Свеча в окне - Додд Кристина. Страница 31

— Да, я самостоятельная женщина.

— И ты с гордостью выполняешь обязанности женщины?

— Вряд ли этот вопрос имеет какое-то отношение к тому, чем мы занимаемся по ночам. — Она закусила губу. — Но, тем не менее, да. Я выполняю обязанности женщины.

— Отлично! Тогда ты сможешь почистить рыбу. — Он уселся на корточки и залился смехом при виде исказившей классические черты ее лица гримасы привередливого отвращения.

— Скажу тебе то, что всегда говорила своим братьям. Ты поймал рыбу — тебе ее и чистить, — быстро ответила она.

Солнце приветствовало бегущие по небу облака, ярко окрасив их золотистым, оранжевым и розовым цветом. Оно осветило верхушки деревьев и пробудило птиц, но Уильяма и не нужно было будить. Словно ребенок накануне Рождества, он проснулся рано, предвкушая радость от возвращения солнца и возвращения зрения. Неужели он так и не перестанет удивляться появлению первых утренних лучей, подумалось ему. Он прижал Сору к себе, поплотнее укутал одеялом ей плечи, прикрывая их от утренней прохлады. Сосновые ветки, накрытые одеялом, служили им ароматным и упругим матрасом.

Он не позволил ей снять перед сном одежду, не разрешил хоть как-нибудь касаться себя, и Сора плакала, пока он не сумел разъяснить ей, что этот отказ только временный.

— Сора, впереди у нас еще столько дней и ночей.

Но она плакала все сильнее, цеплялась за него, голова ее тряслась. Он гладил ее по спине, успокаивая, пока она не заснула, и сам вслед за ней погрузился в чуткий сон воина. Одно его ухо внимательно вслушивалось в возможные звуки погони, однако, как он и ожидал, ничто не потревожило их.

Теперь он трепетал от ожиданий, как ребенок накануне празднования Двенадцатой ночи. По милости Божьей, сегодня он насладит свой взор созерцанием мира, своего мира. Он увидит Беркский замок во всем его летнем великолепии, увидит лицо сына, сначала удивленное, потом охваченное радостью, увидит, как глубоко потрясенный отец прольет мужские слезы. Он покажет им Сору, расскажет о намерении жениться на ней. Он сжал ее руку, ласкающую его во сне.

— Проснулась, малышка?

— Мм. — Она потерлась головой о его грудь, и выби вшиеся пряди ее распущенных волос запутались у него в бороде. Пока он выпутывал их, другая ее рука оказалась у него на бедре.

Он сгреб в ладонь ее блуждающие пальцы, оторвал от себя и вытащил из-под одеяла.

— Ты действительно из тех женщин, которые так беспокоят Бронни.

Она засмеялась, смех ее звучал, как музыка, на фоне шелеста листьев и журчания ручья.

— А ты слишком уж решителен.

— Я полон решимости добраться до дома сегодня.

Отбросив одеяло, он встал и поторопил ее. — Поднимайся. — Взяв Сору за запястья, он поднял ее и поставил на траву у одеяла.

Она оступилась и покачнулась, и Уильям поддержал ее, пока она не обрела устойчивость.

— Умойся и соберись, — распорядился он. — Мы выезжаем в Беркский замок сейчас же.

Веселье несколько померкло на ее лице.

— Да, Уильям, — сказала она и принялась делать, как он просил.

Сора умылась, расчесала волосы пальцами и заплела их в косу. Уильям посмотрел на нее, когда сворачивал первое одеяло. Подивившись ее печальному виду, он отбросил в сторону ветки и поднял за углы второе одеяло.

— Помоги мне сложить его, — попросил он ее. Когда Сора нащупала руками уголки и сложила их вместе, он внимательно посмотрел на нее. — Сора, что случилось?

— Да ничего, — успокоила она его, на губах ее появилась слабая улыбка.

Сложив одеяло еще раз и встряхнув его, чтобы расправить, Уильям недоверчиво заворчал.

— Правда, милорд, — заверила она, приблизясь к нему и передавая свою половину одеяла.

— Милая, ты ужасная лгунья. — Обняв ее, он зажал одеяло между их телами. — Ты не знаешь, какое следует придавать выражение лицу, когда лжешь.

Она колебалась, борясь со своими сомнениями, но наконец у нее вырвалось:

— Ох, а не сможем ли мы остаться здесь еще на час? Еще один час, и вернемся в реальную жизнь?

