Скандальный роман (СИ) - "Алекс Д". Страница 10
Но еще большим проклятьем станет для меня то, что своим провалом я подписалась на целый месяц изощренной пытки. Я буду видеть его каждый день и…чувствовать эти невольные предательские и болезненные спазмы, сдавливающие грудь в тиски, когда чувствую на себе испытывающий взгляд Алекса Джордана.
Трудно описать словами, но его глаза не оставляют меня в покое. Я не могла выкинуть утреннюю встречу из головы, даже когда шла на занятия и повторяла главные цитаты из своего проекта, которые должны были спасти меня на защите. Черт, не было ни секунды, чтобы я не думала о своем спасителе, и мысли о нем изводили мне нервы и просто душили, потому что…глубоко в душе я жалела, что оставила его утром в кофейне. Между нами возникло то самое притяжение, которого я никогда прежде не испытывала. Вспышка, искра, безумный интерес друг к другу с первого взгляда. Не знаю, как, но Алексу удалось пробудить в моем сердце странное и незнакомое мне до сегодняшнего дня чувство — легкий трепет в груди и желание бесконечно узнавать человека, который пьет с тобой по утрам кофе.
Я себе столько нафантазировала, если честно. Что мы снова случайно встретимся, и окажется, что нет у него ни жены, ни второй половинки. И будем не только кофе по утрам пить…дура. Не удивительно, что когда я вошла в класс, то чуть не задохнулась от ужаса, встретившись с не менее ошеломленным взглядом каре-зеленых глаз. Однако Алекс быстро скрыл свои эмоции за непробиваемой маской, а вот я не смогла подавить табун мурашек, которые атаковали мой затылок, спину и руки.
С первой секунды нашей встречи я потерялась в его взгляде. Слегка отстранённый, задумчивый, холодный и в то же время такой пристальный. Взгляд человека, который, казалось бы, знает о тебе все, считывает все тайны души, как с листа…мне почему-то не хотелось быть для Алекса «открытой книгой». Может, поэтому я и ушла из кофейни.
А теперь я для него лишь вертихвостка, которая вместо того, чтобы взяться за ум, «занимается ерундой» и пытается сдать экзамен не благодаря своим знаниям, а с помощью флирта и красной помады.
Позорище.
Неужели гребаный Лаплас был прав? Если бы мистер Адамсон не заболел, я бы больше никогда не встретила Алекса и наверняка бы забыла его уже через неделю. Или нет? Искала бы я его в толпе безликих лиц и равнодушных взглядов среди каменных джунглей Нью-Йорка? Ходила бы в нашу кофейню каждое утро, говоря себе, что направляюсь туда только за чашкой кофе, а не в надежде встретить этого мужчину?
Сейчас это уже не важно. Ближайший месяц я его точно не забуду. Я даже не знаю, что хуже — тот факт, что у единственного мужчины, который мне по-настоящему понравился, есть женщина, или то, что он мой преподаватель? А как вам такая новость, что он старше меня лет на десять?
А, нет, стойте, есть кое-что еще хуже и обиднее.
Судя по тому, как он хладнокровно растерзал меня в аудитории, Алекс совершенно ко мне ра-вно-ду-шен. Как бы я не пыталась очаровать его, он оставался холоден и непреклонен. Его откровенное, броское пренебрежение рождало внутри меня волны негодования и душевного диссонанса: казалось, что утром я общалась совершенно с другим человеком.
Черт, от этого только интереснее.
Направляясь в сторону столовой, прикладываю тыльные стороны ладоней к горячим щекам, ощущая, как они пылают изнутри от волнения и перенесенных переживаний. Неужели это я? Уверенная в себе девушка, знающая себе цену, я всегда находила общий язык как с парнями, так и с мужчинами, и с любыми преподавателями. Не помню, чтобы кто-то доводил меня до предобморочного состояния. Алексу удалось не просто меня смутить, а поставить в такое положение, когда даже двух слов связать не смогла.
Боже, да знала я, что такое чертов детерминизм, хоть и работу действительно мне сделал знакомый с параллельной группы и именно за «красивые глазки». Я просто…весь английский язык вылетел из моей головы, когда Алекс начал задавать мне вопросы, глядя на меня этим своим фирменным безапелляционным взглядом. Честное слово, взгляд экзекутора и палача, который любит поиграть со своей жертвой прежде, чем срубить ей голову на плахе.
