Скрипачка - Бочарова Татьяна. Страница 55

Алька почувствовала боль в кончиках пальцев и поняла, что изо всей силы сжимает деревянную спинку стула Кретовой. Так сжимает, что побелели кистевые суставы. Сколько времени она стоит здесь, посреди этой старомодно обставленной комнаты, полностью погрузившись в себя, без слов, без движений? Пора уходить. Теперь, когда все самые худшие опасения подтвердились, ей необходимо подумать, хорошенько подумать. Господи, в какой же ужасный переплет она попала и как ей выпутаться из всего этого?

37

Очередной резкий порыв внезапно поднявшегося ветра снова в который раз погасил пламя зажигалки, которую Алька держала в руках. Она чертыхнулась, швырнула сломавшуюся сигарету в высокую переполненную урну, вытащила из пачки новую. Повернулась к ветру спиной, зажгла огонь, стараясь унять дрожь в руках, закурила, жадно затягиваясь.

Что же делать? Пойти в прокуратуру, к следователю, и настучать на Ленку? Это значит погубить ее! Нет, этого сделать Алька не может. Это просто чудовищно!

Но тогда как вытащить Валерку из тюрьмы? Следствию нужны либо улики, либо настоящий убийца, и, как ни крути, без Ленкиного разоблачения Альке никто не поверит.

Может быть, существует еще какой-нибудь вариант?

В его поисках Алька стояла здесь, у метро «Войковская», вот уже полчаса. Стояла и терзалась, не находя выхода из создавшегося положения. Ей казалось, что сердце рвется на части. Каждые пять минут она переходила от отчаяния к надежде и снова к отчаянию.

В какой-то момент в ней одержала верх злость на Валерку, обида на то, что он так жестоко с ней поступил, отказавшись от свидания. И это после всего, что она старалась сделать для него! В эту минуту Алька была почти уверена, что он не стоит их с Ленкой дружбы и уж тем более Ленкиной жизни. Она успокоилась и собиралась уже спуститься в метро, чтобы поехать домой и ничего не предпринимать, как вдруг остановилась, больно ужаленная другой мыслью.

Эта мысль была о том, что Ленку можно понять, но нельзя полностью оправдать. На ее совести жизнь человека, пусть даже такого подонка и ничтожества, каким был Кретов, но все равно жизнь. И Ленка ни единым словом не предупредила Альку о готовящемся на нее покушении. Значит, Ленка готова была спокойно смотреть, как софит размозжит Алькину голову! За что тогда Альке жалеть ее, почему за Ленкино преступление невиновный человек должен провести в тюрьме долгие годы?! Человек, который, несмотря ни на что, дорог Альке! Кто знает, сможет ли он вообще пережить это и выйти на свободу не инвалидом? Да и сын Валеркин фактически осиротеет, матери-то у него считай что нет.

Алька начинала было склоняться к тому, чтобы выдать Ленку следствию, и тут снова ее одолевали сомнения. Вдруг Ленка ничего не знала о софите? Просто передала своим сообщникам в оркестре, что Алька никак не хочет успокоиться и лезет не в свое дело, а те стали действовать за Ленкиной спиной. И ее белое от ужаса лицо, подавленный, убитый вид, тягостное молчание после того, как рухнул прожектор, не умелое притворство, не хитрая актерская игра, а подлинный страх и шок от случившегося.

Алька словно вступила в замкнутый круг, откуда не вырваться, в лабиринт, все ходы которого на деле оказываются тупиками.

Какой-то парень в потертой кожаной куртке подошел к ней, попросил закурить. Она машинально вытащила зажигалку, чиркнула ею возле подставленной сигареты. Парень закурил, но не отошел. Кажется, он что-то говорил, но слов Алька не слышала, только видела, как смешно и беззвучно шевелятся его губы. Парень удивленно покрутил пальцем у виска и исчез в темноте. А Алька все продолжала стоять на узком освещенном пятачке около стеклянных дверей метро, не трогаясь с места.

Так прошел час, самый ужасный час ее жизни. В конце концов Алька, не глядя по сторонам, ровной и твердой походкой вошла в метро. На душе было холодно и пусто. И спокойно. Она приняла решение и больше не колебалась.

38

Запищал домофон, и дверь плавно открылась. Ирка вошла в подъезд. Рыжая кудлатая консьержка привстала со своего кресла и тут же, узнав ее, уселась обратно. Бесшумно разъехались створки лифта, Ирка вошла в зеркальную кабину, нажала кнопку.

