Скрипачка - Бочарова Татьяна. Страница 62

Скрипнула дверь. По зажмуренным Алькиным глазам скользнула полоска света.

— Спишь? — Шаркающие шаги Элеоноры Ивановны приблизились в пустоте и тьме. — Чего трубку не снимаешь? Эй!

Алька хотела сказать, что она не спит, но услышала тихий, жалобный стон и не сразу поняла, что издала его она.

— Да у тебя, девка, жар! — На Алькин лоб легла шершавая, прохладная рука. — Вон еще какой! И трясешься вся. Грипп, что ли, схватила?

Шаги зашаркали обратно. Потом что-то тяжелое опустилось Альке на ноги, и сразу стало тепло.

— Спи, — тяжесть переползла с ног ей на плечи, — а то лежишь без одеяла, немудрено простыть. Я телефон выключу, чтоб не тревожил.

Последнее, что услышала Алька, были все те же шумные, шлепающие шаги. Дальше все провалилось в вязкую, теплую темноту.

43

Алька проболела четыре дня. Два из них были выходными, а понедельник Горгадзе приплюсовал к отгулам в счет концерта. Поэтому Алька пропустила лишь один вторник.

Первые дни она лежала не вставая, укрытая ватным одеялом Элеоноры Ивановны, и пила из ее же рук какие-то невероятно горькие отвары. В понедельник пришла врачиха из поликлиники. К тому времени Алька уже могла сидеть в постели и делала десяток нетвердых шагов по квартире до кухни, где пыталась сварить себе кофе, и обратно. Врачиха послушала Альку, заглянула ей в горло, заставила пять минут держать градусник. Температура оказалась тридцать восемь и пять. Докторша черкнула на больничном бланке «ОРВИ», велела прийти в четверг и, порекомендовав полоскания содой и фурацилином, удалилась.

После ее визита Алька почувствовала себя совсем хорошо. Телефон больше не звонил, на кухне Элеонора Ивановна, ворча и бормоча какие-то ведьминские заклинания, готовила куриный бульон. Алька сидела, облокотясь о подушки, и задумчиво разглядывала сизо-фиолетовые синяки на правой руке.

В среду она проснулась в шесть утра и поняла, что совершенно поправилась. Слегка звенело в ушах, ноги оставались ватными, но озноб и боль во всем теле исчезли без следа. Алька подумала с минуту, потом отправилась в душ. Включила горячую воду на полную катушку, прибавила чуть-чуть холодной, залезла под обжигающие струи, чувствуя, как в организм возвращаются силы и бодрость.

Проснувшаяся соседка застала ее на кухне за поглощением аппетитно выглядевшей яичницы с ветчиной.

— Чего в такую рань вскочила? — недовольно пробормотала Элеонора Ивановна, наливая воду в чайник.

— Мне на работу к девяти. — Алька как ни в чем не бывало прикончила завтрак и стала шарить в пачке с сигаретами. Однако там было пусто.

— Какая работа? — возмутилась соседка. — Ты же на ногах не стоишь. Зачем врача вызывали, больничный оформляли?

— Ну его, больничный, — отмахнулась Алька, — закрою в четверг, и ладно.

— Ненормальная. Завтра снова свалишься. Что там у тебя на работе, что поболеть нельзя?

Алька пожала плечами и убежала переодеваться. Она не могла объяснить Элеоноре Ивановне, что ей безумно страшно идти в оркестр на репетицию и от этого страха хочется побыстрее избавиться. Наверняка все уже знают последние новости, и неизвестно, как теперь будут относиться к Альке. Как к героине или как к безумной маньячке, докопавшейся до того, до чего нельзя было докапываться? Кто ж их знает, люди ведь все разные.

Она натянула длинный пушистый свитер из ангоры, чтобы не замерзнуть в ветровке, которую придется надеть вместо куртки. Когда теперь она получит назад свои вещи, Алька и думать не пыталась. Вернуться в Ленкину квартиру казалось ей немыслимым.

День стоял очень теплый, так что ей сразу пришлось расстегнуться. Ярко светило солнце, полностью свободное от облаков, на газонах уже зеленела первая молоденькая травка. Алька шла на работу значительно раньше срока, но ей так было легче. Она не хотела сразу проходить сквозь строй любопытных глаз. Пусть уж лучше встречи с коллегами будут происходить постепенно, по мере их появления.

