Astia vala femundis (СИ) - "Soul-keeper". Страница 70

Когда я увидела портрет его жены там, в подвалах... Это была Лиандра, в точности. Остальные жертвы стали телом. От мамы ему нужно было только лицо. Он увлекся некромантией, задумав оживить эдакий симбиоз из чужих частей...

— Выходит он позаимствовал лицо твоей матери?

Хоук опустила голову на ладони. Фенрису показалось, она вот-вот заплачет. Но девушка издала лишь прерывистый вздох и убрала руки от лица. Может быть, в какой-то момент слезы пропадают, глаза становятся сухими и только ноющая боль в груди дает знать о том, что ты никогда не переживешь эту потерю?

Он чувствовал, что она задвигает свои мысли и переживания на задний план, как и о сам. Прячет за шутками, чудными выходками, которые многие считают лишь странностями... Но кто-нибудь видел ее настоящую? Когда она сотрясалась в рыданиях, уткнувшись ему в грудь...

У Фенриса появилось острое желание обнять ее, успокоить, молить о том, чтобы она не сдерживала в себе страх, чтобы по-настоящему улыбалась. Он точно не знал, да и не смел надеяться, однако, все же верил, что улыбаясь ему, она была искренней и настоящей. Рядом... Словно так и должно быть.

— Я убила его...

— Я поступил бы так же.

— Мне страшно, Фенрис. Мне впервые так жутко, по-настоящему страшно.

Эльф сел и робко положил руку ей на плечо. Не зная, поймет ли она этот жест правильно...

Ты не одна, мне же тоже страшно.

— Я слышала демона. Впервые так близко, он зашептал мне в ухо, чтобы я приняла этот дар, что еще секунда, и моя мать будет жива. Он пообещал, что оживит ее, понимаешь?

Холодок пробежал по шее Фенриса. Конечно, он прекрасно понимал, о чем Хоук начала говорить. Об искушении, с которым сталкиваются такие, как она. Маги. Слышат голоса в Тени, чем тоньше завеса, тем сильнее. Демоны, духи, все, кто отчаянно хотят оказаться рядом с людьми – они начинают тянутся в мир.

А в тот момент, когда Хоук увидела тело своей матери... Каффар, каково же ей пришлось тогда?

— Мне стыдно говорить тебе об этом... Об этой слабости... — ее плечи вздрогнули, и Фенрис убрал руку.

— Но ты все-таки скажи, Хоук, — пробормотал он, а затем к своему собственному удивлению тихо добавил, — я вовсе не считаю это слабостью.

Мариан оглянулась и удивленно посмотрела на него.

— Ты не слабая... Это не слабость... Каффар, я это правда сказал? Просто... — Фенрис почувствовал, как слова в голове путаются все больше, а сказать ведь хотелось так много.

Хоук грустно, но понимающе улыбнулась.

— Тебе было страшно, это же твоя мать. И в конце концов, ты не поддалась! Я же говорю сейчас с тобой, а не с демоном!

— Знаешь, на что это похоже? — Хоук снова начала смотреть в сторону, так, чтобы он не видел ее лица. Хотя по голосу было ясно, как она напугана и взволнована.

— Представь себе маленького ребенка, беззащитного. У него нет ног, он ходить не может. Видит, как это делают другие, а сам не может. И ты вдруг чувствуешь, что не в силах изменить это. А он плачет и спрашивает, но почему? Почему вы, а не мы? Говорит прямо в ухо. А тебе его жаль, до боли в груди. Вот в эту секунду все и происходит. Ты жертвуешь себя, потому что они могут заставить тебя почувствовать, каково им.

— У всех магов так? — ошарашено прошептал Фенрис.

Только что, у себя в голове он услышал звонкий голос маленькой сестры, которая спросила: “Почему у меня нет красивого платья, а у тех детей есть?”

— Я не знаю, как это у других... Я не знаю, каким бывает чужое искушение.

Хоук уткнулась лбом в колени.

Фенрис придвинулся ближе и сделал то, что хотел больше всего на свете, с тех пор, как увидел Мариан на кровати с маской, вместо привычно-доброго и милого лица.

Он положил руку ей на плечо и мягко притянул к себе. Хоук не сопротивлялась, вяло склонив голову и уткнувшись ему в грудь. Аромат ее кожи и волос ударил в ноздри, опьяняя не хуже настойки, которую они уже почти выпили.

