Культурные особенности (СИ) - Зарубин Александр. Страница 75

Ударили по рукам. Точнее — крылом о механическую руку. На четырех мешках от людей. От птиц — обязательство не портить урожай и в шею гонять нарушителей. То есть в крыло. И да — гнезда теперь под охраной…

Орлан клекотнул. Разноцветная мелюзга в небе встретила его торжествующим пеньем. Ирина потерла лоб — сейчас на ее глазах, буднично свершилось чудо.

Солнце палило, разбрасывая полотна света по глади пруда. Ирина обернулась — увидела Эрвина. В воздухе, над домами, в вышине, непринужденно шагавшего, казалось, прямо по крышам. Заинтересовалась, шагнула за угол — посмотреть. И улыбнулась невольно. Председатель таки запряг Эрвина поработать в счет разрушенного сарая. Новый построить из таркианского пластика. Не по быстрому, как сделали федеральные саперы на острове, а как надо. То есть собрать в замкнутый контур направляющие, включить силовое поле и только потом пустить смесь. Получалось — у Эрвина явно получалась мощная конструкция. Высокий полый цилиндр, высотой в два человеческих роста. Точнее один человеческий и один — звериный. Зверя «муур», того самого лесного котика (или похожего, Ирина не поняла), на спине которого Эрвин с удобством устроился. Упер ноги в костяной воротник, зацепил за рог сумку с инструментом и работал себе. Зверь стоял ровно, меланхолично жуя траву. Только детвора здешняя мешала люто, снуя то туда то сюда. Вверх-вниз по мохнатому боку зверя. Не нужно ли, мол, звездному дяде чего… А глаза у всех любопытные — любопытные… Даже у председателя, подошедшего посмотреть как идут дела.

— Вот баллоны прислали а инструкцию — нет. Такая закавыка получилась, — аккуратно пояснил тот, заметив рядом Ирину. Степенно откашлялся, скосив на нее хитрые сощуренные глаза. Выбрал парня поглазастей и послал наверх — спросить, не надо ли чего звездному гостю. Эрвин, которому это паломничество надоело уже, обложил председателя сверху ядреным земным выражением. А потом предложил всем любопытным залезть, наконец, наверх и сидеть тихо. И лучше бумагу с собой захватить — он им сейчас инструкцию читать будет. По сборке и монтажу силовых конструкций. Понятно и с матом, ибо как без него. Конспектируйте.

Солнце палило, пот заливал Эрвину глаза. Шестигранные клеммы — полированные, яркие блескучие рыжим на солнце — скользили, выворачиваясь из пальцев. Разметались волосы, прилипли на лоб. Ирина достала дудку, насвистела негромкий мотив. В небе захлопали крыльями птицы. Одна прикрыла крыльями солнце. Другая подхватила гайку, выпавшую из Эрвиновых рук, чирикнула, взмыла вверх, уронив Эрвину в руки добычу. Тот кивнул ей с вышины. Спасибо, мол, дорогая.

Ирина кивнула в ответ. Теперь в инструкции мата будет меньше, а толку — больше. Наверно. По вершине пробежали зеленые огоньки — ажурная сетка направляющих сомкнулась, контур замкнут, можно начинать. Эрвин спрыгнул вниз, ласково потрепав зверя за ушком. Прошел вокруг, попинал ногой стойки, потом воздух между них — сапог бился о поле и отлетал прочь, высекая радужные яркие искры.

Щелкнул тумблер — раз, потом другой. Ничего не происходило. Эрвин почесал в голове, помянул чью-то маму вдоль и поперек по новолиговски (председатель крякнул и аккуратно записал, дивясь изяществу слога). Щелкнул в третий раз. Хлопнуло — тихо, почти беззвучно. И воздух внутри поля исчез, разом сменившись серой, глухой стеной. Таркианский пластик, сверхактивная, мгновенно застывающая субстанция. Миг — и все. Эрвин отключил поле, пнул серую стену еще раз, вытер пот со лба и широко улыбнулся.

— Принимай работу, Председатель. Все. В лучшем виде. Только резак тащи, щас двери прорежем…

Председатель только затылок потер. Аккуратно. Механической рукой, потом живою. И спросил:

— А что, без резака нельзя? Я его на трактор сменял, думал — пилой управимся.

Эрвин лишь руками развел, помянув новолиговским просторечием отдельных любителей думать, когда не надо. Потом отдышался и пояснил.

— Нельзя. Это же таркианский пластик, его не пила ни пуля — ничего не возьмет. Только высокая температура. Так что резак нужен.

— Ну, раз нужен, то ладно, — хмыкнул председатель, потянув перчатку с руки, — будет тебе резак.

Под высокой перчаткой — вороненая тусклая сталь. Механическая рука старой модели, трубчатая, повторяющая контуры скелета. Россыпь тусклых огней — индикаторов. Пара кнопок. Мелких, утопленных в сталь. Одну из которых Хуан сейчас и вдавил.

