Таймири (СИ) - Флоренская Юлия. Страница 89
— Миритесь, — властно сказала волшебница. — Ваша племянница уже помирилась с капитаном, так почему бы вам не последовать ее примеру?
— Мне? — переспросила Ария, ошалело хлопая глазами. — Действительно, а почему бы и нет? Если уж Таймири простила, то я и подавно должна простить. Эй, слышишь, Кэйтайрон, — она ткнула капитана в бок, — я тебя прощаю!
— А? Что? — вздрогнул капитан, который в продолжение всей головомойки витал в облаках. — Мир, говорите? А я согласен! Вы не заметили, какая нынче стоит погода? Великолепная погода!
***
«Надеюсь, чтобы уехать, специального разрешения просить не нужно», — думала Сэй-Тэнь, блуждая по коридорам училища и не зная, где приткнуться. Вначале она хотела заглянуть к Кронвару, поскольку машинами в мастерской (а стало быть, и плайверами) распоряжался именно он. Но оголтелые крики выбегающих из физического кабинета атомарных муз ее отпугнули, и с визитом было решено повременить.
«Раз эти бедняжки разбегаются от Кронвара, как от огня, видимо, он выставил себя в дурном свете», — подумала она. А с физиком, и правда, творилось что-то странное. После землетрясения он обнаружил, что его суставы закостеневают, голова начинает туго соображать и совершенно утратился слух. Ожидавшие у сепаратора музы никаких особых перемен в учителе поначалу не замечали. Не замечали ровно до тех пор, пока Кронвар не заскрипел от ужаса. Дело в том, что, на свою беду, он посмотрелся в зеркало. Посмотрелся — и обмер. Оттуда на него таращилась его собственная голова, а из головы торчали самые настоящие ветки. Потом зрение пропало так же резко, как и слух. Еще некоторое время деревообразный Кронвар мог передвигаться на растолстевших, несгибаемых ногах и застыл посередине кабинета лишь тогда, когда последняя муза в ужасе выскочила за дверь. Зайди сейчас в лабораторию Сэй-Тэнь — и ее взору предстало бы лишь безобразное дерево, склонившее над сепаратором сучковатые ветви.
Она бродила по первому этажу, где было так пусто и тихо, что чириканье залетевшей на подоконник пташки казалось чересчур уж громким. В душе у Сэй-Тэнь тоже была пустота.
«Не хочу прощаться, — думала она. — Удобнее всего было бы незаметно сбежать. Никаких тебе слез, никаких причитаний… Только вот без плайвера далеко не убежишь».
— Вы кого-то ждете? — поинтересовался проходивший мимо Има-Рин. — Не стойте на сквозняке, подождите лучше в моем кабинете.
Сэй-Тэнь не стала возражать. Какая разница, где обдумывать план побега?
***
— …О летающих аппаратах? Нет, не слыхал, — сказал Има-Рин, поправляя шарф. — Последний плайвер пришел в негодность еще в позапрошлом году. А вы, как я понимаю, собираетесь домой?
— Угу, — хмуро подтвердила Сэй-Тэнь.
— Вижу, сильно тоскуете… — сочувствующе заметил профессор. — Но это дело поправимо, — сказал он с улыбкой. — У меня тут кое-что завалялось…
И он направился к шкафу, который — Сэй-Тэнь могла поклясться — возник у восточной стены минуту назад. Долго в нем рылся, выбрасывал какие-то разноцветные тряпочки, платочки, карнавальные принадлежности, пока, наконец, не высунулся из-за дверцы, весь взмокший и ужасно довольный.
— Вот они, фантазийные крылышки, — сказал Има-Рин, держа двумя пальцами на отлете пару крыльев вроде тех, какие дети надевают на утренники. Только эти крылья были в несколько раз меньше.
На лице Сэй-Тэнь появилось выражение глубокого скепсиса.
— Вы раскопали в груде пролежавшего реквизита какое-то старье и думаете, что оно меня осчастливит?
— Нет-нет-нет, — поспешил разуверить ее Има-Рин, — это вовсе не старье! Крылья фантазии попросту не старятся!
— Что еще за крылья? — с недоверием спросила Сэй-Тэнь.
— Они не бутафорские, а волшебные, — приглушенно начал профессор. — Прикрепите их на спину и вообразите, что взлетаете! Ну-ну, смелее! Дайте-ка, я вам помогу, — И он прищепил крылышки к ее кофте. — А теперь представьте, что отрываетесь от пола. Долой мнительность! Будьте, как ребенок, который верит в чудеса.