Фенрис молчал, сжимая ее плечо чуть крепче, пытаясь, наверное, сказать этим, что он рядом. Не уйдет от нее, ему действительно не хочется этого.

— Ты же видел, как это происходит, — тихо прошептала она, — видел, как маги становятся одержимыми.

Фенрис слишком хорошо знал, о чем она говорит.

— Ты сможешь убить меня, если я не справлюсь с искушением?

От ее последних слов стало жутко.

Не потому, что она попросила убить. Это не представляло сложности, ведь эльфу приходилось иметь дело с малефикарами и одержимыми. Просто теперь он ясно осознал причину своего беспокойства. То были люди, которых он видел первый и последний раз в жизни. А перед ним была Хоук, та, которую он сейчас осмелился бы назвать своим единственным другом.

Та, которую он желал в своих снах, целовал и даже был близок, как никогда и ни с кем за целую жизнь. Смог бы он убить ее? Хватило бы смелости?

Он ненавидел магию. И обнимал сидевшую рядом магессу. Разбитую, расстроенную и потерянную. Нет, не так. Он обнимал Хоук! Родную, теплую... Его.

Фенрис задумался, в какой момент его подсознание так ловко разделило в голове Хоук-девушку и Хоук-мага. Когда это началось?

— Фенрис, прости, что завела этот бессмысленный разговор, – она осторожно вылезла из-под его руки.

— О, мне теперь есть о чем подумать, — мрачно пробормотал он.

— Каким способом меня прикончить? — усмехнулась Хоук.

— Я не хочу тебя убивать. И не смогу теперь. Наверное. Не знаю!

— Забудь, я постараюсь, чтобы тебе не представилась такая возможность!

Она некоторое время смотрела на него, словно изучая.

— Вот только не сморозь сейчас какую-нибудь слюнявую чушь! Я благодарна за то, что ты такой, какой есть. Если мне понадобятся соболезнования, я пойду в церковь!

Фенрис отвернулся, чтобы сделать глоток из бутылки и скрыть от нее собственную улыбку.

— Я ненавижу, когда меня жалеют.

— Я тоже.

— Знаешь, в бездну все, у меня будто прилив сил! Я готова плюнуть в лицо Аришоку, чтоб его, послать наместника, пнуть под зад Гамлена и всех, кто пытается меня достать! — Мариан вырвала у него из рук настойку и тоже выпила.

— Хоук, сделай одолжение, когда соберешься осуществлять свой коварный план, не забудь позвать меня, — Фенрис лениво толкнул ее плечом, и она улыбнулась.

— А ты когда-нибудь сожалел о чем-то?

— Немного…

— И что мы будем делать со всеми этими сожалениями? — Мариан хитро улыбнулась.

— Не знаю, пожалуй нужно просто жить дальше?

— Хорошая мысль! Эй, гляди-ка! — она чуть не подпрыгнула на черепицах, указав пальцем на кого-то внизу, — это же мадам Илония! Эта толстозадая сука уверяла меня, что как-то давала моей матери ожерелье! Она хотела его вернуть, представляешь? Прямо во время похорон ко мне подошла! Старая стерва…

— Хоук, осторожнее…

— Дай я в нее дерьмом кину, а?

— Это очень необдуманный поступок, Хоук.

— Перестань звать меня Хоук! Хоук то, Хоук это, тошнит уже!

Мариан подползла к самому краю крыши, провожая мадам злобным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Закусила нижнюю губу, обдумывая про себя какой-то коварный план.

— Мариан! — шикнул на нее Фенрис, но Хоук в этот момент было не остановить.

При помощи магии, она подняла кучки птичьего помета с крыши и запустила их прямо на голову мадам и всей ее свите.

Поднялся визг, шедшие с ней рядом фрейлины тоже пострадали. Стражники забегали вокруг в поисках предполагаемой угрозы.

Хоук откатилась от края крыши, давясь от хохота.

— Жаль я не видела ее лица… И ее великолепной прически, — пробормотала Мариан, вытирая выступившие от смеха слезы.

Фенрис сидел рядом, скрестив ноги, и сосредоточенно вынимал у нее из одежды щепки и перья.

— Что ты делаешь, да брось, я великий голубиный мститель, несущий ужас на крыльях ночи! — продолжала хохотать Мариан.

— Почему ты пытаешься казаться такой несерьезной? — Фенрис не выдержал и засмеялся вместе с ней.

— Потому что иначе у меня рожа треснет! — Хоук схватилась за живот, давясь от приступов хохота.