Словно это не он сегодня утром спас меня от смерти. Словно это не мистер Джордан, а кто-то безумно похожий на него угостил меня чашкой кофе и, улыбаясь, рассказывал о своей жизни. Смеялся. Я до сих пор помню бархатистые, заинтересованные нотки в его низком голосе, который хотелось слушать вечно.
И…последнее, пресловутый парфюм. Этот аромат действует на меня, как наркотик, и я просто дурею, не в силах думать ни о чем другом, кроме как о желании уткнуться в его рубашку и бесконечно вдыхать, наслаждаясь ощущением мужского тела рядом. Божественный запах, превращающий меня в безумную кошку, надышавшуюся валерьянкой.
Может, я еще больше думаю о нем потому, что он задел мою гордость и самолюбие. Как он мог не поставить мне зачет? Ему жалко было что ли? Прежде только преподаватели за семьдесят могли устоять перед моей улыбкой. Но с ними на «поблажки» и рассчитывать не стоило. Но он?
Неужели…
Может, он гей?
У меня аж кончики пальцев начинает покалывать от необходимости срочно залезть на сайт Колумбийского и прочитать об Алексе Джоране всю доступную о нем информацию.
Отвратительный, действующий на нервы звук отвлекает меня от мыслей об Алексе. Я не сразу понимаю, что звонит мобильный. Уныло поджимаю губы, вспоминая, в какую жалкую кучку осколков на асфальте превратился мой новый телефон, и нажимаю на кнопку «принять» на старом с разбитым экраном.
Снова копить…снова брать дополнительные рабочие смены, и снова не останется времени на то, что мне действительно важно.
— Привет, моя милая, — судя по голосу, папа в приподнятом расположении духа, и это хороший знак. Отец знает расписание всех моих экзаменов и звонит после каждого…он одержим моими успехами. Не поймите неправильно. У меня самый лучший папа, и я его очень люблю, но этот тотальный контроль…у меня зубы сводит каждый раз, когда я вижу на экране телефона его имя и предвкушаю, как уже через пять минут буду сыта по горло его наставлениями, нравоучениями и сводом указаний о том, как мне нужно жить и что делать.
И так всю мою жизнь — на невидимом аркане, на прозрачной, но от этого не менее тяжелой цепи, которой меня одарила родная семья. Лишь после того, как я поступила в Колумбию, малая часть свинцовых оков, сжимающих мои крылья, ослабла.
Отец не последний человек в Нью-Йорке, у него своя строительная компания. Не самая масштабная, но стабильная и перспективная. И даже меня с Дэниелом, моим младшим братом, он рассматривает как некий «бизнес» и «вложение в будущее». Следуя его гениальному плану, я рано или поздно должна отправиться на стажировку в его компанию, а в будущем продолжить дело семьи…и это будущее, нарисованное отцом, совершенно не совпадает с моими истинными желаниями.
Уверена, я такая не одна. Но от этого не легче, правда?
«Я вкладываю деньги в твое обучение, дорогая», — недвусмысленно любит повторять отец. «Будь добра, ценить то, что тебе дано. Другие могут только мечтать о подобном уровне жизни», — постоянно слышу от него я.
Тем временем Дэн мечтает стать футболистом, но вынужден целыми днями изучать экономику и несколько языков. На самом деле Дэниел давно обманывает родителей: говорит, что ходит к репетитору по китайскому, а сам занимается футболом в частном клубе, и, черт возьми…он просто офигенно владеет мячом на поле. Его тренер не раз говорил мне, что он настоящий талант, бриллиант, нуждающийся в кропотливой и долгой огранке, и ему просто необходимо заниматься спортом серьезно и полностью посвятить себя футболу.
И я с ним согласна. Нужно быть совершенно слепым, чтобы не заметить, что по полю Дэн не бегает, а летает и всегда забивает минимум по одному голу в матчах с другими подростковыми клубами.
Отец, конечно, считает, что футбол — это бессмысленное времяпровождение, как и моя «игра в писателя». Для него мое сочинительство не более чем увлечение, хобби. Он считает, что написать хорошую книгу я могу и учась на факультете, от которого меня тошнит, и даже не представляет, сколько энергии, труда, а главное времени необходимо для того, чтобы составить действительно стоящий сюжет, приправить его крышесносными эмоциями, живыми диалогами, яркими персонажами и чувственной эротикой. При всем нужно еще придать истории объем, глубину и смысл…и отредактировать рукопись раз пять, прежде чем она дойдет до «зрителя».