Хроноагент - Добряков Владимир Александрович. Страница 74

Гелена целует маму и входит в дом. Она поднимается на второй этаж, в свою комнату. Там она раздевается и, оставшись в одних трусиках, накидывает такую же полупрозрачную накидку, в какой Лена приходила ко мне в первый вечер. Обувшись в белые тапочки, она спускается в столовую.

Они с мамой ужинают, о чем-то разговаривают. После ужина Гелена выходит в сад и, посидев немного у бассейна с проточной водой, уходит к себе.

Минут десять она разговаривает по видеофону с молодым человеком в военной форме.

— Это — ее жених, офицер флота, — поясняет Лена.

Закончив разговор, Гелена берет бумагу, пишет письмо, запечатывает конверт. Она садится у раскрытого окна и смотрит на вечерний поселок. На коленях у нее устраивается белая с черным кошка. Голограмма останавливается.

— Все, — говорит Лена, — на этом Гелена Илек кончается.

— То есть? Как это — кончается?

Лена рассказывает.

Ночью произошло внедрение, и на работу в институт в образе Гелены Илек поехала хроноагент. Задача у нее была довольно простая, но очень ответственная.

В институте готовился эксперимент по свертыванию пространства. Такой же эксперимент готовился и в Новосибирске. Эксперимент в институте, где работала Гелена, должен был закончиться катастрофой. В расчеты вкралась ошибка, и генераторы, формирующие поле, выдавали не ту частоту. В результате жертвы и разрушения.

Руководитель проекта, пятнадцать лет трудившийся над этой проблемой, настаивал на скорейшей экспериментальной проверке. Но директор института был осторожным, умудренным опытом человеком. Он решил узнать, как обстоят дела в Новосибирске. Сравнив расчеты, он обнаружил несоответствие. Директор занялся проверкой расчетов и передал в свой институт распоряжение: отложить эксперимент до его возвращения. Но он опоздал.

Руководитель проекта самовольно начал эксперимент, и произошло непоправимое. В нуль-фазе решили, что проще всего будет уложить его на больничную койку до возвращения директора. Это и сделала хроноагент в образе Гелены Илек. Она “накачала” ученому высокую температуру, спровоцировала сильный кашель и одышку и уложила его в институтскую больницу. Так как ученый порывался нарушить предписанный ему больничный режим и заняться тем, чем ему заниматься было никак нельзя, хроноагент на ночь дала ему сильнодействующее успокоительное. Это была ее ошибка. Она просто не знала, что много лет назад ученый получил черепно-мозговую травму, и в результате ее успокоительное подействовало на него, наоборот, как мощное тонизирующее средство.

Под действием этого средства ученый не спал всю ночь, а на рассвете оставил больничную койку и пошел в лабораторный корпус, готовить эксперимент. Хроноагент, увидев на пульте сигнал, что палата пустая, все поняла и бросилась следом, намереваясь остановить ученого. Но было уже поздно. Первое, что он сделал, это включил генераторы на пятнадцать процентов мощности и попытался посмотреть, как будет формироваться поле. Этого было достаточно. Взрыв уничтожил лабораторный корпус вместе с ученым и хроноагентом, которая как раз вошла в лабораторию.

Так безуспешно закончилась операция, а в нуль-фазе появился новый сотрудник.

— Это ты? — спрашиваю я.

— Ты удивительно догадлив, — подтверждает Елена. — Сначала, когда мою матрицу внедрили в тело-носитель, я была в шоке. Вспомни, как возмущался ты. А теперь представь, как психовала двадцатидвухлетняя девчонка… Но Время — лучший лекарь, особенно в юности. Скоро я успокоилась, прошла курс обучения и стала хроноагентом. Работала я много и с интересом, но однажды…

Лену внедрили в молодую ведьму, которую только что схватила инквизиция. Задача была довольно трудной. В споре с инквизиторами надо было доказать абсурдность обвинений, выдвинутых не только против нее, но и против целой группы ведьм, схваченных в этом городе. Среди обвиняемых была женщина, беременная мальчиком, который через сорок лет должен был стать кардиналом и полностью упразднить инквизицию.