Но, конечно, самой первой ей прийти не удалось. Кое-кто из оркестрантов уже сидел на своих местах, репетируя не пройденные дома партии, небольшая компания, как всегда, курила около мужского туалета. Никто ничего не сказал Альке, лишь поздоровались с ней — приветливо, как обычно.

Она стрельнула сигарету, постояла с ребятами, почти не участвуя в общем разговоре, затем пошла в зал, где десятью минутами раньше оставила инструмент.

— Привет, дорогая. — Сзади, обнимая Альку за плечи, стоял Копчевский.

— Здравствуй, — осторожно произнесла Алька, пытаясь прочесть что-нибудь по его лицу. Но лицо было обычным, усыпанным мелкими веснушками и дружелюбным. Разве чуточку более серьезным.

— Мы тебе обзвонились тут за выходные. Сильно болела?

— Простуда. Ерунда, ни кашля, ни насморка, только температура. Первые дни сорок была, потом меньше.

— Бедняга! — присвистнул Копчевский. — Ирка, значит, правильно велела тебя не беспокоить.

— Алик, — Аля пристально разглядывала узор на его свитере, — ты… что думаешь обо всем этом?

Смешливые, золотисто-карие глаза Копчевского словно потемнели и сузились.

— Все нормально, Аль. Не занимайся самоедством. И никого не слушай, если будут болтать. Я… я… если хочешь знать, я тобой восхищаюсь! Да!

Алька улыбнулась и потрепала его по огненно-рыжим волосам.

— Не знаю, как теперь я буду… — печально проговорила она.

— Как раньше, так и теперь. И вообще, — Копчевский снова принял привычный несколько шутовской облик, — давай поговорим о приятном.

«Сейчас снова приглашать начнет, — подумала Алька. — Опять в тот бар или сразу домой. И я, наверное, соглашусь. Это гораздо лучше, чем сидеть одной и непрерывно думать о Ленке».

— Знаешь, кто теперь инспектор? — нетерпеливо спросил Алик.

— Нет, — удивилась Алька такому повороту разговора.

— Угадай с трех раз.

— Не может быть. Ты, что ли?

— Как догадалась? — опешил Копчевский и тут же замахал руками: — Ну да, я же забыл, ты у нас частный детектив, от тебя ничего не скроется!

— Не надо про детектива, — тихо попросила Алька.

— Молчу, — кивнул Копчевский. — Одно только скажу: блат в администрации тебе обеспечен. Можешь даже опоздать пару раз, но не больше.

— Ты очень щедр, — усмехнулась Алька.

— Теперь осталось взять нового директора, и коллектив будет весь с иголочки.

— Как — нового? — не поняла Алька. — А Глотов куда делся?

— Здравствуйте! — Копчевский округлил на Альку изумленные глаза. — А я с ней как с большой! Отвалил Витюша, вслед за Чегодаевым.

— Зачем?

— Да ты что, не в курсе? Это же он всем заправлял в деле с Кретом. И Ирку склеил, для того чтобы она стала инструменты возить — вместо ушедших ребят. Ты ничего не теряла во время концерта в Большом зале? — Алик выжидающе смотрел на нее, и Алька поняла, что он имеет в виду. Так вот куда делась первая записка — осталась в артистической на полу, когда из Алькиных дрожащих рук выпала сумочка.

— Да, — ответила Алька, — теряла.

— Ну вот. То, что ты потеряла, нашла Сухаревская. Ты чувствовала, какое амбре идет от этой мерзкой писульки?

Алька кивнула, вспомнив запах духов, который источали обе угрожающие записки. Бог ты мой! Как же она раньше не подумала об этом?

— Глотов?

— Витюшу подвела его нездоровая любовь к фирменной парфюмерии, да еще некоторая прямолинейность. Ирка у нас девушка проницательная, и хоть голову слегка потеряла от своего романа, все же ее стали напрягать разговоры, которые наш Ромео вел с ней во время свиданий.

— Какие разговоры?

— Да большей частью об инструментах, которые якобы выгодно вывезти за кордон и там толкнуть по цене, в два раза превышающей отечественную. Она думала, думала, что бы это могло значить, откуда у Вити Глотова такая тяга к шедеврам итальянских мастеров, пока, разыскивая тебя, не позвонила Чегодаеву.

— Ирка ему звонила? — не поверила Алька. — Когда? Она тебе сама говорила об этом?

— Милая моя! Она говорила об этом не мне. То есть и мне, конечно, тоже, но вообще-то мы все беседовали с оч-чень суровыми товарищами из прокуратуры.