Таймири (СИ) - Флоренская Юлия. Страница 32
Как оказалось, причиной столь внезапного опустения послужил топор и матрос, им орудовавший. Одно срубленное дерево лес еще смог бы простить.
Но ругательства — уж извините! От ругательств Калли у леса началась самая настоящая аллергия. А Калли злился на топор, который был тупее всех топоров на свете, и на деревья, срубить которые можно было, лишь спев им лесную колыбельную. Бранные слова с языка так и слетали — только подсчитывать успевай. Старая сосна, которую матрос без особого успеха атаковал, насчитала с три дюжины.
Стерпеть оскорбления не каждый человек сможет, а уж дерево и подавно. Лес возмущенно и угрожающе зашумел. Зашевелились под землею корни, забурлили в стволах соки. А белки попрятались.
Калли так разошелся, что вынудил старушку-сосну его отшлепать. Насилу ноги унес. Правда потом вернулся — с величайшими предосторожностями — за топором да нарубленными ветками.
Понурые, возвратились с неудачной охоты Остер Кинн и Эдна Тау. В лагере их поджидал сюрприз. В самом центре поляны горел костер, а на огне, на специальных подпорках, грелась кастрюля с водой. Команда, затаив дыхание, сидела вокруг.
— Что это такое? — процедила сквозь зубы индианка.
— Это? Да это ж костер! Скоро чаю из иголок попьем, — бесконфликтно объяснил капитан.
— Нет, откуда поленья? — щурясь, спросила Эдна Тау.
— Я послал ребят в лес. А что тут такого?
— Та-а-ак, теперь мне всё ясно. Теперь я понимаю, почему исчезли белки, — скрестив руки на груди, сказала Эдна Тау. — Вторглись в запретные владения, и не просто вторглись, а еще и самоуправством занимаются, — осуждающе изрекла она.
— Но позвольте, чьи ж это владения? Тут ведь никого, кроме нас, нет! — насупился Кэйтайрон. Индианка в ответ насупилась еще сильнее.
— Ошибаетесь. Деревья живые и земля живая. Они всё чувствуют, каждый ваш шаг, каждое ваше движение. И что мы говорим, тоже слышат.
— А сосна меня хлестнула, — пожаловался Калли, чем поверг в трепет своих товарищей.
— Вот, видите, это не мифы!
— В общем, сегодня мы остаёмся без ужина, — безжалостно сообщил Остер Кинн.
Хитрость состояла в том, что прежде следовало наловить белок, а уж потом рубить деревья и ругаться, если на то пошло.
Ночью Таймири слышала, как перешептываются матросы. Похоже, назревал бунт.
«Зачем Кэйтайрон завел нас в эту глушь?»
«Мы не за тем к нему на яхту нанимались!»
«С какого перепугу он поплыл по водопаду? Путь назад теперь отрезан».
«А с дорогой вперед глухо дело», — ворчал кто-то. Только Папирус посапывал себе, и не было ему дела до всяких смут.
А утром матросы, как ни в чем не бывало, сходили к ручью умыться и завели привычные разговоры. В их голосах не слышалось и нотки недовольства. И Таймири подумала, что всё это ей приснилось.
Лес явно подобрел, потому что добытчики воротились не с пустыми руками.
— О да! У нас будет пир на весь мир! — захлопала в ладоши Минорис.
— Тут скатерть-самобранка постаралась, не иначе! — вставил один из матросов.
— Скорее, скатерть-самозванка, — последовала поправка. Кто-то подавился смешком.
Не обращая внимания на подшучивания, Эдна Тау приступила к готовке завтрака. Надо сказать, она очень устала, пока гонялась за белками по лесу. Но охи-ахи не для нее. Она скорее испустит дух, чем кому-нибудь пожалуется на плохое самочувствие. Таковы уж индейцы племени Знойной Зари. Гордые.
Подавляя зевоту, выползла из своего спальника Сэй-Тэнь. На спальные мешки расщедрился капитан. Он вовремя догадался запихнуть их в дорожный рюкзак, когда увидел, что яхте грозит крушение. Самый целый, самый удобный мешок достался, конечно, Таймири. Капитан всё никак не мог собраться с духом и рассказать ей о своих подозрениях, о том, что она, возможно, его дочь. Ему даже в голову не приходило, что знаки внимания, которые он оказывает Таймири, могут быть поняты неправильно.