Уильям посмотрел на ее обращенное к нему лицо, влажное от невыплаканных слез, и, не произнося ни единого слова, встряхнул только что сложенное одеяло и расправил его на траве. У края его он вместо подушки, положил другое, сложенное, одеяло. Подхватив Сору на руки, он опустился на колени и положил ее в середину этого ложа. Потом неловко упал рядом с ней, прижался плечом к ее плечу, и между ними опустилась тишина.

— Мне не следовало просить об этом, — прошептала она. — Но время, проведенное с тобой, было для меня, — она не нашла другого слова, чтобы описать это, — золотым.

Слишком мало золотых времен выпадало ей в жизни, подумал Уильям и испытал ощущение удовлетворенности. Именно то, что она была с ним, его любовь делали ее счастливой. Он посмотрел, как от тихого ветерка трепещут листья, и вдруг его взяло любопытство.

— А если бы ты могла что-то изменить в своей жизни, что бы это было?

— Мой рост, — ответила Сора, не задумываясь.

— Рост? — В недоумении он повернул голову и посмотрел на лежавшую с ним рядом женщину. Она тоже рассматривала листья. Он мог бы поклясться, что она их видит. — Почему рост?

— Мне всегда хотелось быть высокой и стройной, а не низенькой и полной.

Он обежал глазами ее крохотную изящную фигурку и присвистнул от удивления ее искаженным представлением о самой себе. — Да полнота твоя… хорошо распределена.

Она оставила его слова без внимания.

— У высоких людей такая стать, которой нет у низких. Да ты знаешь это. Тебя уважают, если расстояние от пальцев ног до носа у тебя больше, чем у других. Так легче дотянуться до верхней полки, маленьким детям легче разглядеть тебя в толпе. — Она засмеялась. — А что ты хотел изменить в себе?

— У меня уже все изменилось.

— Что? — спросила она, сразу не поняв. — А, ты имеешь в виду зрение. Счастлив тот человек, кто абсолютно доволен собой.

— А разве это не то, что ты хотела бы изменить в себе?

Сора немного подумала.

— Нет, — медленно сказала она. — Нет, об этом я и не думаю. Слепота — это часть меня самой. Я никогда не видела света и не жалею об этом.

— А я видел свет и ужасно хотел увидеть его снова, — прошептал он.

— Да, я могу это понять. Ты не мог бы быть рыцарем, справляться со своими обязанностями, если бы ты был лишен зрения. Я же могу делать почти все, что требуется от женщины моего положения: распоряжаться относительно приготовления пищи, заботиться о крепостных, руководить работой швей. Я заботилась о своих младших братьях, воспитывала их мужчинами, пока они не созрели для того, чтобы отправиться на обучение в замок какого-нибудь рыцаря.

— Ты просто управлялась со своим недостатком, не задумываясь, не ища жалости и не ожидая ее.

— От проявлений жалости мне хочется плеваться, — гневно отреагировала она. — А кроме того, в слепоте есть и свои плюсы.

Уильям был поражен. Именно об этом он думал в предыдущее утро.

— Какие плюсы?

— Мне не приходится воспринимать своими глазами уродства, и меня не так-то просто одурачить словами, которые произносят люди. Я думаю, люди здорово умеют лгать, используя свои лица и свои руки, но только не голоса. Когда моей матери требовалось проникнуть в чьи-то мысли, она просила меня послушать. Я всегда могла оценить искренность слов.

— Полезное умение.

— Да. — Втянув воздух, она закрутила головой взад и вперед. — Мята! Ты чувствуешь ее? — спросила она. Сора с нетерпением приподняла одеяло и опустила руку на растения, пригнувшиеся от ее прикосновения к земле. — Вот!

Оборвав побеги, она поднесла их к лицу Уильяма, и он поймал ее за запястье. Он приблизил ее руку к своему носу и вдохнул пряный аромат. Он посмотрел на темно-зеленые листочки, зажатые в изящных пальцах, на ее подстриженные, отливающие перламутром ногти. Он посмотрел выше, на ее лицо, освещенное пробившимися сквозь листву солнечными лучами и простой радостью, и нежность переполнила его, подавляя в нем жалость. Уж чего Сора заслуживала, так только не жалости. Он перенес ее руку к своим губам и осторожно откусил листок. Он начал жевать его, и вкус мяты освежил его рот.