Йормунганд (СИ) - Васильева Светлана. Страница 38

Гарриетт смотрел на Йормунганда со смесью удивления и жалости. Йормунганд выкинул старый дорожный плащ. Тот потерял глубокий синий цвет, став безжизненно-серым. Теперь молодой человек носил шелковые рубашки и бархатные кафтаны. Он не скупился на тонкую отделку по специальному заказу — множество змей переплетались в дивном ирмунсульском узоре по подолу и рукавам. Йормунганд вновь начал разговаривать властно со слугами, делая послабления лишь Ругеру, но и то, больше от осознания его в своей собственности.

Йормунганд снова превращался из бродяги в сына Ангаборды, сына Лодура, наследника Ирмунсуля.

Гарриетт вздохнул. Рано или поздно новый стеклянный замок Йормунганда рухнет. И лучше, чтобы скоро, пока он, Гарриетт, рядом.

— Элоди так этого не оставит, — сказал Гарриетт. — Она унизилась перед всеми. Эдегор этого так не оставит и, что важнее, Раннвейг постарается вытянуть из произошедшего все возможное. Элоди выдадут замуж, а тебя… либо сошлют, либо отравят.

Йормунганд ухмыльнулся.

— Отравят? Меня? Я автор практически всех ядов, что есть в округе. Не смогут и не посмеют.

— Кроме печеной картошки с тунцом, — сказал Гарриетт. — К этой отраве ты непричастен.

Йормунганд дернул уголком губ.

— Да, кроме вот этого блюда. Кухарка тут справляется без меня.

— Я слышал, еще один человек умер, — сказал Гарриетт.

— Помощник псаря, — сказал Йормунганд, понизив голос, — еще говорят, что остатки картошки по ошибке выкинули свиньям, и они все издохли.

Гарриетт ахнул.

Они оба помолчали, отдавая должное способностям кухарки.

— Слушай, а есть вероятность, что ты все-таки ответишь взаимностью Элоди?

— Нет.

— Если тебя смущает ее внешность или возраст…

— Еще в нашу первую встречу, — сказал Йормунганд, — когда впервые ее увидел поодаль Эдегора, я подумал, что она Дочерь. Что одна из них все же нагнала меня и пришла по мою душу.

— Разве ты и Ванадис?..

— Слухи не врут, но и не говорят правду. Когда я бежал, Ванадис преследовала меня в снах, Дочери преследовали наяву. И Элоди, какой бы она ни была, для меня сродни им. Я не могу, не могу даже смотреть на нее. Не смогу прикоснуться к ней. Со временем, возможно, это пройдет. Да пройдет, но для меня она женщина не больше, чем узорчатые ворота в сад.

И Йормунганд кивнул на ворота, что тускло блестели темным металлом в тени листвы.

— А симпатичные ворота, — сказал Гарриетт.

Йормунганд ткнул его кулаком в плечо.

— Если тебя не знать, то можно счесть твою холодность за благородство, — сказал Гарриетт. — Ты и в самом деле не похож на своего отца. Пожалуй, ты даже больше эгоист, чем он.

Развязка наступила быстрее, чем Гарриетт предполагал. Карающая длань Эдегора накрыла и его. Как и в день, когда он отстаивал Йормунганда перед князем, он вновь оказался преклоненным, на этот раз перед княжеской четой. Валонхейм и Элоди не присутствовали. Гарриетт догадывался, что при новой госпоже, положение старших детей не просто пошатнется, рассыплется. Валонхейм затаился, Элоди же вела себя как ребенок.

Эдегор принимал его не в зале, а в личных покоях. Деревянные стены завешаны коврами, тяжелый полог скрывал княжескую опочивальню. Но и тут Эдегор восседал на высоком стуле с резной спинкой, а под ногами его стояла скамеечка с бархатной подушечкой. Раннвейг стояла рядом, положив тонкую ладонь мужу на плечо. Накидка, в которую она укуталась, соскользнула, показывая глубокий ворот атласного платья натянутого на крепкой груди. Светлые волосы Раннвейг слегка растрепались, будто она только встала с постели. На лице Раннвейг читалась гордыня и решимость. Йормунганд не рассказывал, как убедил любовницу Йорда выйти за Эдегора, но без чар явно не обошлось. И теперь Раннвейг собиралась отомстить. Гарриетт старался смотреть мимо нее. Подобострастного взгляда не получалась, а иного она бы не потерпела.

