Таймири (СИ) - Флоренская Юлия. Страница 39

— Так то-очно! — проблеял сзади Папирус. Вот у кого силенок явно недоставало. Когда друзья разом саданули пятками по бокам мясистого «удава», когда корень стал завиваться в кольца, биться о стены и, в конце концов, вынырнул из углубления, бедняга лишь чудом удержался и не соскользнул в пропасть. Описав дугу у вершины горы, корень стряхнул на землю друг за дружкой всех семерых путников. Стряхнул — и был таков, сунулся обратно в дыру.

— Тут одно из двух, — рассуждала потом Таймири. — Либо сосны чересчур чувствительны, либо чересчур любопытны. Ну а что? — приставала она к измученной Сэй-Тэнь. — Будь я сосной, давно бы извелась от любопытства: кто это у меня в корнях копошится?

— Будь ты сосной, — устало отвечала та, — изнервничалась бы и половину иголок растеряла, гадая, какая зараза к тебе прицепилась.

16. О голодных тиграх и лике горы

После сильного нервного потрясения капитан сделался до невозможности говорлив и сыпал словами, как песком.

— Нет, видали? Скоро от нашего легендарного массива одно решето останется! Как его сосны дырявят, а!

Он еще долго городил несусветицу, а Сэй-Тэнь вдруг возьми да и засни. Прямо под той самой сосной, которая вытащила их из пещер. Остер Кинн и так ее расталкивал, и эдак — хоть бы что. Пришлось нести на руках.

— Ничего, сейчас иголок насобираем, чайку изготовим и будем здоровехоньки, — приговаривал он. — А еще на белок капканы расставим. Самодельные.

Ветер разгулялся над макушками деревьев, и лес сердито зашумел. Таймири всё шла да гадала, как она еще на ногах держится. Сытные завтраки и обеды за столом тетушки Арии проплывали в ее памяти мутными кадрами, а отдых на мягких подушках так и вовсе представлялся несбыточным.

«Помыться бы сейчас в чистом ручье, — мечтала она. — Наверное, пахнет от меня прескверно…»

Сэй-Тэнь повезло. Она опять провалилась в этот свой летаргический сон, и ей не нужно было утруждать ноги.

Край обрыва остался далеко позади, и путников со всех сторон обступили скрюченные деревья. Пейзаж здесь разительно отличался от пейзажа по берегам реки. Сосны росли плотнее и были кряжистее да приземистее. С непривычки казалось, будто они недобро смотрят на тебя из-под заскорузлых, нависших лбов. Но первое впечатление обманчиво. На самом же деле соки в них текут свежие, и смола из стволов выступает янтарными бусинками. Как приглядишься к деревьям-старожилам, так сразу и отметишь, что глаза-сучья у них, как у древних мудрецов, светятся необыкновенным светом. И бояться тебе нечего.

До чего же сладко бывает проснуться, когда по щеке бродит солнечный лучик, в двух шагах полыхает пламя костра, а в котелке, подвешенном на треноге, булькает варево. Кто-то в мятой рубашке сидит к тебе спиной и строгает ножом фигурку из дерева. Или, может, не фигурку, а колышек для самодельного капкана? Сэй-Тэнь почувствовала голод и расстегнула спальный мешок. Лесные запахи кружили ей голову. Терпкий, пряный аромат смолы проникал глубоко в легкие, бодрил и пробуждал бередящие душу воспоминания. Когда-то Сэй-Тэнь подарила дочурке на день рождения шкатулку с точно таким же запахом.

Костер плясал и плевался оранжевыми искрами, которые уносились куда-то вверх, к исполосованному облаками, отрешенному небу.

Остер Кинн — а колышек точил именно он — отложил почти готовую работу и помешал содержимое котелка.

— Что это? — поинтересовалась Сэй-Тэнь.

— Питательный бульон. Силы восстанавливает, — пояснил тот.

— А куда все подевались?

— Минорис и Таймири позавтракали и сейчас в лесу. Сказали, пойдут собирать какое-то растение. Оно встречается только в этих горах и только под старыми соснами.

— А философ?

— Возится со своим свитком. Говорит, свиток страшно секретный.

— А Кэйтайрон и Папирус?

— Отлучились, кажется, по нужде, — махнул рукой Остер Кинн.

Таймири сорвала очередную кудрявую устерцию и бережно опустила в пакет, где скопилось уже достаточно трав, чтобы сварить из них полноценный суп. На листьях устерции была белая полупрозрачная пленка, а запах от растения шел специфический и необычайно крепкий.

