Grunge Pool Drive 85 (СИ) - Куприянова Марьяна. Страница 63
— Сейчас мы с вами разберемся, Фрай… — промурлыкал Гектор едва слышно.
— Что ты задумал? — слабо спросила я.
— Неважно. Ты, главное, слушайся. И доверься мне. Я за всю жизнь много травм получал и хорошо знаю, как с ними обходиться, что нужно организму… Так, хорошо.
— Пыль на ветру, — пропела я.
— Все мы просто пыль на ветру*, — согласился Соулрайд и положил меня на кровать. — Подожди минутку, дорогая.
Я осталась лежать, прислушиваясь к телу. Оно отходило от шока, от обезболивающего выброса адреналина, и начинало болеть. Отяжелевшая кровь вяло текла где-то там, внутри, нагоняя апатию и упадок сил, превращая организм во что-то деревянное. Гектор быстро набрал мне теплую ванну, вернулся, раздел догола, поднял на руки и посадил в воду.
— Погружайся полностью. Прямо по шею.
Кожа на ребрах, на ключицах и на руках начинала темнеть — в воде это было особенно заметно. В тех местах, где побывали руки или ноги Патрика, наливались гематомы. Взгляд Гектора был весьма красноречив.
— Одной иглы маловато для такого подонка, — заметил он спокойно, не отрывая взгляда от моего тела. Выискивал на мне новые следы, чтобы оправдать желание убить Гинзли своими руками. — Он не заслуживает жить.
Я ничего не ответила, чувствуя себя виноватой в произошедшем. Теперь мое тело перестанет привлекать его. Определенно. И думать об этом омерзительно.
Вода тихо плескалась в такт нашему молчанию. Мне становилось лучше.
— Ну как ты?
— Бывало и хуже.
— Ничего-то тебе не страшно, Фрай, — вздохнул Гектор и подошел к аптечке, раскрыл дверцы, начал что-то доставать, повернувшись ко мне спиной.
— Прости за все это. Тебе, наверное, противно видеть мое тело в таком состоянии.
— Ох, лучше молчи, Сара! — гулко расхохотался Соулрайд, и этот смех будто вернул меня к жизни, сказав: эй, ну чего ты, все в порядке, все по-прежнему, не стоит переживать!
Я улыбнулась и расслабилась, позволив рыжеволосому мужчине отчитать себя за сказанные глупости. В силу моего положения он не мог на меня разозлиться всерьез, но дал почувствовать себя провинившейся школьницей. Подумав об этом, я усмехнулась про себя: школьница, голая, в ванной, а рядом — преподаватель. Да, мне определенно становилось лучше. Значит, травмы не столь тяжелые. Переломов я точно не ощущала.
Соулрайд все еще был в своей гоночной форме, когда встал на колени перед ванной, засучил рукава и под моим недоумевающим взглядом принялся обмывать меня, нежно касаясь пальцами ссадин и ран. Местами вода окрасилась в розовый. Гектор делал все с такой бережливостью, будто промывал ранки своему ребенку. Он внимательно следил за выражением моего лица, чтобы сразу уловить, если мне станет больно.
Я молчала и тоже наблюдала за ним, стараясь не подавать виду, когда было неприятно. Мышцы расслабились в теплой воде, и тело будто отдавало ей свое истощение, как проводнику, медиатору. Удивительное ощущение.
Соулрайд хитро посматривал дьявольски-зелеными глазами, которые восхитительным образом гармонировали с его густыми темно-рыжими волосами и неизменной щетиной. Каждая морщинка на лице, каждая белесая ресница, каждая жила на шее — все было на своем месте, все складывалось в притягательную картинку, наделяя Гектора особым магнетизмом, когда ты сам не понимаешь, почему тебе так хочется смотреть на человека, но смотришь, смотришь, и не можешь отвести глаз.
— Знаешь, я, кажется, влюбилась, — призналась я, подняла руку из воды и неловко намочила заросшую щеку Соулрайда.
Он ехидно ухмыльнулся в ответ, принимаясь обрабатывать открытые ранки перекисью.
— Уж не в Билла ли Хартингтона?
Пришлось плеснуть водой ему в лицо, потому что слов ответить на такую наглость у меня не нашлось.
Нам было так хорошо вдвоем, здесь, в изолированности от всего остального мира, в оторванности от Уотербери, который сейчас неотрывно следит за гонкой и напряженно слушает комментаторов. Мы заперлись в квартире и чувствовали себя очень счастливыми, буквально плавали на волнах эйфории, словно в тот вечер, когда впервые признались друг другу в чувствах.
