Культурные особенности (СИ) - Зарубин Александр. Страница 87

— Такие — почти ничего. Они быстро сойдут — месяца за три-четыре… А пока не сошли — матери иногда плачут, отцы ругаются и грозят ремнем, а председатель Хуан должен вам теперь по обычаю. Отдельный дом. Точнее — опорный столб, стены вы с Эрвином сплетете сами.

«Сплетете» — Ирина удивилась было, потом вспомнила — дома в этом климате не складывают — плетут из лозы. Птица свистнула в вышине.

«Хорошо, возьму с Хуана ясенем, — свистнула Ирина в ответ. На полном серьезе, — У него в бухгалтерии — бардак, никуда не денется, еще рад будет»… Миа кивнула ей, улыбнулась. Продолжила:

— Как муж и жена. Временно, пока узор не сойдет. Это три — четыре месяца, обычно. Если не сошел за год — молодых ловят всей деревней и наносят уже постоянный.

— Зачем?

— Один раз в куст упасть можно и случайно. Но четыре раза подряд, вместе, в один и тот же… Люди не поймут, скажут, что зажимаете свадьбу.

— Не зажмем.

Ирина улыбнулась… Миа улыбнулась в ответ. Костер догорел. Рассвет вспыхнул — с востока, низко, мазнул по лицам багровым, ярким лучом. Ирина подняла голову. И вдруг обмерла. Звезды закатывались, высокое небо серело у нее на глазах. Из черного, звездного — тусклым и выцветшим. И с востока, низко стелясь на ветру плыли, клубясь, грязно-черные, глухие полосы. Дым. С востока. От Фиделиты. Миа охнула. Ирина — медленно, как во сне, протянула руку.

— Эрвин, вставай. У нас с тобой…

Долетел звук. Тоже с востока, тихий, на пределе слышимости. Глухое винтовочное так-так-так… Сердце на миг обмерло. Черный дым полз, затягивая на глазах небеса. Пальцы схватили Эрвина за плечо, затрясли:

— Милый, вставай. У нас с тобой какая-то короткая вечность…

Беха запуталась в лесных тропах, свернула на повороте не туда. Это спасло их всех — и машину и пассажиров. Поляна в лесу… Эрвин узнал ее — неширокая, корчеванная кое-как полоса. Они проезжали мимо нее — утром, вчера, спеша в неведомую еще Фиделиту. Зелёную, шелестящую листьями и травой — мягкой травой под ногами. Теперь трава была вытоптана а листья кленов — нежные, с серебристой тонкой прожилкой — все черной уже крови. Вековые стволы избиты и посечены пулями, ветки обломаны — все в белой щепе. А ниже…

Ирина ойкнула, зажав рот обеими руками. Мотор бехи взвыл — тяжело, яростным воем не той передачи. Эрвин мигнул — тяжело, надеясь развидеть все это.

Это была группа сборщиц «тари» задержавшихся вчера на работе. Стандартная рабочая группа Фиделиты — двадцать девушек при пяти деревенских мужиках и грузовике. Видимо, взяли врасплох — машину взорвали, людей скосили — лихо, не жалея патронов, парой длинных автоматных очередей. А потом, развлекаясь, прибили тела к древесным стволам — по обеим сторонам тропы, в два ряда, страшной, дикой на глаз инсталляцией. Аккуратно, в равные инервалы. Глухо гудел мотор. Беха ползла по этому ряду — вперед, медленно, на малом ходу. Колеса хлюпали, скользили на мокрой траве. Руки Мии дрожали на руле, дрожь текла с ее рук, отдаваясь глухим гулом движка — яростным, гневным. Мухи вились вокруг мертвых тел. Деловито, толстые, желтые в крапинку. Над тропинкой — чуть выше голов болталась на шесте мятая тряпка. Эрвин пригляделся — и увидел кривые, алые буквы. Плакат.

«Путь к свободе».

Над тропой, среди мертвецов, аккурат между двумя их рядами. Ирина сжала кулаки. Истово, до белых костяшек. Потерянно оглянулась по сторонам:

— Эрвин, это сделали люди?

— Нет, — огрызнулся тот. Оглушительно лязгнула сталь. Пулемет в его руках — как живой. Заскрипел и рванулся со стопоров, разворачиваясь из походного положения в боевое. Резко как кобры Эви — в атаке.

Заложило уши. Волосы опалило огнем. От стволов, на три стороны, змеиной пастью — столбы огня. Барабанной россыпью, капелью по полу под ногой — рыжие, яркие дымящиеся гильзы. Потом пришел рев — оглушительный рев длинной, на пол-цинка очереди. И следом, сразу же — тишина. Хлестнула по ушам не хуже пулеметного рыка.

