Бешеный прапорщик. Части 1-18 (СИ) - Зурков Дмитрий. Страница 65

— Дмитрий Иваныч, вопрос следующий. Давай-ка, зови своих взводных и фельдшера, если таковой имеется, и будем разбираться по завтрашнему путешествию…

Унтер-офицеры появились почти сразу после исчезновения посыльного. Два добрых молодца почти одновременно подошли и представились. Почти точная копия Остапца, только без веснушек, и помоложе, лет двадцати пяти. Зовут Михаилом Черновым. Второй — Борис Сомов, худощавый шатен, по правой щеке от уха до середины челюсти тянется тонкая ниточка шрама, скорее всего от холодняка. Через пару минут появляется и местный «Айболит» — фельдшер Игнат Тимофеевич Ковалевский, сорокалетний «дядька» с пышными запорожскими усами.

Рассказываю им о «новом» порядке обращения, вижу еще три пары удивленных глаз, и после этого перехожу к интересующему вопросу. — Значит так, кто из стражников не сможет завтра топать пешком? Больные, там, хромые, у кого сапоги каши просят?

— Больных — три человека, — первым докладывает Игнат Тимофеевич. — Один животом мается, двое хромых. У обоих — вывихи. Так-то ходят, но дальнюю дорогу не сдюжат.

— Добро, их завтра — в кузов, Дмитрий Иваныч, выдашь им берданки и полный запас патронов. Ценный груз охранять в дороге будут. Да, — обращаюсь к унтерам, — один из вас с ними старшим поедет. Кто — решайте сами. По обмундированию — все в порядке, или есть вопросы?

— Никак нет, Вашбродь, у меня, в первом взводе, все в порядке. — Отвечает Чернов. — Мы — пешие стражники, нам не привыкать на своих двоих топать.

— Мой второй взвод тоже не под лавкой найден. — Это уже Сомов, второй «замок»… Так, а похоже, тут есть нездоровая конкуренция. Надо это запомнить на будущее.

— Так кто из вас завтра едет? Или мне назначить? — В ответ — тишина. Тогда снова ввергаем присутствующих в ступор. — Иваныч, скажи мне число от одного до десяти.

— … Семь…

Простейшая детская считалочка выбирает Михаила «пассажиром», чему он совсем не рад.

— Вашбродь! А может я — со своими?..

— Нет, командир сказал: хорек, значит — никаких сусликов! — после этой загадочной фразы переходим к вопросу продовольствия, потом — к следующему… И так — до самого вечера. Ужинать нас с водилой пригласили к общему столу, и дабы не показаться нахлебником, выставил на стол пару запасенных в дорогу банок тушенки и кулечек рафинада.

За чаем в компании Остапца и унтеров хотел поинтересоваться состоянием дел в сотне, но фельдфебель, хитро поглядывая на меня, опередил:

— Вашбродь… Дозвольте вопрос. Тут к нам посыльный со штаба прибегал. Говорил, что по нашу душу офицер пожаловал, подпоручик. Мол, из самого штаба фронта бумаги у него. Да и Вас подробно описал. Только… Извиняюсь, конечно… Но болтал он, что у того офицера пистолет ненашенский в кобуре на поясе висит. А у Вас, как я гляжу, кобура — нагановская… Да к тому же и пустая.

Вот ведь глазастый какой попался… Верно все подметил. Ну, ладно, правда в этом случае не помешает. Больше доверия завоюем.

— Все-то ты, Дмитрий Иванович, подмечаешь! Поменял я пистолет на два ящика пироксилина. Очень нужная и полезная штука в нашем хозяйстве. Вам в будущем тоже может пригодиться.

Остапец вылезает из-за стола и идет к своим нарам. Копается в вещмешке и возвращается с тряпичным свертком в руках. Разворачивает ветошку, и протягивает мне наган. Потертый, не раз побывавший в деле.

— Вот, Вашбродь, возьмите. А то офицеру без нагана никак нельзя… Мало ли что…

— Спасибо, Дмитрий Иваныч! Придем к себе, отдам. — Засовываю револьвер в кобуру. — А скажите-ка мне, господа командиры, чему в сотне люди научены, что умеют?