Уловив аппетитный запах, идущий от кастрюли с мясом, Сэй-Тэнь и Таймири сразу почувствовали, как заурчало у них в животе. Многие уже позавтракали и весело рассуждали о том, как следует проводить пикники. Однако в хорошем расположении духа пребывали отнюдь не все.
Эдна Тау и куска в рот не взяла. Она была мрачнее тучи. Остер Кинн вежливо уговаривал ее проглотить хотя бы кусочек, но, то ли из-за чрезмерной усталости, то ли из-за чрезмерного человеколюбия, индианка упорно твердила своё: «Я поем, только когда насытятся остальные».
— Вредина, — сказал Остер Кинн, когда у него исчерпались запасы вежливостей. — А ну, давайте, поживее там! — прикрикнул он на сонь. — Из-за вас у Эдны скоро живот сведет.
Таймири и Сэй-Тэнь единодушно вооружились ложками и расправились с порциями за считанные минуты. Только после этого краснокожая Артемида соизволила заглянуть в кастрюлю.
В лесу стоял терпкий, бодрящий запах хвои. Голубое, в прожилках, небо удивленно взирало на путников, которые поднялись ни свет ни заря и теперь сворачивали лагерь. Невесомые снопы солнечного света лились на прогалины, засвечивали выступившую на стволах смолу и озаряли верхушки близких гор аквамариновым сиянием.
Они двинулись дальше. Неторопливо зашагали прочь. И тут кому-то вздумалось обернуться: от кострища не осталось и следа. Словно чья-то огромная метла смела с каменной площадки весь пепел и недогоревшие ветки. А сосны задрали шапки своих крон, будто бы они здесь и вовсе ни при чем. Не исключено, что они бы еще и посвистывали, если бы у них было, чем свистеть.
***
Путешественники пересекали вброд мелкий ручей, когда произошла непредвиденная заминка: Минорис поскользнулась и упала, причем упала так, что умудрилась повредить себе ногу.
— Больно? — участливо поинтересовался Остер Кинн, который всегда оказывался там, где что-нибудь случалось. — У ручьев и рек массива дно как чешуя дракона. Уверен, массив это нарочно. Выжить нас хочет.
— Зачем девочку пугаете? — набросилась на него Сэй-Тэнь. — И без вас жути хватает. Лучше б бинт организовали. Есть у вас бинт, я спрашиваю?
Минорис хлюпала носом и, судя по всему, была бы не прочь разреветься. Команда вздыхала и возмущалась на разные лады, и капитан не без опаски поглядывал на матросов.
— Ходить можешь? — с апломбом опытного специалиста осведомился у пострадавшей Остер Кинн. Та попробовала встать и снова плюхнулась в воду. К тому времени она промокла насквозь.
— Так, мне всё ясно, — изрек «опытный специалист». — У нее перелом. Вот ведь угораздило!
— Перелом, перелом! — сварливо передразнила Сэй-Тэнь. — Вы бы ее для начала из ручья вытащили.
— Ах, ну почему меня вечно преследуют неприятности?! — расплакалась Минорис. — Сначала философия, теперь вот перелом.
Диоксид, который топтался поблизости, ужасно оскорбился, когда услыхал, что его философию причислили к неприятностям. И только Эдна Тау, которая вернулась из лесу после очередной своей вылазки, просочилась сквозь толпу и протянула девушке руку.
— Давай, не обращай на них внимания. У дерева и то сострадания больше. Стали истуканами, хоть бы кто помог! — укоризненно заметила она.
В тот же самый миг на прогалине, рядом с капитаном, материализовался Зюм. Такой белый, что белее и представить нельзя. Капитан отшатнулся, а пес с заливистым лаем бросился к Минорис. Минорис, ясное дело, бросилась ему навстречу. С восторженным визгом и прочими проявлениями радости. Ее ноги, как правая, так и левая, показали себя ногами отличного бегуна.
— Так что, перелом, говорите? — ехидно спросила Сэй-Тэнь. Остер Кинн лишь недоуменно пожал плечами.
— Ах, ты, мой Зюмчик! Вернулся, жи-и-ивой! — приговаривала Минорис, держа щенка перед собой. Тот уже успел несколько раз лизнуть ее в щеку и теперь, свесив язык, умильно повиливал хвостом.
— Гляди-ка, а это, часом, не тот зверек, по которому она горевала? — поинтересовалась у Таймири индианка. — Как странно, что он не прибежал, когда у нас вовсю варилось беличье мясо. Обычно животные весьма чувствительны к таким запахам.