Новая заря (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 47

- Двадцать пять к одному! – Ахнул герцог Лерма.

- Да, - сказал посол и учтиво поклонился. - После победы Император направил в Крым запорожских казаков. Полуостров некому было защищать. Поэтому их набег должен быть невероятно губительным. Оправиться от такого удара Крымскому ханству будет очень сложно. Если вообще получится. Союзники ханства на северном Кавказе оказались в аналогичном положении. Там сейчас начался передел власти – их потрошат соседи. А значит, они не смогут оказать Стамбулу помощь в войне с Персией.

- Славная победа! – Восторженно произнесла королева. – Император не собирается выступать против османов?

- Пока нет, Ваше Величество, - произнес посол. – Не сейчас. Пока он сражался с Гераем, у него в тылу вспыхнуло восстание, поднятое Василием Шуйским.

- Серьезно?! – Воскликнул Филипп. - Но почему?! Он выглядел вполне разумным.

- Имело место досадное недоразумение. Император по какой-то причине не послал в столицу весть о своей славной победе. Вот все и подумали, что он либо погиб, либо скоро будет убит превосходящими силами. Василий вступил в конфликт с супругой Императора. Она была законной Государыней, но он считал иначе, опираясь на более древнее право. Да и время было сложное. Державе требовалась крепкая мужская рука. Они повздорили. А дальше уже никто не пожелал отступить. Василий поднял против Императрицы войска, собранные им для обороны столицы. Попытался взять укрепленный Императорский дворец. Но не удалось. Преторианцы – личная гвардия Императора сумели удержать этот рубеж обороны и уничтожить его артиллерию. После чего он устроил изрядное задымление и стал травить защитников дворца дымом.

- О Боже! – Воскликнула королева. Она хорошо знала Василия и не ожидала от него такого поступка.

- В дыму погибли мать Императора, его сын и жена. Однако жену он воскресил…

Долгая вязкая пауза.

Все в зале медленно-медленно переваривали услышанное.

- Что? – Наконец переспросил герцог Лерма.

- Воскресил. На глазах толпы и церковных иерархов. Там присутствовал Патриарх Москвы и всея Руси и Отец Муцио – высокопоставленный представитель ордена иезуитов. От него, кстати, у меня с собой и письменное свидетельство о происшедшем, дабы никто не усомнился.

- А ты там был? – Спросила Маргарита Австрийская.

- Конечно. Все произошло на моих глазах.

- И… как это было?

- Странно… - чуть подумав, ответил посол. – Император выскочил из дворца сам не свой с ее бездыханным телом на руках. Положил на землю и начал делать что-то непонятное. Вдыхал ей в рот воздух. Как-то странно давил на грудь. Нам всем показалось – он с ума сошел от горя.

- А молитвы? Молитвы Господу он возносил? – Уточнил король.

- Молитвы? – Задумчиво переспросил посол. – Да, наверное, ЭТО можно назвать молитвой. Он не просил Бога явить милость. Он угрожал ему расправой, если тот этого не сделает.

- Что?! – По залу прокатилась волна удивления.

- Отец Муцио говорит, что Господь, видя столь тяжелое горе, решил сжалиться над ним, явив свое человеколюбие и милосердии. И, в тот самый момент, когда Патриарх уже начал предпринимать какие-то действия, чтобы прекратить это безумие, Марина ожила. Хрипло вздохнула и зашлась кашлем. Говорят, она потом болела. Не каждый день же умираешь. Но уже спустя пару месяцев выглядела вполне здоровой и свежей.

- Это какая-то страна чудес, - покачал головой Филипп.

- Дальше творились дела не менее значимые, - продолжил посол. – Там ведь часть иерархов Русской православной церкви поддержали Шуйского, избрав воровским способом нового Патриарха. Незаконного, разумеется. Вот Император и созвал Поместный собор, на котором произошло масса странных вещей… - произнес посол, начиная удивительное повествование.

Для начала Поместный Собор признал незаконным избрания Игнатия, лишив его не только патриаршего сана, но и вообще – духовного. А вместе с ним и всех иерархов, что голосовали за него на том Воровском архиерейском соборе. То есть, вывели из-под юрисдикции церковного суда, позволяя Императору их достойно наказать. А сверх того еще и анафеме предали. На всякий случай.

Не медля, в тот же день, всех осужденных на смерть по «делу Шуйского» раздели и погребли заживо в общей братской могиле. Вместе с князем. Вышло в духе княгини Ольги, что погребла живьем послов древлян за убийство мужа. Жуткая смерть, но вполне ожидаемая. Мало того, на время ее проведения Поместный Собор был прерван. Чтобы посмотрели да подумали над своим поведением.

Одновременно с этим были зачитаны приговоры всем осужденным, как пойманным, так и сбежавшим. Именно тот день ввел в уголовную практику Империи Русь такое явление, как экстерминатус, под которым подразумевалось поражение во всех правах и конфискация в пользу короны всего имущества с вырезанием рода. Именно такому удару был подвергнуты, например, дома Романовых и Шуйских. Да и вообще – конфискаций в пользу короны было много. За дело, разумеется. Например, из пятнадцати тысяч семей поместных дворян свои владения сохранило только одна тысяча семьсот двенадцать. А бояр, так и вообще из трех десятков осталось всего четверо…

На следующий день продолжили заседание иерархов.

И сразу же, по настоянию Патриарха Иова, Собор освидетельствовал воскрешение, признав его чудом. А потом, без раскачки перешел к программе церковных реформ, выдвинутых Дмитрием.

Ключевым пунктом преобразований стало осуждение иосифлян  как ересь и утверждение «не стяжательства» новой церковной доктриной. В ее осуществление ¾ церковных владений отходило короне без каких-либо компенсаций. Ибо они «отвлекали клир от борьбы за спасение душ». Самых разных владений, как земельных, так и прочих. Например, в ходе борьбы со стяжательством, казне передавалось огромное количество книг, древних свитков, монет, украшений и драгоценной посуды. По самым скромным оценкам только изделий из драгоценных металлов там получалось на сумму свыше пятнадцати миллионов рублей. Новых рублей . Очень непросто дался церковным иерархам этот шаг. Многие всей душой были «против», но перечить не посмели. Только не после воскрешения, жуткой казни вчерашних иерархов и удивительных военных походов.

На фоне этого фундаментального и переломного момента в судьбе Русской православной церкви принятие ею Новоюлианского календаря  с установкой летоисчисления от Рождества Христова было сущей мелочью. Как и утверждение Нового года в день Рождества. То есть, Поместный собор постановил 25 декабря 7117 года от сотворения Мира по Византийскому счету считать 1 января 1609 года от Рождества Христова, а Рождество с тех пор праздновать с 31 декабря на 1 января.