Виктор уже стоял на площадке, радостно улыбаясь. Прическа, как всегда, волосок к волоску, голубые, как южное небо, джинсы, жемчужно-серая футболка навыпуск. «Господи, как ему идет серый цвет и какой же он молодой!» — с отчаянной безнадежностью подумала Ирка и шагнула из лифта ему навстречу.

— Почему ты не позвонила? — Виктор посторонился, пропуская ее в квартиру. Глаза его сияли. — Я бы заехал за тобой.

— Не беспокойся, я сегодня на машине. — Она шагнула в просторный коридор и остановилась у двери.

— Мы могли разминуться, я только что вошел. Ездил по делам. — Он положил руки сзади Ирке на плечи. — Как концерт?

— Хорошо. — На минуту ей пришло в голову, что не надо ничего делать, ни о чем говорить. Просто остаться, как всегда, ждать, пока все не кончится само собой, и будь что будет.

— Ужинать пойдем? — Светлые глаза Виктора смотрели на нее с обычной мягкостью, слегка беззащитно. — Я там одну вещь купил, ты наверняка не пробовала…

Она резко обернулась, высвобождаясь из его объятий.

— Мы сегодня не будем ужинать вместе, — сухо усмехнулась Ирка и отодвинулась, пресекая попытку Виктора помочь ей снять плащ.

— Почему? Ты торопишься?

— Да, я тороплюсь. Тороплюсь сказать тебе, что мне все известно.

— Ты о чем? — Он обезоруживающе улыбнулся.

— Я об инструментах, которые вывозятся с оркестром за рубеж.

Ей доставило удовольствие наблюдать, как мгновенно меняется его лицо, становясь из почти детского, чистого и просветленного холодным, спокойным и непроницаемым. В сущности, она этого и ожидала, ведь таким он и должен быть, настоящий Виктор Глотов. Тот, кто взял в свои руки осуществление идеи, придуманной Кретовым, кто разработал убийство, а может, даже лично сделал это. Кто не мог не знать о расправах над непослушными перевозчиками, кто набирал на компьютере устрашающие письма и распорядился свалить софит. Но и другой Виктор Глотов тоже существовал — в Иркиной памяти, в ее снах, и сейчас за новым обликом она все равно видела смутную тень старого.

— Я тебя не понимаю. — Виктор смотрел Ирке в глаза кристально чистым, ясным взглядом. — Ты чем-то расстроена. Разденься, пойдем в комнату, не в коридоре же разговаривать.

— Ты понимаешь. У меня есть веские доказательства, поэтому не стоит дальше притворяться.

— Какие доказательства? Ира, что ты такое говоришь?

— Нашли поддельный паспорт на «итальянца».

— Кто нашел?

— Неважно. Важно то, что он наверняка не единственный; что служивший вам Петя Саврасенков, на которого выписан этот паспорт, мертв, как мертв Кретов; что на головы много знавших девчонок упал софит. И еще вот это. — Ира вынула из кармана записку и показала ее Виктору, держа слегка на расстоянии, чтобы тот не вырвал листок у нее из рук.

Однако Глотов даже не шелохнулся и не предпринял попытки уничтожить улику.

— Послушай, Ира! Мне сложно объяснить тебе, ты, конечно, не поверишь… Да, все так и есть. Вернее, сначала так было. А потом… — Он замялся, но лишь на секунду. — Потом все изменилось. Я имею в виду нас. Ты для меня важнее инструментов.

Ирка слушала молча, лишь губы ее кривила холодная усмешка.

— Я прошу тебя, пойдем в комнату. Нам нужно объясниться. — Он осторожно протянул руку, но Ирка дернулась в сторону:

— Спасибо! Я не хочу, чтобы и со мной произошел пресловутый несчастный случай. Сердечная недостаточность, удар током или что еще там у вас в арсенале?

— Ира! — Спокойствие сошло с его лица, сменившись ужасом и отчаянием. — Ты что?!

— Перестань, Витя, — устало проговорила она. — Ничего не выйдет. Ты не представляешь, на что способна обманутая женщина.

— Я не обманывал тебя. — Он опустил голову и сразу напомнил Ирке прогулявшего урок студента музучилища. Ей неудержимо захотелось провести рукой по его густым, светло-русым волосам, сначала взъерошив их от затылка ко лбу, а затем пригладить. Она судорожно прижала руку к плащу. — Я тебя люблю, — не поднимая глаз, просто сказал Виктор.