— Может, пора закругляться? — спросила Минорис. — А то я скоро спины не разогну.

— Погоди немного, наполним пакет доверху, — пробормотала Таймири. — Эдна Тау говорила, что устерция снимает боль, а настой из нее бодрит.

— В таком случае, эти травы очень бы пригодились моей сводной сестре Лимэрин. У нее долго не заживала рана от укуса скорпиона, что водится на южной оконечности острова Олмау.

— Ты скучаешь по ней?

— И не только по ней. В приемной семье меня не очень-то любили. Но я к ним привыкла…

— Что, даже к мачехе? Она-то уж точно не сахар, — отложив пакет, заметила Таймири. — Не переживай, ты ведь еще с ними увидишься.

— Нет, — покачала головой Минорис. — Если я попадусь мачехе на глаза, она сразу же выдаст меня замуж. У нее в роду побег невесты считается позором, смыть который может лишь немедленная свадьба.

— Ну и обычаи, — поморщилась Таймири. — Да если б моя тетушка заикнулась о свадьбе, я бы… Я бы тотчас сбежала из дому!

— Прислушайся, ты ничего не… — прошептал Остер Кинн и оборвал речь на полуслове. Крик повторился вновь.

— Зовут на помощь. Кто-то в беде! — встревожилась Сэй-Тэнь.

Остер Кинн вскочил на ноги.

— Последи за пламенем, а я сбегаю, посмотрю, в чем там дело, — сказал он и скрылся в лесу.

— Ну, что опять происходит? — недовольно спросил философ, высунувшись из-за ствола коренастой сосны. В последнее время он принципиально держался особняком. Ему, видите ли, требовалась тишина. Диоксид изучал какой-то свиток, но Сэй-Тэнь полагала, что всё это отговорки и что старик просто устал от их компании.

Сняв кастрюлю с огня, она набрала полный рот горького бульона и демонстративно отвернулась.

Когда, покончив со сбором трав, Минорис и Таймири вышли на прогалину, тишину вспорол неистовый рев. Как будто кто-то завел и тут же выключил исполинскую электропилу. Таймири импульсивно сжала пакет. Ей на минуту показалось, что гора сотряслась от основания до самой верхушки.

Рев повторился дважды, сопровождаемый на этот раз отчаянными, чересчур уж громкими криками, после чего лес зловеще замер. Даже сосны поскрипывать перестали.

— Так не может рычать ни одно животное на свете. Или может? — неуверенно спросила Минорис.

— Не знаю, — пробормотала Таймири. — Но мне это совсем не нравится.

Потом она вдруг оживилась:

— Ставлю десять неонов[3], что без Папируса здесь не обошлось!

— Ставлю двадцать, что влипли и Папирус, и Кэйтайрон! — зажглась азартом Минорис. — Я, кстати, где-то читала, что в массиве водятся дикие кошки.

— Здоровенные клыкастые тигры?

— Вот-вот!

— А давай проверим, вдруг и впрямь тигры, — предложила Таймири. Шуршащий пакет она положила под дерево, рассчитывая забрать его на обратном пути.

Лесное эхо врало, причем самым наглым образом. Страшные звуки оно усиливало, а приятные, вроде чьей-нибудь беззаботной песенки, ослабляло. Лес уже давно научился выпроваживать незваных гостей из своих чертогов. Наловчился, можно сказать. Раздобыла, к примеру, белка орешек, грызет где-нибудь на ветке, а путнику кажется, будто к нему оборотень или упырь какой подбирается.

Вскоре оглушительное рычание стало рычанием разъярившихся тигров, а крики, от которых кровь стыла в жилах, — криками двух до смерти перепуганных мужчин.

— Ты выиграла, — шепнула Таймири на ушко Минорис, когда они засели в засаде за одним неохватным стволом. — Влипли оба. И как только их угораздило!

— Послушай, перестань дрожать, — нахмурилась она, заметив, как Минорис трясется. — Страх тигры наверняка чуют так же, как и запах.

— Но они т-такие жуткие, огр-ромные, — просипела та. — Проглотят — не заметят.

— Чепуха, — возразила Таймири. — По натуре они создания мирные. Нам еще в школе рассказывали, что лесные тигры Рирра в принципе никого не глотают. Они вообще питаются только молодыми побегами, понятно?