На железном троне (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 38

Быстро «наведя порядок» в своих землях, он бросился лечить всех окружающих от недостатка католичества в крови. И таки он развязал бы страшную Тридцатилетнюю войну, если бы не глухое рычание из Москвы. А так — все ограничилось восстанием в Богемии, которое очень быстро было спущено на тормозах. Выступать с войсками туда он испугался.

А дело начиналось так. В 1615 году в малоизвестном городке Леонберге [59] небольшая группа религиозных фанатиков католического толка догадалась по своему обостренному слабоумию арестовать мать известного математика и астронома — Иоганна Кеплера. Дмитрий Иоаннович к тому времени уже по всей Европе славился своей страстью к науке и уважительным отношением к ученым. Причем взаимно. Но, в отличие от своего предшественника на этой должности [60], Дмитрий умел поддерживать своих протеже не только добрым словом и монеткой, но и крепким кулаком. Поэтому, уже три месяца спустя, в дивный городок Леонберг прибыл его курьер с резонансным посланием.

Император в привычной для себя джедайской манере выдвигал обвинение в сатанизме против всех, кто участвовал в этой фантасмагории. И, соответствовал, требовал выдать этих злодеев под угрозой полного уничтожения города и всех его жителей. Дабы не плодить ересь. Сверх того, он обещал пойти войной на любого, кто посмеет выступить в защиту этого кровавого мракобесия. Всех жертв же, что эти поганые дьяволопоклонники захватили, он требовал отпустить и возместить им всякий ущерб, выдав сверху того по пятьсот рейхсталлеров [61]. Особенно, конечно, он пекся о некой Катарине Кеплер, бывшей совершенно случайно матерью известного ученого.

Резонансно. Очень резонансно.

И выдали. И выплатили. И покаялись.

Связываться с Дмитрием из-за столь мелочного спора не решился никто. После чего всех, кто участвовал обвинении, дознании и пытках Император попросту утопил в бочке святой воды. По очереди. При свидетелях. В качестве демонстрации их глубокой греховности. А Иоганн Кеплер переехал в Москву, став первой ласточкой. За ним же полноводной рекой двинулись все, кто хотел заниматься наукой без оглядки на религиозное мракобесие.

Дальше — больше.

Раз за разом Дмитрий выступал тем человеком, который не только пресекал всяческое мракобесие и охоту на ведьм, но и какие-либо формы религиозного преследования. Именно по этой причине, люди, изгнанные Фердинандом II из владений Австрийских Габсбургов «сделали ноги» во владения Дмитрия. Ведь у него было много хорошей, незаселенной земли в Диком поле. Да и его репутация, что в Богемии, что в прочих протестантских землях, поднялась на невиданную высоту. Даже удалось примириться с Бранденбургом и Саксонией. А Фердинанд… он просто не решился «нести доброе, вечное, светлое» людям, которые фактически оказались под защитой Дмитрия. Вот Тридцатилетняя война и не получилась. Струсил «воин Господа» сражаться с тем, кто не проигрывал битв. Решил повременить с духовным очищением своей Империи. Но репутацию себе заработал гаже некуда. Собственно, к 1621 году ведьм и ученых преследовали на просторах Священной Римской Империи только на его землях. Да и то — очень осторожно. С оглядкой на Москву. И при первом же ворчании оттуда быстро заминали дело.

А Рим молчал.

233-ий Папа Павел V будучи юристом не находил явных противоречий в тезисах, на которые опирался Дмитрий. Ведь действительно лично Иисус никого не жег и не убивал ради насаждения своей веры, а только лишь «мочил глаголом» да чудеса совершал. И святые сподвижники первых веков христианства поступали так же. А потому убивать всех, кто верит в Христа несколько иначе — не по-христиански. Ну, так говорил Дмитрий. И в публичной риторике ничего ему возразить Павел V не мог, хоть и понимал, к чему тот клонит. Да и про «Дары волхвов» он знал. Благо, что иезуиты, которым он покровительствовал, все ему рассказали. То есть, он банально побаивался вступать в открытый конфликт с таким человеком. Ведь битвы бывают не только на полях сражений, но и в умах. И Павел V это прекрасно понимал. А Дмитрий… он не проигрывал битвы.

Вступивший же на Святой престол в феврале 1621 года Григорий XV так и вообще был лично знаком с Императором, побывав дважды в Москве. Много общался с Дмитрием, видел «Дары» и его дела. Друг не друг, но приятель точно, которому импонировали дела «рыжего головореза», коего он лично считал самым образованным человеком в Европе.

Да и вообще, сам по себе, Григорий XV хоть и выступал сторонником контрреформации, но не был склонен к насилию, особенно на религиозной почве. Поэтому при нем Святой престол перешел от вынужденного нейтралитета к дружественному [62].

В общем — Фердинанду II и его дяде Филиппу II в результате летней кампании 1621 года стало совсем кисло. Но Кёсем-султан прекрасно понимала, что главный противник осман в Европе отнюдь не Фердинанд, теряющий с каждым днем влияние среди своего народа, а Дмитрий III Иоаннович [63]. Поэтому, выделив для осады Вены сильный, прекрасно вооруженный, но небольшой корпус, османы сосредоточили на Дунае поистине монументальную армию в двести тысяч человек. Да при каком-то чудовищном парке орудий — в полторы тысячи «стволов», включая тяжелые Василиски, что применялись при осаде Мальты. И все это на укрепленных позициях вдоль правого берега реки в местах, наиболее подходящих для переправы. Причем эшелонировано. Благо, что строить земляные редуты было несложно, а трудились над ними с самого 1614 года — как узнали, что Дмитрий взял в жены дочь Аббаса. Тут великим математиком быть не нужно, чтобы сложить два плюс два и понять грядущие перспективы.

Крым Стамбул удержать и не пытался. Понимал, что не реально в текущих обстоятельствах. И был готов вполне охотно уступить, лишь имитируя сопротивление. В то время как остальная композиция в Европе выглядела довольно неплохо. Стабильно во всяком случае.

На востоке ситуация была еще интереснее.

Мохаммад, в развитие которого Дмитрий вложил столько сил, не избежал своей судьбы, но лишь отсрочил ее. Вернувшись домой он уже через три месяца был убит по приказу своего отца. Ведь заговорщики, стремящиеся ослабить центральную власть в Персии, никуда не делись. Вот и разыграли сразу все свои заготовки. Опасный парнишка получался. Слишком опасный, чтобы жить. А вместе с ним вырезали и тех командиров, что учились в Москве. Дескать — заговорщики. На деле же — прямые конкуренты корпусу кызыл-баши [64], что стремительно терял влияние. Посему на войну против османов персидская армия выступила в целом очень неплохо вооруженная, но совершенно ничему не обученная. А возглавил ее лично Аббас, который так же, как и его командиры, был ни в зуб ногой в вопросах тактик применения нового оружия.

И как закономерный итог — красивая ловушка.

Османы, имитируя сопротивление, отступали вдоль Междуречья. Раз за разом «проигрывая» сражения. И так было до того момента, когда потерявших бдительность персов не заманили в артиллерийскую засаду. Две сотни бронзовых гладкоствольных орудий «московской отливки» ударили гранатами по компактно расположенной персидской армии.