Мышка - Черемина Наталья. Страница 14

— Я, конечно, понимаю, что строители никогда не сдают объект к обещанному сроку. Но уже конец третьего квартала, скоро должна быть сдача дома, а построено только четыре этажа, и уже почти два месяца картина не меняется.

— Как хорошо, что вы приехали, Татьяна Евгеньевна, а мы вас обыскались.

— А чего меня искать, мой мобильный не менялся.

— Ах, ну что-то у нас не получалось… Ну не важно. Мы как раз приготовили дополнительные соглашения для всех дольщиков, касающиеся изменения сроков строительства. Вот, ознакомьтесь, пожалуйста.

— Ну сроки — понятно, что вы не успеете. Меня интересует, почему строительство стоит. Там ничего не происходит последние два месяца, вот о чем речь.

— О, это временно, это связано с…

Татьяна минут десять выслушивала разумные объяснения, цветистые примеры и клятвенные уверения, затем поморщилась и прервала менеджера на полуслове:

— А если я не подпишу это соглашение?

— Мы вам вернем все деньги до копейки, можете не сомневаться. Кстати, я продолжу: вы сможете убедиться, что со следующей недели мы возобновляем строительство в связи с тем, что уже…

На сей раз Танька прервала поток уже на второй минуте:

— Вот когда я смогу убедиться, тогда и подпишу.

— Татьяна Евгеньевна…

— До свидания.

В следующий понедельник Танька подрулила к стройке и увидела бойко работающий кран, столбы пыли, кучу народа, копошащегося на каждом квадратном метре, — все выглядело так, как будто никогда не замирало. Тогда она развернулась в сторону строительной конторы и совершила поступок, который долго потом не могла себе простить: подписала допсоглашение. При ней один из дольщиков получил обратно свои деньги, засунул их в карман и сказал: до свидания. «Дурак», — подумала Танька, но дурой оказалась она. Через две недели бурная деятельность на объекте замерла, чтобы больше не возобновляться. Самое смешное, что с виду полностью готовая коробка первого дома, в который Танька не успела, тоже замерла, так и не дожив до сдачи.

Влетевшая в офис «Спецремжилстроя» Татьяна попала в гущу разъяренной толпы. Эта картина ей напомнила демонстрации у дверей рухнувших банков в середине девяностых. Все кричали, потрясая своими договорами, бледный менеджер что-то объяснял ближестоящим, но ничего не было слышно. Через некоторое время Танька поняла, что строительство заморожено на неопределенный срок, на директора заведено уголовное дело, «Спецремжилстрой» ждет процедуры банкротства, деньги вернут неизвестно когда и еще вопрос — вернут ли.

Родители, сестра, знакомые, тетка из органов опеки и попечительства и, конечно же, шеф узнали о громком скандале из газет. Г-н Попов первое время еще вякал что-то о грязных кознях конкурентов, но скоро замолчал: его уголовное дело распухло от информации, предоставленной отделом по борьбе с экономическими преступлениями. Танька ходила как в тумане. Следующим витком издевательств стала перекупка объектов «Спецремжилстроя» другой строительной фирмой и предложение дольщикам доплатить за свои квадратные метры сумму, в полтора раза превышающую первоначальную стоимость. Дольщики разбились на два лагеря: одни рванулись оплачивать, другие подали заявление в суд и на г-на Попова, и на нового строителя. Танька примкнула к последним, потому что у нее просто не было денег — одни долги.

Следующие месяцы пролетели как в кошмарном сне: какие-то пикеты, ругань, сочувствующие взгляды, оставленная надежда заполучить ребенка. Потом было совершено покушение на директора фирмы, перекупившей дома, он отделался царапиной, но дольщикам из первого лагеря вернули доплату за продолжение строительства, и оно заморозилось окончательно. Дольщики вновь объединились в один лагерь, организованно участвовали в судебном процессе, и забрезжила надежда вернуть деньги, правда, неизвестно когда.

Как-то сестра уговорила Таньку сходить на презентацию автосалона, который открывала контора ее мужа совместно с фирмой, в которой работал муж Машки. Она согласилась, подумав, что вряд ли увидит бывшую подругу, которая, по слухам, недавно родила второго ребенка. Не то чтобы она не хотела ее видеть, но как-то спокойнее на душе без таких встреч.

