Чёрный лёд, белые лилии (СИ) - "Missandea". Страница 17
Она протянула ему тетради. Он не узнал их, открыл, прочитал на обложке надпись, выведенную второпях неровным почерком: «Калужный А. 10А класс, алгебра». Тройки, четвёрки, даже двойки. Он никогда не блистал способностями к учёбе и усидчивостью, в отличие от сестры и от брата.
Антон положил тетради на стол. Мия уставилась на него.
― Ну, что ты ещё хочешь сказать? ― он закатил глаза. ― Я знаю тебя все твои двадцать лет, так что не томи давай.
Мия быстро залезла в свою необъятную сумку и вынула оттуда белый конверт. У него кольнуло сердце. Что в нём ― Антон не знал. Просто чувствовал.
― Нашла в твоем дневнике за одиннадцатый класс и решила, что ты, может быть, захочешь забрать, не знаю… Такое время сейчас, может быть, ты хотел бы иметь какую-то память... Извини, если ошиблась, ― проговорила она и протянула ему конверт.
― Открой.
Мия вздохнула. Открыла.
С чёрно-белой фотографии на Антона взглянула она.
Светлые волосы завитками, обрамляющие лицо, и улыбка, обнажавшая широкую ещё щель между передними зубами. Только её, особенная, улыбка. Она всегда улыбалась ему вот так.
― Убери. Убери, мне не нужно.
Он почти вбежал в приёмную попечительского дома святой Анны. Христин улыбнулась ему навстречу своей неизменной открытой улыбкой, обнажавшей её белые, совсем чуть-чуть неровные, зубы.
― Наконец-то! Я тебя вторую неделю жду. Думала, что ты сбежал, ― прошептала она, сжимая его руку и смеясь.
Сердце билось как сумасшедшее.
― Ну, куда я от тебя убегу?.. ― улыбнулся Антон, целуя её пальцы. ― Я так соскучился.
― И я, ― она засмеялась, совсем тихо, и тут же зажала рот ладонью. ― Тш, а то ещё миссис Минчин услышит. Где ты был? Это не секрет? Ни Мия, ни Алекс тоже ко мне не заходили последние дни, я не знала, что думать.
― У меня такая новость, Христин, ты не поверишь, ― он чуть подождал, приходя в себя. ― Меня готовы взять на факультет спецназа, ты представляешь? Они сказали, что готовы и что мои результаты позволяют мне! Через две недели мы уже должны быть в Рязани.
На секунду Христин замерла, не отнимая рук.
― В Рязани?..
― Да, да, это такой город у нас в России, я же тебе рассказывал, кузница лучших военных кадров, если хочешь, ― Тон улыбнулся, едва не задохнувшись. ― Я ещё не говорил с отцом, но ты только подумай! Я и тебя отсюда увезу, мы начнём совсем другую жизнь вдвоём, поженимся, хочешь? Ну, хочешь?
― Ты будешь военным, ― тихо сказала она.
― Конечно, я же...
― А если ты уйдёшь на войну? ― вдруг серьёзно спросила Христин и подняла на него свои огромные печальные глаза.
― Ну, что ты, какая же сейчас война. Ну? Почему ты так боишься этого? Военный ― это мужская профессия, хорошая профессия, и мы…
Она вдруг вырвала у него руку и отвернулась, отойдя к стене и отвернувшись.
― Христин… Да что ты? ― недоумевающе спросил он.
― Как я уеду? ― тихо спросила она, не поворачиваясь. По голосу Антон понял, что она плачет.
― Христин…
― Как я уеду в другую страну? По-русски я знаю только «Антон», «Москва ― столица России» и «Я люблю тебя»! Как я оставлю мать? ― она говорила совсем неслышно.
― Она тебе не мать, ― отрезал Антон. ― Она бросила тебя, и я не понимаю, почему, когда ей плохо, ты должна заботиться о ней. Мы начнём там, в России, совсем другую жизнь. Только ты и я.
― Ты и я… ― повторила она.
― Ну, что ты? Мы же много переговорили об этом в прошлом году, ― растерянно пробормотал он, не понимая причины её расстройства. ― Ты, кажется, не возражала.
― В прошлом году всё это было так далеко, Тони! ― вдруг громко воскликнула она. ― Как же я уеду, скажи мне?! Здесь мой дом и моя мать. Да, дом ― это попечительский приют. Да, мать ― это женщина, которая много лет назад оставила меня, но сейчас она больна, и я нужна ей! У меня нет другого дома, и другой матери тоже нет! Сначала Польша, потом Англия, смотри, я едва научилась говорить по-английски, как мне переучиваться по-русски? И сколько? Где я буду учиться?! Что я буду делать в этой твоей холодной России?
