Мой милый победитель - Додд Кристина. Страница 23

Хозяин дома аккуратно, тоненькими ломтиками нарезал сыр раскладным ножом, таким же, как у Робби. Пожалуй, этот нож был длиннее, и его изогнутое лезвие хищно сверкало в отблесках огня.

— Лондон — древний город. Все в нем дышит историей и величием. Во всем своем великолепии и пышности высятся дворцы и храмы. Каждое здание словно гордится собой и своим местом в летописях города. А есть еще смердящие трущобы и доки — гниющая клоака, кишащая ворьем.

Взяв ломтик сыра, Винтер несколько секунд рассматривал мраморные прожилки плесени, потом уверенно добавил:

— Лондон — отражение самих лондонцев.

В его словах было много поэзии и очень, очень много правды — но и то, и другое в высшем свете не приветствовалось. Как же не хотелось Шарлотте его одергивать, но…

Увидев, что девушка опустила глаза, Винтер усмехнулся:

— Ах, да, я забыл. Вопрос был задан только для вида, так, пустой обмен фразами без глубины и смысла. И правильный ответ: «Мой день прошел успешно, мисс леди Шарлотта, а как ваши дела?»

— Спасибо, хорошо, — начала Шарлотта, но оставить без ответа его замечание она не могла. — Беседа — это искусство, милорд, позволяющее двум людям познакомиться и затем, в медленном танце слов и фраз ближе узнать друг друга. А если повезет, то и подружиться. Но нельзя открывать душу первому встречному, если только вы не хотите, чтобы ваши сокровенные мысли и чувства стали достоянием недоброжелателей и предметом насмешек завистников.

Винтер молча отломил кусочек хлеба, и Шарлотта с нетерпением ждала, что же он ответит на ее пояснительную тираду. Но он ограничился сдержанным:

— Вы, как всегда, правы. Я рад, что ваш день прошел хорошо. Не будете ли вы так любезны поведать мне об успехах моих детей.

Девушка улыбнулась, надеясь, что подводных камней и подвохов ей больше ждать не придется.

— Учить ваших детей — такая радость, милорд! Для их возраста у обоих довольно высокий уровень математических знаний. Их способность налету схватывать языки просто поражает. Дети делают успехи в естественных науках, развитии речи, чистописании, рисовании. Робби с легкостью учится читать.

Все это время Винтер улыбался, как улыбался бы любой отец, выслушивая похвалы в адрес детей. Последняя фраза заставила его насторожиться.

— А Лейла? Ей чтение дается с трудом? Шарлотта нехотя покачала головой.

— Читать Лейла никак не хочет.

— Вы хотите сказать, что ей трудно?

— Нет, она отказывается даже пробовать. — Шарлотте было неприятно признавать собственную несостоятельность, но будет только справедливо, если она это сделает. — Я виню только себя, милорд. У меня не много опыта в работе с маленькими детьми, и я ума не приложу, почему Лейла упирается. Даже не знаю, как ее заинтересовать. Я уже говорила ей, что, когда она научится читать сама, перед ней откроется удивительный мир.

— Ей нравится слушать, как читаете вы. — Винтер положил в рот ломтик хлеба и отпил кофе.

— Это так. Мы с детьми с удовольствием прочли сказки «Тысяча и одна ночь», и я сказала девочке: «Когда ты научишься читать, тебе не придется дожидаться меня, чтобы узнать, что было дальше. Ты сможешь читать про себя». Но она продолжает упорствовать.

Винтер многозначительно улыбался каким-то своим мыслям.

— Милорд, быть может, я чего-то не знаю о Лейле? Вы можете мне помочь? — забеспокоилась Шарлотта.

Молодой человек с улыбкой покачал головой.

— Она будет читать, когда придет время.

Но девушка продолжала хмуриться, и Винтер вдруг потянулся к ней через стол. От неожиданности Шарлотта отпрянула. Но он продолжал держать руку на весу, укоризненно глядя ей в глаза, пока она не уступила и не вернулась в прежнее положение.

И тогда он провел ей по лбу большим пальцем, разглаживая морщинки.

— Не тревожьтесь. До вашего приезда я боялся, что гувернантка станет без конца одергивать детей, замучит их нравоучениями, будет наказывать их за шалости и презирать их, считая «плебеями». Шарлотта, выдумаете, что мне нет до этого дела, но я наблюдал за вами и понял, что дети вас любят. И я благодарен вам за то, что вы вводите их в этот новый для них мир с таким искусством и тактом.