Сверкнула вспышка, ноздри защекотал озон. Эрвин сморгнул раз, другой, прогоняя из глаз радужное, слепящее марево.

Троерукий Хуан надел перчатку назад и довольно усмехнулся:

— Резака нету, зато пушка есть. Не в лесу живем. По ушам, ласковой песней — тихий, уверенный гул. Слева, с холма. «Комма Ахт» разворачивала башню назад. Медленно — два длинных, ребристых ствола еще довольно дымились. Эрвин перевел взгляд — в только что построенном здании красовалась аккуратная дыра — четко, как раз по размеру входного проема — присвистнул и сказал:

— Хорошо живете.

— Не жалуемся, — усмехнулся под нос председатель, явно довольный эффектом, — управление тут и ручное тоже. Пульт у меня. Делать нечего — рядом с югом живем. С самым что ни на есть языческим югом. Оттуда что ни день люди бегут. И Черный Гарри, Дювалье и его орлы меня уже прощупать пытались. Не раз и не два.

— И как?

— Теперь богу о результатах докладывают, или — ежели по их ухвату судить — скорее, дьяволу.

— А сами чего сидите? Народу вроде много, на вид лихой, драконов валит на раз, с винтарем даже ребенок возиться обучен — чего ждете? Собрать парней да навести шороху…

— Нельзя, — сердито рявкнул Хуан. Тяжело, аж засопел от обиды, — указивка у нас. С верху, самого. тут он сердито махнул рукой. И вправду наверх — на север и чуть выше, на горизонт. Туда, где в алом закатном мареве плавали золотые кресты Сан-Торрес де Ультрастелла.

— Указ строгий. Сидеть тихо, божий мир не нарушать, на провокации не поддаваться. Кто нарушит — святые отцы нафиг отлучат, мама сказать не успею. Так что сиди тихо, щенок. Рано тебе учить старших.

Сказал и пошел, даже не обернувшись на свежепостроенный амбар. Вроде и нужное дело сделали и алый цвет почернел наконец. А настроение у троерукого Хуана стало почему-то совсем не праздничное. И солнце в глаза — уже алелеющее первым закатным блеском.

А Эрвин посмотрел ему вслед, пожал плечами, походил — руки в карманы — вокруг амбара туда и сюда… Просто так, глядя на высокое синее небо и плывущие на юг белые облака. Долго глядел. Пока на Ирину Строгову не напоролся. А у той улыбка до ушей… И на плечах — небрежно наброшенная парадка, коса через плечо и ботинки хрустят по гравию — мягко так. Изящно. Нежно даже. Совсем не то, что его флотские, подкованные сапожищи. Окраина деревни, пряные, увитые цветами заборы теплый ветер и алое солнце в лицо. Ей в спину ему в лицо. Фигура — вся — точеным, резным силуэтом в теплом закатном мареве. Как тогда, пять месяцев назад, на летном поле Семицветья… Эрвин невольно тряхнул головой, отгоняя морок. Протянул руку — тоже невольно, поправить волосы. Ирина тоже сделала шаг вперед. Ладони соприкоснулись. На мгновение. На одно, немыслимо короткое мгновение. Эрвин тряхнул головой еще раз. И предложил прогуляться… Раз других дел больше нет… Фраза вышла коряво, но… Но Ирина взяла его под руку и сказала — «да», прежде, чем он успел понять, что делает.

И они пошли. Просто так. В никуда, глядя как плывет на запад нежно-алое яркое солнце. Вдоль главной улицы, провожая взглядом гремящие грузовики — с полей возвращались рабочие смены. Из кузовов — смех и протяжное пенье, на радиаторах — большие желтые и алые цветы. Через пруд, берегом, в траве по колено. Звери «муур» плескались в тягучей воде, ныряя и отряхивая капли воды с густой черной шерсти. Один подбежал, радостно тыкнулся Эрвину в ладонь рогатой мордой. Ирина улыбнулась — узнала «котика» по обломанному шипу на воротнике. Залезли зачем-то на холм, посмотрели сверху вниз на поля, пушки и статую бородатого мужика в кепи с сигарой в зубах. Спустились вниз, вышли на утоптанный ногами, пыльный майдан — площадь перед собором. Там шумела, колыхаласб, гудела толпа. Звенела музыка — ритмичный, но не очень-то складный звон струн. Ирина пригляделась — и тихо брызнула смехом в кулак. В кругу зеркальных лиц — белые волосы. И черное дерево посреди… Туземки поймали Станислава, заставили — уж непонятно силой или уговором — выгрузить из машины рояль. Окружили диковинную машин, загалдели наперебой — звонко, по очереди тыкая в клавиши. Мелодия у них получалась дикая, но получалась…