В комнате повисло молчание. Антон слышал удары своего сердца. Нет. Нет. Это ведь не значит, что она…
― Я люблю тебя больше всего на свете, ― прошептала она, подходя и умоляюще глядя на него. ― Но я не могу поехать с тобой. Послушай, здесь есть много военных университетов, ты мог бы попробовать...
Скинув её руки с плеч и не слушая рыданий, он сбежал по ступенькам.
Комментарий к Глава 5 *Mark 47 Striker — американский автоматический гранатомет
http://vk.com/missandea буду очень рада всех видеть.
Простите за задержки.
====== Глава 6 ======
Никто не говорил, что будет легко,
Никто никогда не говорил, что будет так тяжело.
Coldplay ― The Scientist
― Через что могут воздействовать на организм отравляющие вещества, ты меня спрашиваешь? ― возмущённо вопрошал с кафедры майор Краевой. ― Бондарчук, ты спятила, что ли?! Опять? Оттого, знаешь ты это или нет, будет зависеть твоя жизнь и жизнь твоего взвода! Не приму самостоятельную, сиди и учи!
Таня-то всё выучила и снова нормально не выспалась. Дописав пятый и последний вопрос о первой помощи при отравлении ипритом, она отложила ручку, положив голову на руки.
― Лармина, можешь выбросить свои шпаргалки! Вы обалдели сегодня совсем?! ― заорал Краевой, не поднимая глаз от журнала. Никого это уже не удивляло: он слышал даже самые малейшие шорохи. ― Там не будет никаких шпаргалок! Там, когда вы услышите хлопки газовых снарядов, никто не успеет ничего подсмотреть, вы это понимаете?! Вы умрёте сами и сгубите своих подчинённых ни за что ни про что, потому что просто не выучили!
― Что в третьем? ― едва слышно зашептала Валера над ухом.
Стойко игнорируя настойчивое желание дать ей чем-нибудь по башке, Таня подняла голову, сонно пробежала глазами третий вопрос, гласивший «названия нервно-паралитических отравляющих веществ».
― Блин, целиком не помню, что там. Зарин, зоман, VX… И ещё что-то…
Валера быстро записала продиктованное, а затем полезла во внутренний карман кителя.
― С ума сошла? У него же слух, как у кошки. Он запалит твои шпоры, ― встрепенулась Таня: по РХБЗ у Валеры и так уже стояла пара и два трояка.
― Рукописи не горят… Кто это там сказал? Цезарь? ― хитро улыбнулась Валера.
― Воланд, ― Таня закатила глаза. ― Иди хоть выйди, там и посмотришь.
― Так вот: у твоего Воланда рукописи не горят, а у Валерии Ланской шпоры не шуршат! ― торжественно провозгласила она и извлекла на свет малюсенькие бумажки, тщательно обклеенные скотчем со всех сторон.
― Восхитительно, ― прыснула Таня.
― Соловьёва и Ланская, что у вас там происходит? ― Краевой так и не поднял глаз от журнала.
― Ничего, товарищ майор, ― пискнула Валера и принялась строчить.
Таня взглянула на часы: до конца пары оставалось двадцать минут. Можно ещё успеть задремать, если повезёт. Едва она закрыла глаза, снова уронив голову на парту, как у уха послышался шёпот Валеры:
― Как ты думаешь, сейчас поесть или до общаги потерпеть?
Под едой подразумевался разве что не бронебойный пряник, который в придачу к каше дали сегодня на завтрак. Откусить от него не было возможно при всём желании, но тем прекраснее он был: такой пряник долго не кончался.
― В общаге лучше поешь, ― не поднимая головы, посоветовала она.
― Но хочется сейчас, ― Валеру Таня не видела, но знала, как жалобно она скривилась и какая глубокая задумчивость отразилась на её лице. ― Слышишь, как живот урчит?
― Тогда съешь сейчас.
― А что я тогда буду в общаге кушать?
― О боже, Валера, ― Таня даже выпрямилась, ― мне кажется, что в восемнадцать лет ты можешь сама решить, когда будешь есть свой пряник.
― Ладно, съем сейчас, ― Валера решительно мотнула головой и полезла в карманы, достав оттуда круглый замызганный пряник. В эту секунду Краевой всё же окинул взглядом аудиторию, и Валера мгновенно спрятала своё сокровище, а затем и вовсе исчезла под партой, откуда в ту же секунду донёсся громкий хруст. Таня закатила глаза и закрыла лицо руками, пряча смех.