Шарлотта не сопротивлялась, и Винтер продолжал гладить ее по лбу, по вискам. Девушка решила закрыть на это глаза. Может статься, ему невдомек, что подобные знаки внимания не просто предосудительны, но и вовсе недопустимы. Она позволила его словам потешить ее гордость, потому что… К чему лгать — она нуждалась в его похвале. Раньше ее компетентность всегда воспринималась, как должное. Теперь же она боялась, что не сумеет помочь тем, к кому она привязалась всем сердцем. Винтер вернул ей веру в свои силы.

В комнате воцарилась тишина, лишь потрескивали дрова в камине. В голые окна смотрела ночь. Сумерки ползли по деревянному полу, играли бахромой ковра, касались густого ворса. Колеблющееся пламя освещало две фигуры — мужчину и женщину — неподвижно сидевших друг против друга и не сводивших друг с друга глаз. Его пальцы скользнули по ее щеке, легонько провели по носу, коснулись кончиков ресниц. Такое повторение очертаний лица Шарлотты доставляло Винтеру доселе неведомое наслаждение. Девушка, боясь вздохнуть, зачарованно прислушивалась к прикосновениям его мозолистых рук — они гладили ее нежную кожу, лаская и убаюкивая.

Наконец Винтер опустил руку и выпрямился, и Шарлотта смогла перевести дыхание. Этот человек возбуждал в ней странные, мистические чувства. Можно было подумать, что он чародей из арабской сказки. Но леди Шарлотта Далрампл не верила в магию.

— Вы даже не прикоснулись к кофе, — заметил Винтер. — Быть может, вы пьете его сладким?

— Нет, я не пью… Мне не нужно сахара.

Молодой человек удивленно вскинул брови, и девушка поднесла чашку к губам и сделала глоток. Б-р-р-р. Горячо и горько. Как не соответствовал вкус напитка его удивительному аромату! Шарлотта, сжав зубы, глотнула, изо всех сил постаравшись не вздрогнуть.

Напряженный, внимательный взгляд Винтера сделался ироничным.

— Мисс леди Шарлотта, вы не любите кофе.

Лгать было бесполезно. Разве только она научится луч1 притворяться.

— М-м… нет, не люблю.

— Бренди вы тоже не любите.

— Совершенно верно.

— И все же вы пьете кофе, чтобы доставить мне удовольствие, и пили бренди, чтобы доставить удовольствие матери. Думаю, вы очень добры, мисс леди Шарлотта.

Добра? Вот так раз! Шарлотта совсем растерялась. Она решилась остаться наедине с человеком, которому приписывала самые гнусные намерения, и который, напротив, проявляет лишь искреннюю сердечность, пусть даже выражая ее несколько непривычным образом.

Да, он прикасался к ней, но эти прикосновения были целомудренны. Винтер заставил ее осознать, как много ограничений и как мало надежды было в ее жалком существовании.

— Думаю, немногие согласились бы с вами, — отвечала она.

— Я не ищу одобрения глупцов и дилетантов. У меня есть глаза, чтобы видеть, и мозги, чтобы думать, — он похлопал себя по лбу. — И я думаю так, как хочу, а не так, как хотели бы окружающие.

В этот момент Шарлотта поняла, что Винтер ей нравится. Нравится его прямолинейность, простота и, главное, его уверенность в ceбe. Если бы не знатные гости из Сереминии, он бы наплевал на всякие там манеры и этикет, потому что был вполне доволен собой и тем, чего он достиг в жизни.

Девушка встревожилась: она знала, что подобное чувство симпатии к мужчине опасно.

Винтер забрал у нее чашку.

— Завтра я распоряжусь, чтобы вам приготовили чай. А сейчас, мисс леди Шарлотта, я должен спросить у вас, могу ли я пользоваться старой визитницей отца с гербом на крышке. В свое время такие вещи были в моде, но теперь я замечаю, что в гостиных на нее смотрят косо…

В то время как молодые люди всерьез приступили к своим занятиям, в противоположной части дома новая служанка-посудомойка пробиралась к своей спальне на третьем этаже. Обычно Франсез ложилась спать одновременно с другими слугами: домоправительница с подсвечником в руке шла по длинному коридору, ведшему к спальням прислуга, освещая путь. Но Трейв Джеймс, красавец, каких Франсез еще не встречала, уговорил прийти к нему сегодня в конюшню, и вот теперь она возвращалась к себе в кромешной тьме. Как ни вглядывайся, а различить удавалось лишь очертания стен.