Золушка à la russe: Постскриптум (СИ) - Эфф Юлия. Страница 88

— Хочу верить, но боюсь. Я знаю, что может быть все, что угодно: заражение крови, ампутация руки…

— Ты несешь свое сердце в дар и боишься, что Создатель не примет его. Не бойся. И не жалей. Докажи, что твои помыслы искренни. Господь ничего не делает зря: промысел его велик. Иди себе с Богом и не сомневайся. А крестик все-таки одень.

— Я хотела его купить здесь.

Священник положил руку на склоненную голову девушки, прочитал несколько молитв, перекрестил ее:

— Пойдем, выберем тебе крест…

… Из журнала на колени выпала сухая почерневшая роза со стеблем, похожим на проволоку. Девушка поднесла цветок к лицу. Сухой сладковатый аромат цветка сохранился и как-то особенно оттенял эту летнюю душную ночь, пение сверчков темной траве и подмигивающие звезды над головой. Ольга выключила фонарик и сидела, вдыхая приторный аромат:

— «…Но я люблю, любовь скрывая, пока живу. И это имя, умирая, не назову». Прости меня и живи дальше. Господи, спасибо за все, но не отнимай у меня печали, как аромата у этой розы…

Василий лежал в кровати и бормотал свою молитву:

— Число шестьдесят два, придурок, открой число шестьдесят два…

— Ты-то чего там бормочешь? — из соседней комнаты послышался голос матери, — спал бы уже — завтра не встанешь, бормотун.

Вася затих и теперь беззвучно повторял заклинание.

***

В своей московской квартире, поздно вечером, Макс-Артур сидел за кухонным столом, сложив руки на плоскости и глядя на разводы лакированного дерева.

— Пора спать, — вошла Маргарита Павловна, встав позади сына, поцеловала его в макушку, поводила руками по обнаженному торсу, поправила повязку, закрепленную на здоровом плече.

— Н-не хочу п-пока, еще рано, — Артур посмотрел на мать, — я д-думаю.

— Мы обязательно съездим к ней, как только ты поправишься. Чай будешь?

— Игорь сегодня звонил, ск-казал, что Оля п-переезжает: в к-какой-то газете написали.

— Мало ли чего пишут эти газетчики, найдем: отец все свои связи подключит, — Маргарита Павловна поставила чайник на газплиту.

— Т-ты знаешь, ск-колько у нас в стране Н-николаевых? П-пока найдем, будет п-поздно. Н-ну почему она сбежала, мам? Т-ты как женщина объясни: в-все же было х-хорошо.

— Я тоже не понимаю ее. Ты у меня красивый, умный, обаятельный, не из бедной семьи, наконец. А вдруг она испугалась чего-то? — Маргарита Павловна потянулась через стол к сыну, — что это у тебя за прыщики на лице? Аллергия? Надо позвонить завтра доктору.

— Г-где? — Артур потрогал лица, содрал один, до крови, и посмотрел на пальцы, — это у меня ст-трупья лезут.

— Типун тебе, скажешь тоже!

— Что у нас тут за ночные бдения? — на кухне появился банкир, измученный бессонницей, — один наш балбес дрыхнет с чистой совестью. Хорошо спать тому, у кого совести нет.

— Хватит его балбесом обзывать, — возмутилась Маргарита Павловна, — к твоему сведению, он целый день лекции учил.

— Охо-хох! Учил он… Пусть теперь догоняет пропущенное, юрист-недоучка. Я всегда знал, что ты его защищаешь. Лучше сделай-ка мне кофейку, дорогая. Я после него лучше засыпаю.

Отец сел рядом с сыном:

— Может тебе другую девушку найти, а? Эта, конечно, хороша. Жизнь тебе спасла, но уехала же.

— Па!

— Я шучу, пошутить нельзя? Ты мне скажи, сын, ты ее любишь или нет? — банкир, развалившись на стуле, выжидательно смотрел на сына.

— Она ник-когда за меня н-не выйдет. Н-наверное, уже слишком п-поздно.

— Я всегда знал, что ты у меня балбес. Съезди в ее Мухосранск, поговори с ней. Неужели она такая дура, что откажет тебе, неужели не хочет в достатке жить?

— Па! Т-ты все д-деньгами меряешь. Если бы я ей к-когда-нибудь сказал такое, он б-бы меня ударила ч-чем-нибудь тяжелым.

Маргарита Павловна поставила перед своими мужчинами по бокалу.

— Что же делать теперь, Артурчик?

