но, как умелый торговец и знаток человеческой души, он находил путь, выбирая нужные ниточки, цепляя те мысли, которые Фенрис упорно пытался скрыть от окружающих. В конце концов, они стали общаться теснее, делясь друг с другом тревогами, которые в совокупности, касались одной лишь личности, имя которой Мариан Хоук.

В тот день эльф был предельно честен: он выложил гному все. И о деньгах, и о его положении в качестве экзотического любовника Защитницы Киркволла, которая, кстати, уже успела прослыть женщиной с причудами, несмотря на все свои благие деяния. Тетрас понимал, что Фенрису, в общей сложности, наплевать на чужие разговоры – его заботило другое. Он не хотел мириться со сложившейся ролью. Он был намерен стать защитником сам.

Но для этого требовалось сделать многое. Вместе, они пришли к выводу, что искать повода подтвердить право на полуразрушенное поместье, в котором поселился эльф, весьма неразумно. Тетрас предложил другие варианты по приобретению недвижимости, однако предупредил, что ввиду усиления власти храмовников, проводить сделки в Киркволле не стоило. Вместо этого гном лично вызвался подыскать ему дом, где-нибудь в отдалении от шумных городов, поближе к фермам и спокойной, размеренной жизни.

Фенрис хотел принимать решения. Быть для Мариан не просто любовником – стать ее мужчиной. Во всех смыслах, в которых только возможно было понять значение этого слова. Эльф часто думал о том, что марчане и ферелденцы вкладывали в понятие брака. Многочисленные книги способствовали тому, что в нем сформировалось четкое понимание того, как должна выглядеть семья. Он хотел, чтобы они с Мариан стали семьей. Спустя столько лет, проведенных в отрезе от своего темного прошлого, новая жизнь, которую Фенрис строил, казалась все реальнее и ближе, с каждым маленьким шагом.

Но тугой жгут, стягивающий ребра в районе сердца, по-прежнему не давал покоя. Прошлое приходило к нему во снах, звало за собой наяву, в минуты отрешенных раздумий. Эльф видел в дневнике Данариуса последнюю нить, связывающую с тем, что происходило в те далекие дни. Он хотел разорвать ее во что бы то ни стало. Вспомнить последние мгновения перед ритуалом, узнать, почему Силиус так хотел умереть, увидеть во всем случившемся какой-то смысл.

Понять, почему он стал таким.

Старая, пожелтевшая бумага дневниковых страниц, испещренная витиеватым, убористым почерком, не могла дать ответов. Фенрис решил искать их самостоятельно.

К исходу второго дня путешествия, перед ночлегом, один из проводников сел возле костра рядом с Фенрисом. Эльф не ожидал чьего-либо присутствия рядом, погруженный в свои невеселые мысли. Он вздрогнул.

— Ты вспоминаешь, — молодой имощаг опустил повязку, явив эльфу тонкую линию губ и худое скуластое лицо, покрытое темной щетиной.

— Вспоминаю?

— Женщину, что дала тебе это, — он указал на алую ленту, бережно повязанную вокруг запястья эльфа.

Фенрис не знал, что на это ответить. Будучи пораженным проницательностью этих людей, он тут же осадил себя, подумав, что они испокон веков жили в единении с дикой природой. Именно этот факт влек за собой причину того, что они смотрели на мир иначе. Видели те детали, на которые любой другой не бросил бы и мимолетного взгляда. Чужаки казались имощаг смешными, во всем их поведении ощущался легкий налет снисходительности. Словно перед ними был ребенок, а не умудренный опытом взрослый.

— Далекой дорогой идешь по пятам за смертью, — имощаг произнес фразу на тевине, но с большим акцентом. Эльф недоуменно покосился в его сторону.

— Там, — мужчина указал на горный хребет, тянущийся по правую сторону горизонта, — дурные земли.

— Почему?

— Животных нет, птиц нет, людей нет, — отрывисто продолжал он, с трудом подбирая выражения и начав заметно нервничать.

Еще вчера Фенрис заметил, как имощаг незаметно перебрасывались отрывистыми фразами на своем гортанном наречии. Маршрут эльфа им определенно не нравился, но выбирать не приходилось, ведь он заплатил за сопровождение так же, как и гномы заплатили ему за охрану. Уговор есть уговор.

— Мы доведем до места, но на плохую землю шагу не ступим, — предупредил мужчина, а затем тихо добавил пару слов, значения которых эльф уже не понял.

— Выполните обещание, я заплачу, — Фенрис склонил голову, и имощаг удостоил его кивка в ответ.

Подобных разговоров между ними больше не происходило.

По мере того, как они приближались к горам, чувство тревоги в груди разрасталось все сильнее.

Эльф то и дело ловил себя на мысли, что за ними следят. Словно у гряды красноватых гор внезапно появились глаза, которые жадно наблюдали за странной компанией чужаков, вторгнувшихся в ее безмолвные владения.

Имощаг остановились внезапно. Старший объяснился с Фенрисом, предупредив, что далее он должен будет проделывать оставшийся путь самостоятельно. Эльф смерил расстояние взглядом. Видимый горизонт определялся на лигу, но не более того. Он кивнул своим проводникам, расплатившись с ними, как и было оговорено.