Лена уже почти добилась успеха, когда нелепая случайность погубила все и всех. Верховный Инквизитор, совершая поездку по стране, неожиданно решил заглянуть и в этот город. Инквизиторы засуетились. Верховный Инквизитор в эти дни отмечал свое сорокапятилетие, и местная инквизиция не нашла для него лучшего подарка, чем сорок пять костров с осужденными еретиками и ведьмами. Осужденных на такое число костров не хватало, и на костры пошли подследственные, в том числе и Лена, и та женщина, ради которой была задумана операция.

Инквизитор мог и не принять такой “подарок”. Осужденные ждали на кострах, возле которых стояли палачи с горящими факелами. Наконец появился кортеж. Верховный Инквизитор увидел готовые костры, выслушал объяснения, улыбнулся и махнул ручкой. Костры запылали…

Но в Монастыре злоключения Лены не кончились. Поскольку ее возврат не планировался, тело ее находилось в “запаснике”, в глубокой консервации, а в пункте переброса женских тел не было. Ее матрицу внедрили в мужское тело. Четыре дня, пока ее собственное тело выводили из консервации, Лена прожила мужчиной.

— Ты не можешь себе представить, что я пережила при этом! Сейчас, когда я вспоминаю, меня всю трясет. Это был шок, ни с чем не сравнимый. Сам представь свое сознание в женском теле.

Я представил во всех подробностях и содрогнулся.

— От психологической несовместимости я чуть рассудка не лишилась. Нэнси потом лечила меня целый месяц. Уже думала, что со мной все кончено. Но постепенно я вошла в норму и вернулась к работе.

— И никаких последствий?

— Ну как же! Такое бесследно не проходит. Остались два осложнения. Первое: я испытываю ужас при мысли о переносе моей матрицы в другое тело. Правда, Нэнси старательно меня лечит и не теряет надежды на мое полное выздоровление.

— А второе?

— Второе? — Лена замолкает и какое-то время смотрит на голограмму, где Гелена сидит у окна. — Второе — это отношение к мужскому полу вообще и к половой жизни в особенности. Вот от этого Нэнси вылечить меня никак не могла. Все, что она ни пробовала, не помогало. Вылечить меня могли бы только в одной из биологических фаз, где царит культ секса и эротики. Но туда я могу попасть только в виде матрицы, а фобию переноса я пока никак не могу преодолеть.

— И как же ты вылечилась? Я имею в виду мужебоязнь.

— А ты меня вылечил, — шепчет Лена. — В ту ночь вылечил. Неожиданно, раз и навсегда.

Лена обнимает меня и припадает к моим губам в поцелуе. Я крепко прижимаю ее к себе за плечи и талию, а Лена охватывает мои ноги своими, и со стороны, наверное, уже не разобрать, где — я, а где — моя подруга.

Глава 12

Проснувшись утром, обнаруживаю, что Лены рядом нет. Дверь в соседнее помещение открыта. Интересно, что там? Любопытство пересиливает во мне чувство деликатности, которое говорит мне, что не совсем удобно, будучи здесь всего второй раз, беззастенчиво шарить по всем углам.

В конце концов, я же для нее не чужой человек, говорю я себе и прохожу в эту дверь. За дверью оказывается обширное цилиндрическое помещение с широкой винтовой лестницей без перил. На дне этого “колодца”, на более чем десятиметровой глубине — большой бассейн, заполненный прозрачной, до голубизны, водой. Лена лежит на спине и мечтательно глядит в прозрачный свод над моей головой.

— Иди сюда! — зовет она меня. — Прыгай! Или боишься?

Лучше бы она этого не говорила. Я с подросткового возраста не прыгал в воду с высоты, а уж с такой тем более. Но нельзя же перед Леной показать свою нерешительность. Собираю в кулак все свое мужество, заталкиваю внутренний голос, который кричит: “Идиот! Разобьешься!”, куда-то поглубже и с мыслью: “Только бы не плашмя…” — сигаю вниз. Кажется, я остался жив. Вынырнув, слышу смех Лены.