Артур наклонился к чаю, пускающего вверх замысловатые струйки пара. Ольгин медальон и крестик на цепочке повисли рядом, касаясь горячего бокала, — откинувшись назад, на спинку стула, молодой человек почувствовал, как металл обжег тело:

— Ах т-ты! — он схватился за цепочку, провел рукой по груди.

— Что такое? — встрепенулась мать.

— Н-ничего страшного, — Артур покрутил в пальцах изображение святой семейной пары, — она б-была права: я т-точно Фома н-неверующий.

Банкир проследил взглядом за сыном, вышедшим и вернувшимся с некоей тетрадью в руках.

— П-пап, мам, загадайте ч-число от одного до ста.

— Что это? — Маргарита Павловна протянула руку к блестящей обложке, но Артур не дал, — ну ладно, четырнадцать.

— Сорок восемь. И что будет?

— Н-нет, вы одно ч-число скажите… А п-пусть… Ч-четырнадцать п-плюс сорок в-восемь б-будет… — пока он складывал про себя, банкир выдал:

— Шестьдесят два, что тут считать?

— Сп-пасибо, — Артур открыл тетрадь, нашел нужное число, прочитал и засмеялся, протянул матери тетрадь.

— Что это такое? — Маргарита Павловна рассматривала круглый аккуратный почерк.

Сын потянулся и ткнул пальцем:

— В-вот тут ч-читай!

Маргарита Павловна неуверенно прочла:

Моим жалобам

Внимал Курамский монах.

Долгий вечер.

Вместо совета — посох

И слово «поторопись»…

— Что это такое? И что за вульгарная приписка: «Поторопись, придурок!»? Что это за поэзия?

— Эт-то Вася! — Артур залпом допил чай и решительно встал, — сп-пасибо за чай, я п-поехал.

— Куда ты поехал? Что это за тетрадь? — заволновалась мать.

— Пусть едет! — спокойно кивнул отец.

— Вы посмотрите на улицу: там же ночь и ничего не видно из-за дыма! Куда ты поедешь со своим плечом? Артур?

— Пусть едет!

— Господи, его сын невменяемый собрался ехать черт знает куда и на ночь глядя, а отец сидит довольный… — запричитала Маргарита Павловна.

Но на кухне уже стоял Артур, рассовывая здоровой рукой по карманам кошелек, документы и ключи.

— Как приедешь, позвони. Помогла бы сыну, что ли, раскудахталась, — проворчал банкир, — деньги у тебя есть?

— Х-хватит. Г-главное, в аэроп-порт успеть: самолет ч-через три часа.

Артур взял со стола Васину тетрадку, поцеловал родителей:

— Я т-туда и обратно. Завтра ждите н-нас.

***

Из рук вылетела кастрюля и громыхая покатилась по полу.

— Ну и чего ты так рано-то соскочила: семи еще нет! — тетя Люда ворчала на Ольгу, которая полночи опять ворочалась на кровати, мешая спать, потом просидела на крыльце и с утра успела повозиться в огороде, полить цветы. — Сама не спишь и никому не даешь.

— Я спокойно усну, только когда мы переедем. Потерпите, теть Люд, завтра в дороге отоспимся.

— И думать про завтра боюсь. Что-то Винька твоя лает, пойду, посмотрю. Опять какой-нибудь алкаш пришел просить у тебя на опохмел.

— Да что же сегодня такое? — Ольга уронила картошку, пока наклонялась за ней, зацепила стоящие на краю миску с ложкой, — кто к нам торопится?

— Я т-тороплюсь, — в дверях стоял сияющий Макс.

***

— П-привет, — гость протянул руку сидящему с гордым видом в инвалидном кресле Василию, — Артур. Д-давно хотел с т-тобой познакомиться.

— Максимушка, то есть, Артур, дай я посмотрю, может, повязку надо поменять? — Ольга уже успокоилась от пережитого и порхала по дому, собирая вещи и поминутно возвращаясь к гостю, чтобы прикоснуться.

— Я тоже про тебя много читал, — Вася небрежно протянул руку.

— А т-ты не верь г-газетам, — Артур позволил снять с себя футболку, чмокнув по ходу дела Ольгу, — в-вот, к слову, про «ч-читал». Я п-привез твою т-тетрадь.

— Она не моя, я ее Лельке подарил.

— Я знаю, — молодой человек одной рукой, пока «доктор» снимала бинты, раскрыл тетрадь и пододвинул ее, — в-вот это п-предложение тоже д-для нее?

— Где? — девушка потянулась к тетради.

Вася схватил тетрадь, развернул ее, раскрытую, к гостю и показал пальцем:

— Это?

— Н-ну да.

— Она тебе помогла?

— Еще к-как!