— Мы получили донесение, — сказал Эдегор, и голос его прозвучал глухо, как будто слова даются с трудом. — Хмм, мм, в западной части наших провинций…

Гарриетт подавил усмешку. «Западные части провинций» представлял маленький клочок земли между скалами с одной стороны и равнинами Ингви с другой. С землями Ингви их разделяла лишь речушка называемая Иголинд. Имя ей дали древние поселенцы, от народа которых ныне осталось человек пятьдесят, не больше.

Совсем полная, беспросветная дыра.

— Появилась некая тварь, нападающая на путников. Возьми небольшой отряд и проверь, так ли это. Наверняка лютуют волки или медведи, но хранить безоапасность проезда через наши земли — наш долг.

Эдегор выражался непривычно пафосно, и легкая дрожь пальцев выдавала его нервозность.

Гарриетт склонил голову.

— И возьми с собой Йормуна, — сказал Эдегор быстро и даже с облегчением. Наконец-то он сказал главное.

— Конечно, — произнес Гарриетт, удивляясь про себя, с чего это Эдегор так волнуется, давая простое задание, даже если суть его — убрать с глаз долой неугодного придворного.

— И еще, — сказала Раннвейг, — постарайтесь остаться там подольше.

— Мы вернемся, как только с неизвестной тварью будет покончено, госпожа, — сказал Гарриетт с улыбкой. Он по-прежнему избегал смотреть на нее. Раннвейг внушала ему иррациональное беспокойство, будто кошка скребла по сапогу. Но Йормунганд убедил ее сделать что-то против ее воли. А значит, не стоит бояться, находясь на стороне сильнейшего. Йормунганд не проиграет ей.

Но осторожность не помешает.

— Мы выдвинемся немедленно, — сказал Гарриетт.

— У нас есть небольшой… подарок для Йормунганда, — продолжила Раннвейг. Гарриетт нахмурился.

— Поскольку он, верно, занят сейчас… Мы посылали за ним, но слуги не нашли его. Надеюсь, он не покинул нас как некогда Альфедра. Йормунганд думает, что князь зол на него и сожалеет о потере расположения князя. Постарайся разубедить его. Нет никого, кто был бы приятнее нам, чем Йормунганд из Ирмунсуля.

Гарриетт нахмурился еще больше.

— Будь добр, передай ему, — и Раннвейг протянула Гарриетту сверток из шелкового платка, вышитого по краю цветочным узором. В платке угадывалось что-то холодное, маленькое и неправильной формы. Гарриетт поклонился, с недоумением украдкой ощупывая платок.

— Я передам.

Йормунганда и в самом деле не могли найти. Ругер пожимал плечами, а по его желтоватым глазам ничего нельзя было понять. Он клялся и божился, что его хозяин вот вышел на минуточку, а может, и выпорхнул в образе черной птицы, кто их, колдунов, разберет. А как вернется, Ругер ему сразу обо всем доложит, всенепременно, сразу же.

Йормунганд же, предчувствуя недоброе, отправился навестить прежнего друга — Бьярне, что томился теперь в самой высокой башне Эдегора.

Стража у башни пропустила его без вопросов. Йормунганда уже начали узнавать и, в какой-то степени благодаря Гарриетту, стража и воины относились к нему со сдержанной лояльностью. Защитные руны, которые Йормунганд накладывал на оружие, тоже поспособствовали.

Башню явно достраивали, деля ее повыше. Кладка поменялась примерно с двух третий ее высоты. Серый камень, которым был выложен замок, сменился темно-коричневым камнем, мягче и легче. Ступеньки, хоть и были сделаны позднее нижних, уже обсыпались. Мелкая крошка пыли вздымалась у Йорунгандовых сапог. На стенах плясали отсветы от факелов, рождая таинственные и тревожные тени.

Перед верхом башни находилась каморка тюремщика. Оттуда, из-за прикрытой двери, слышалось треньканье лютни и приятный басовитый голос, выводящий песенку о чудесной деве из-за моря, что ждала-ждала своего возлюбленного моряка, да утопилась. Йормунганд постучал, пение прекратилось и за дверь высунулся приземистый, с картошкой-носом, тюремщик. Кислый запах заставил Йормунганда поморщится.

— Я к цвергу, — сказал он. — По приказу Эдегора, — добавил он на всякий случай, понимая, что тюремщик не будет проверять его слова.

Тюремщик кивнул и вновь исчез за дверью. Через несколько минут он вышел, кутаясь в длиннополый кафтан. Ключи брякали на поясе, и тюремщик кряхтел, пока отворял тяжелую кованую дверь. Большинство камер к башне пустовало и Йормунганд догадался, что раньше, до появления Бьярне, башню никак не использовали. Разве что как склад, или наблюдательный пункт. Или разводили здесь голубей, впрочем, последнее Йормунганд считал сомнительным.