«Замки» Михаил с Борисом синхронно открывают рты, чтобы ответить, и, видимо, опять поспорить у кого солдаты лучше, но Иваныч останавливает их одним только взглядом из-под белесых бровей. Затем неспешно отставляет кружку и рассказывает:

— Нас еще до войны учили, крепко в головы науку вбивали. Сейчас спасибо сказать надобно командирам нашим за это, только вот где их сыскать… Стрелять нас обучали, сторожевой службе, сопровождению походных колонн, пути разведывать, засады устраивать, железную дорогу портить. Сначала офицеров на сборах в бригаде учили, потом они — нас, в свободное время.

Ух ты, наполовину готовые диверсанты. Ладно, посмотрим что они на базе покажут…

— И что, все это хорошо умеют, Иваныч?

— Нет, конечно, одинаковых нету. У каждого что-то лучше, что-то хуже получается. Только в крепости это никому не нужно было. Ходили как пугалы, да по кустам шпиенов ловили…

— И много поймали?

— Двоих. Германские бумажки на форты таскали. Вот мы их и сцапали, да в жандармскую команду сдали. А что с ними дальше было, — то нам неведомо.

— Ну, нужно, али нет, только мои все ученые, все смогут. — Сомов решил вставить свои «пять копеек».

— Так и мои твоим не уступят! — это уже Михаил влезает в разговор.

— Цыть вам, петухи драчливые! — останавливает обоих Иваныч. — Толку от вашего кудахтанья! Вот будет дело, тогда и увидим.

Мне остается только подтвердить правоту фельдфебеля. И добавить кое-что от себя:

— Прежде, чем воевать идти, поучитесь немного. На время учебы разобьем всех на пятерки, и над каждой поставлю командиром казака. Но по вопросам внутренней службы взводы так и останутся. А вам, унтер-офицеры, надо будет самим стать командирами пятерок. — По глазам вижу, только разница в погонах не позволяет спорить со мной. С чего они такие гонористые, интересно? Надо будет разобраться. — Теперь скажите мне вот что: с пулеметами в сотне кто-нибудь умеет обращаться?

— Нет, нам они не положены были. Вот из винтовки многие хорошо бьют. В стражники-то набирали из местных охотников.

— И что, прямо все охотники?

— Да нет. Сотню потом пополняли с бору по сосенке. Но народ толковый, без гультяев… Вашбродь… Командир, а нам не скажете, — чем заниматься будем?

— Еще не догадались? Ладно, удовлетворю ваше любопытство. Будем ходить в тыл к германцам, разведку проводить, диверсии устраивать, пакостить кайзеру всячески. Артиллерию уничтожать, обозы громить, мосты взрывать.

— Дело хорошее. А то засиделись тут в крепости. Только и делов было, что на плацу шагать, да по кустам прятаться, ловить всякую шушеру.

— Ну вот завтра и отправимся хорошими делами заниматься… Спасибо за хлеб-соль. Иваныч, пойдем-ка сходим посмотрим как обоз в дорогу собрался…

В путь отправились по утреннему холодку, пока солнце в полную силу не припекло. Да и на дороге было посвободнее. Автомобиль с грузом и охраной ушел вперед, сотня мерно шагала по утоптанной грунтовке, первая и последняя шеренги несли берданки, сзади двигался обоз из оставшихся пяти двуколок с имуществом. Догнали одну толпу беженцев, потом другую… Жалко было смотреть на людей, в одночасье лишившихся почти всего. Все, что имело колеса, было приспособлено для перевозки домашнего скарба. Да и люди навьючили на себя все, что можно было унести. Когда-то, будучи еще курсантом, видел хронику Великой Отечественной, там тоже показывали беженцев. Но сейчас перед глазами не кадры шестидесятилетней давности из будущего, а реальный исход в Неизвестность. Приглушенная ругань взрослых, плач детишек, скрип телег, мычанье голодных, или недоенных коров, до сих пор не понимающих почему хозяева увели их из родного хлева на дорогу, — все это било по ушам и навевало беспросветную тоску и глухую злобу от невозможности помочь и что-то изменить. Глядя на лица уже своих погранцов, понимал, что они думают и чувствуют примерно то же самое.

От тяжких дум отвлекли затор и оживленная перепалка на дороге. Посреди небольшой толпы стоял еврейская девчушка лет десяти и сквозь плач тараторила на своем языке. Ей аккомпанировали тихие подвывания женщин. На нас обратили внимание и все испуганно притихли.

— Что тут у вас? — Совсем не хотелось задерживаться на дороге для выяснения кто кого толкнул, или не пропустил вперед.

— Господин офицер, за что нам это? — из толпы вышел седой раввин. — Нас изгнали из наших домов, стариков и детей гонят пешком неизвестно куда, и еще грабят по дороге!