— Эрвин, что?.. спросила Ирина, поднимая голову. Осторожно…

— Похоже, что ничего. Показалось, — ответил Эрвин. Тихо, одними губами. Глаза сошлись в нитку, губы — сведены… Тишина упала вокруг. Что-то блеснуло — вдалеке, у кромки зеленого леса.

Машину тряхнуло, бэха ушла в поворот. Тяжело, круша волнорезом зеленые ветви. Раздвинула носом кусты.

— Нет, не показалось, — прошипел Эрвин под нос. За зеленой стеной — старые стальные ежи. И мертвецы — кучей у их подножья. Уже другие, человек десять, друг на друге, вповалку — там где накрыла пулеметная очередь. Эрвин спрыгнул, поворошил тела — оливковые, одинаковые, фабричной работы куртки, белые и зеркальные лица, перечеркнутая молния на рукавах. Брошенная газовая горелка. На треноге — тяжелый лазган. Мигнул, запрыгал в глазах солнечный зайчик. Отразился на руке мертвеца — россыпью мелких серебряных точек. Эрвин поворошил сапогом, наклонился. Увидел кресты. Маленькие серебряные кресты — штук двадцать, на тонкихалых шнурках, небрежно свитых на запястье в косу.

— Эрвин, кто это? — окрикнула его Ирина — сзади, из бэхи.

Кожа шнурков — вся крови. Эрвин отшвырнул руку мертвеца, поднялся — рывком, брезгливо вытирая руки.

— Мародеры, — ответил он кратко, — бог знает, кто и откуда взялись.

— Но пушки у них серьезные, — добавил он позже, запрыгивая обратно в БТР, — не устрой они эту гадость, не блесни мне в глаза прицелом потом — выехали бы мы без задней мысли прямо под лазер. А эта машинка, — Эрвин кивнул на тупорылый, поникший на треноге лазган, — бэху разрежет пополам, не поморщится.

— Откуда? Кто они такие?

— Я знаю? — огрызнулся Эрвин — тяжело, страшно. Защипало в глазах. Дым тянулся с востока, затягивая взор, ложился серой тенью на лица.

— Вчера тихо было. А сегодня проснулись — мир обезумел, Фиделита горит, на тропах бог знает какая мерзость творится.

Ирина потянулсь, коснулась пальцем щеки. Прямо по линии — черному следу «тари», еще свежему, с каплями крови. Выдохнула. Засвистела птица над головой. Эрвин сморгнул — так странно дрогнул, «поплыл» ее голос.

— Эрвин, они ясень сломали….

«Какой ясень? — спросил он себя и так же мысленно выругался — по матери, страшно. Не важно, какой. На лице Иришки — слезы. Текут прямо по черной, тонкой вязи…»

— Прости. Плохо у нас с тобой начался медовый месяц.

— Идем назад, — сказала она. Упрямо, не допуская возражений.

Эрвин молча кивнул, катая желваки на скулах. Затрещала ткань за спиной — Миа ходила меж мертвецов ритмично взмахивая кривым ножом. Спарывала с рукавов шевроны с перечеркнутой молнией. Бэхе на украшение…

«Хорошо хоть — не черепа» — поежился Эрвин, глядя на ее методичные движения. С востока плыл черный дым. Ветер трепал на дереве серую тряпку. Плакат, тот самый «Дорога к свободе». Миа выпрямилась, крикнула что-то. Протяжно: печальный, чуть торжественный звук. Эрвин поежился, почему-то решив, что не хочет сейчас его понимать. Срезанные шевроны повисли на нитке — ожерельем, на пулеметных стволах.

«Бехе пойдет» — подумал Эрвин. Сплюнул и махнул своим — «выступаем».

Поляна скрылась из глаз. Но прежде пулеметная очередь разнесла на клочки грязную серую тряпку.

Глава 30 Ходячие мертвецы

Весь бой за Фиделиту Лиианна просидела там же, в сарае на глухой окраине. Ни жива, ни мертва — сидела, сжавшись в углу и слушая из-за стены страшный ей, непонятный шум боя. Рев двигателей, крики, треск автоматных очередей и глухое так-так старинных деревенских винтовок — все сливалось в один глухой, раздирающий душу гул. И свет — свет сочился сквозь щели в стене. Вначале белый, слепящий свет прожекторов, скоро сменившийся заревом пожарища. Тусклым багровым огнем — языки света плясали, ложились тенями на лицо, красили в алый стены и руки. Холодный пот по вискам — кто-то кричал там, в огне, заливисто, страшно. Пролаяла автоматная очередь. Совсем близко. Вопль затих, оборвавшись на верхней ноте.

Хлопнула дверь.

Пламя взвыло, сноп искр взвился вдали — в ночи вспышкой злого алого света. Силуэт на пороге показался Лиианне сплошным облаком тьмы. Черной, густой тьмы, слепящей глаза светом фонарика. Вдох в горле застрял — противным липким комком. Щелкнула рация — маленькая коробка на плече.