Но первой, кого Танька увидела, войдя в разукрашенный зал, была она. Не виделись с ней года три, а кажется, целая вечность прошла. Машка была почти такой же, только черные волосы уже не торчали клочкастым ежиком, а аккуратно обрамляли лицо и спадали на плечи блестящим полотном, на лице угадывались следы косметики, а одежда была женственной и элегантной. Двое детей не оставили никакого следа на ее стройной фигуре, рыжие глаза глядели так же весело и уже немного косили от порции выпитого и от возбуждения, вызванного обилием старых знакомых. Сначала Танька благообразно поздоровалась с ней издалека и присоединилась к шумной компании друзей Ольгиного мужа. Но потом на нее что-то нашло. Ей вдруг подумалось, что если она сейчас не поговорит с бывшей подругой, она так и будет вести с ней бесцельные мысленные диалоги до конца дней. Для храбрости Татьяна опрокинула в себя бокал мартини, который уже с полчаса бессмысленно вертела в руке, вздохнула и направилась прямиком к Машке, о чем-то болтающей со своим упитанным мужем.

— Ну что, даже здесь расстаться не можете? — грубовато ухмыльнулась Татьяна в сторону мужа и обратилась к Машке: — Пошли выпьем, сто лет не виделись.

— Ладно, девушки, только не увлекайтесь, мне еще Маню на себе домой волочь. — И муж благополучно удалился к кучке каких-то своих знакомых.

Вежливо посмеиваясь, девушки подошли к столу и уставились на ассортимент бутылок.

— Эээ… ну может…

— Как обычно…

— Кого тут обманывать…

— По беленькой…

— Ага…

— Ну, за встречу…

Первые рюмки были выпиты очень быстро, потом, как водится, перерывчик небольшой, и вот уже в руках третья порция, и с ней можно не спешить. Теперь Татьяна уже не чувствовала никакой закрепощенности и даже мельком подумала: а может, ну их, все эти разговоры, вот стоим рядом, смеемся и все как раньше. И так хорошо. Танька встряхнулась: ну нет, решила так решила.

— Сколько твоему второму-то?

— Годик скоро будет. Такой шустрый, прикольный. Старший, наоборот, увалень был, толстяк, лентяй. А этот прям торопыжка. Такие разные. Вот пришла бы в гости, сама бы и посмотрела.

— Да ладно, чего там… Небось не до меня. — Помолчала, набралась духа и добавила: — Чего из вежливости-то приглашать, знаешь ведь, что не приду.

Машка посмотрела ей в глаза без смеха, но и без раздражения, спокойно и серьезно.

— Я, вообще-то, тебя не из вежливости приглашаю, а вполне искренне. Но ты права в одном: это уже превратилось в дежурную фразу именно потому, что ты, конечно же, не придешь. Не знаю, по какой причине, но дело хозяйское.

— Ну, о причине можно было догадаться.

— Извини, тогда я просто умственно отсталая.

— Наверное, можно вспомнить Светкин день рождения.

— Но тогда, мне кажется, не я, а ты мне нахамила. Меня, знаешь ли, трудно обидеть, но тебе это удалось.

— Да, но после чего я тебе нахамила? Ты очень хорошо заметила мои наезд, а своих наездов весь вечер ты не замечала? Ты докапывалась к каждому моему слову и действию, можно предположить, что мне это надоело.

— То, что ты называешь наездами, на мой взгляд, было критикой, к которой ты, кстати, до поры до времени разумно относилась. Но на Светкином дне рожденья ты ведь уже была звездой. Абсолютно не замечала, что ведешь себя просто оскорбительно. Конечно, какая мелочь, говорится тост за здоровье именинницы, а Таня громогласно по мобильнику назначает кому-то встречу через полчаса. Я не докапывалась, а делала тебе замечания, хотя, возможно, было бы умнее промолчать, тогда бы не нарвалась на грубость.

— Можно было сказать все это нормальным тоном, а не вставлять ехидные сентенции на каждый мой шаг.

— Так или иначе, ты обиделась на свое, я — на свое, но потом-то… Потом я тебе звонила, звала на пивко, ты даже один раз снизошла. Осчастливила меня разговорами о погоде. Сама — ни разу не позвонила. А сколько я тебя звала в гости, сколько раз пыталась поддержать хоть какой-то контакт. Но потом бросила это дело просто потому, что насильно мил не будешь.