Сэй-Тэнь собралась с духом и закрыла глаза. Ей совершенно не пришлось напрягаться. Всё получилось как-то само собой: крылья увеличились и расправились — они словно стали частью ее тела. Белые, как снег на недоступных вершинах массива. Легкие, точно облако.
Ей вдруг сделалось так хорошо, что она незаметно для себя воспарила к потолку.
— Я лечу! Лечу! — радостно крикнула она. Там, где заканчивался потолок, начиналось бирюзовое небо, глядящее в море Забвения. Она пропорхала вдоль берега моря, обогнула лестницу-в-никуда и вернулась к кафедре. — Скажите, в ближайшее время вам крылышки не понадобятся? — поинтересовалась она у Има-Рина.
— Нет, — рассмеялся тот. — Ни в эту вечность, ни в следующую. Забирайте насовсем.
Он умолчал о том, что запросто может смастерить такие крылья для целой группы учениц.
«Вот так радость! — думала Сэй-Тэнь. — Я и в гости к индейцам слетаю, и над городами покружу. Погляжу, что там да как. Айрин будет в восторге!»
Она поднялась на смотровую площадку, где обычно любовался звездами Каэтта, и прыгнула оттуда вниз. А потом, заливаясь смехом, взмыла к облакам.
— Ай да я! Ай да Сэй-Тэнь! Малышка-синица тебе и в подметки не годится! Да что там синица! Даже орел! Вон, парит в вышине. А ведь раньше и клюва к нам не казал!
Она спустилась на луг вместе с ветром, а в ветре кружились лепестки распустившихся в саду хризантем и гибискусов.
Минорис и Таймири не сдержали возгласов удивления:
— Ты ли это?
— Невероятно!
— Сегодня первый день весны, сегодня день чудес! — ответила им Сэй-Тэнь. — Я отправляюсь навестить индейцев в горный лес. Потом зажгу я фонари, что в городе Огней. И к Айрин прямиком пущусь — соскучилась по ней.
— Приветствуй от нас Остера Кинна и Эдну Тау! — крикнула вдогонку Таймири.
— И скорее возвращайся! — прибавила Минорис. Но последнее напутствие завертелось в ветре, развеялось и осыпалось на провожающих золотистой пыльцой. Сэй-Тэнь умчалась, и лепестки понеслись за нею.
— Ну, а теперь что? — раздосадовано спросила Таймири.
— Предлагаю пойти ко мне на башню, выпьем по стаканчику лимонной воды, — предложил Каэтта. Все моментально приободрились:
— Закажем Мелиссу вишневый пирог!
— Устроим пир на весь мир!
— На всю мастерскую!..
Таймири стряхнула с платья цветочную пыльцу, поправила волосы и, окинув горизонт затуманившимся взглядом, медленно двинулась за остальными.
«Сэй-Тэнь вернется, обязательно вернется… И мы снова будем путешествовать, потому что, похоже, без путешествий я уже не смогу».
***
Пристроившись за лебяжьей стаей, Сэй-Тэнь летела к массиву. Вдалеке виднелась Великая Вершина. Горы блестели и переливались в солнечном свете посреди колышущегося моря зелени.
Сэй-Тэнь казалось, что от счастья она действительно поднялась на седьмое небо. Ее ни на минуту не покидала легкость. Впереди сиял массив Лунного камня, внизу бежала по изумрудному ковру быстрая речушка. Откуда только она взялась? Сосновый лес и индейская деревня становились видны всё отчетливей, и наконец пришла пора снижаться.
Не Эдна Тау ли там, с пером на голове? Не она ли присела у костра и глядит на огонь? А Остер Кинн? Не он ли, случайно, разлегся под деревом и выстругивает дудочку ножом?
Сэй-Тэнь повалила индианку наземь, спикировав на нее, точно коршун.
— Эй, ты откуда взялась? — воскликнула та.
Остер Кинн подскочил, отложив свое ремесло.
— Чудеса в решете! — подивился он. А потом полез обниматься.
Сэй-Тэнь плакала и смеялась.
— Ах, как же я рада вас снова видеть! Если бы не крылья, не знаю, что б я делала!
Еще никому не устраивали в поселении столь теплого приема, какой устроили в тот вечер нежданной гостье. Индейцы разожгли праздничный костер и пустились в пляс по кругу, а вождь Знойной Зари чествовал Сэй-Тэнь так, словно та сама была вождем какого-нибудь племени.
— Навеки бы с вами осталась, — говорила она на следующее утро, сидя у ложа Эдны-Тау. — Да не могу.