Гектор не хотел никого слышать и выключил телефон, я поступила так же. Трудно было осознать, что гонка его больше не интересует, но принять нового Соулрайда оказалось приятно. Теперь я знала: если поставить его перед выбором, он выберет меня. И всякая надобность ультиматума отпадала.
Что-то необыкновенное случилось с ним, и между нами тоже. Более чудесное, чем осознание взаимных чувств двумя людьми, которые нашли друг друга. Наверное, Гектор сильно испугался. Когда после ванной он отвел меня на диван и укутал пледом, а сам отправился греть мне вино, я все еще видела в его глазах — на самом дне, осадком — гнев, ненависть к себе, чувство вины, желание убивать виновника травм, оставленных на мне. Хотя снаружи мужчина казался вполне умиротворенным. Но я-то знаю, как хорошо он умеет скрывать истинные эмоции.
— А вот и ваш глинтвейн, мадам, — чопорно произнес Гектор, присаживаясь рядом и подавая мне бокал. — Поощрите же верного слугу. Хоть чем-нибудь. А?
Этот харизматичный мужчина, столь независимый и брутальный, так мило пытался меня развеселить, что я растаяла и поцеловала его в губы. Он заставил меня выпить до дна и все пошучивал, чтобы я не волновалась: если меня «развезет», он не позволит себе «ничего лишнего», и так задорно подмигивал, что складывалось абсолютно обратное впечатление. Представлять, что Соулрайд воспользуется моей беспомощностью и даст волю рукам (и не только рукам, очевидно), было весело и возбуждающе одновременно. Видимо, этого эффекта он и добивался.
— А теперь укладывайся, — он аккуратно забрал у меня пустой бокал и поставил на журнальный столик.
— А ты?
— И я.
Мы легли на диван, завернувшись в плед, как в слоеное тесто. Такая разная начинка для диванного пирога: поплывшая от стресса, теплой ванны и алкоголя я — и крепко обнимающий меня абсолютно трезвый Гектор. Словно тающая нуга и цельный орех. Я не успела понять, как уснула, не увидела снов и проснулась. Оказалось, прошло около пяти часов. Мое тело забыло, что такое боль — я будто возродилась из пепла. Благодаря заботливому мужчине, который так умилительно сопел рядом.
Я смутно припоминала ужас, пережитый от встречи с Патриком. Неприятное событие неким образом приобрело сюрреалистические черты и теперь казалось сном, который вот-вот забудется. Я много размышляла о Гранж Пул Драйв, о Дарте Хауэлле, о решении Гектора не участвовать в этом чемпионате. А едва Соулрайд проснулся и спросил, как я себя чувствую, предложила ему съездить на стадион. Он немного подумал и согласился.
Был вечер, и гонка давно закончилась, стадион выглядел опустевшим после большого события, даже брошенным. Кое-где между рядами сидений ходили уборщики, на виктори-лейн** и около боксов было несколько механиков, среди которых и персональный помощник Гектора — Хэнк. Он и сообщил нам последние новости.
Кубок Дарта Хауэлла — высшую награду для гонщика во всем Нью-Хэйвен — выиграл Майкл Старквилл, непримечательный молодой пилот из Уоллингфорда, а ныне восходящая звезда. Я внимательно наблюдала за Соулрайдом, но эта информация, кажется, не слишком тронула его. Я не заметила, чтобы он расстроился, хотя еще вчера мысль о том, что кто-то займет его место, была невыносима.
— Мальцу просто повезло, поверьте, — махнул рукой Хэнк. — Я тут был и все видел. Может, он и лучший, но только среди слабых пилотов. На ближайшей же гонке он облажается, помяните мое слово. Он выиграл только потому, что Хартингтон в последний момент отказался от участия. Да что вы все, с ума посходили? Что у вас там такое случилось?
— В смысле? Билл тоже не участвовал? — удивился Соулрайд. — Это странно. Без меня победа была у него в кармане. Я думал, он этого и добивался.
— Да-а, что-то вы все темните, не нравится мне это, — протянул Хэнк с недоверием.
Гектор рассказал ему, что на меня напали, и он должен был уехать, потому что почувствовал неладное, когда не увидел меня на стадионе в условленное время. А вот почему Билл отказался от легкой победы — всем было неясно.