Свеча в окне - Додд Кристина. Страница 38

— Ты хочешь сказать, что нежность твоя пройдет, когда ты привыкнешь ко мне?

— Будем надеяться, не совсем.

— Я терпелива.

— Именно это должно убедить меня не жениться на тебе?

— Нет. Я не это хотела сказать, но… — Она колебалась, зная, что желание выйти замуж борется у нее внутри со здравым смыслом. — Я все же думаю, что это безрассудная страсть.

— То есть ты полагаешь, что я недостаточно разумен, чтобы понять, хочу я жениться на тебе или нет?

Голос его звучал так беспечно, что это удивило ее. Но все же в нем было что-то такое, чего она не могла определить, и от этого ей стало не по себе. Не настолько, чтобы она по-прежнему не хотела помочь ему избавиться от этой навязчивой идеи, но все же не по себе.

— Я полагаю, для этого ты достаточно благоразумен. Но я также думаю, что чувство благодарности за возвращенное зрение ты испытываешь совсем не к тому. Тебе бы надо было ставить свечки в церкви…

— Я уже поставил.

— …вместо того, чтобы считать женитьбу на мне делом чести. Ты делаешь все так, как должно поступать благородному рыцарю. Но я тебе вот что скажу: я освобождаю тебя от каких-либо обязательств.

— Ты, кажется, более чем рада освободить меня от обязательств. Как говаривала моя жена, любовь даже ослов учит танцевать, — промолвил он более чем любезно. — Ты это имеешь в виду?

Руки ее на какое-то мгновение задрожали. Напрасно он вспомнил о жене. От удивления тем, что услышанное так больно кольнуло сердце, Сора не обратила внимания на невероятную для столь дерзких слов сладость его голоса.

— Не знаю, сказала ли я это так грубо. Я, разумеется, не имею в виду, что жена твоя была грубой, — поправилась она.

— Анна точно была грубой, — вмешался лорд Питер. Несмотря на резкость фразы, в голосе его звучала теплота. — У всех моих невесток, какими бы разными они ни были, присутствовала одна общая черта.

— А сколько у вас было невесток? — озадаченно спросила Сора.

— Только две, — сразу же ответил лорд Питер. — Анна и вы.

— Я не…

Лорд Питер продолжил, не обращая внимания на ее возражение.

— Похоже, вам обеим свойственна явная склонность спорить когда не надо по самым идиотским причинам. Ума палата, но ни капельки здравого смысла ни у той, ни у другой.

— Сора, — промолвил Уильям торжественно, повернув голову так, чтобы слова его были слышны рыцарям. — Я люблю тебя.

Сора не приняла во внимание его заявление.

— Я совсем не думаю, что это любовь, и уверена, что на небольшом расстоянии между нами уже через короткое время это слепое увлечение померкнет.

— Ты даешь мне совет, что я должен делать?

Прежняя интонация в его голосе усилилась. От намека на предупреждение до явственного напоминания о том, что этот мужчина отказывается принимать логичные советы. Как Сора уже говорила ему раньше, днем, она делает все, что требуется от женщины ее положения. И она продолжила успокаивать своего господина.

— Я бы никогда не осмелилась на это, лорд Уильям. Это всего лишь моя смиренная убежденность в том, что мне не следует стремиться занять в вашем замке высшее положение.

— Высшее положение в моем замке…

— Займет ваша жена. И все же, по-своему, я считаю, что пока могу взять на себя эти обязанности, по крайней мере до тех пор, пока не настанет время вам жениться еще раз.

Гомон в зале начал постепенно затихать, внимание гостей привлекло происходившее за главным столом.

— Какие еще обязанности?

Голос его явственно вибрировал от раздражения, но Сора верила в свои способности успокоить охваченного яростью господина.

— Я могла бы заниматься вашим хозяйством, заботиться о вашем сыне и, если вечера будут тянуться долго, мы с вами могли бы…

— Вы хотите быть моей шлюхой.

Сора не могла видеть его лица, но все остальные в большом зале его видели. Заскрежетали по полу отодвигаемые скамьи, гости разобрали ножи, которыми резали мясо, и потихоньку перешли в дальний конец зала.

За столом не осталось никого. Никто не был в состоянии помешать сцене, о приближении которой говорили раскрасневшиеся щеки и сжатые кулаки Уильяма. Они просто с интересом наблюдали за схваткой любимого ими господина и женщины, которая должна стать его женой.

— Я бы не стала употреблять этого слова, — начала Сора, оскорбленная, но все же искавшая способ восстановить спокойствие.

— Это именно то слово, которое будут употреблять все остальные, — грубо прервал ее Уильям.

Впервые она осознала, что услышанная ею интонация в его голосе означает гнев. Руководствуясь запоздалой предосторожностью, она предложила:

— Милорд, может быть, мы сможем обсудить это завтра?

— Любовница обычно более опытна и умела, чем вы. Боль ее была просто сметена волной унижения.

— Сегодня утром вы считали меня достаточно умелой.

— Нежности, конечно же, совсем нет места в отношениях господина и его шлюхи. Когда господину хочется, чтобы его ублажили, его девка сбрасывает одежду и ублажает его.

Сора почувствовала, что он начал подниматься из-за стола, гнев его был столь силен, что каждое слово было окрашено им. Впервые, с тех пор как она узнала Уильяма, сознания Соры коснулся страх перед ним. Это был совсем не тот страх, который вызывал у нее отчим. От этого страха у нее вспотели ладони, сдавило дыхание, захотелось отодвинуть скамью и приготовиться бежать со всех ног прочь. Сора медленно встала, оперлась на стол, все еще теша себя надеждой, что тон его понят ею неправильно. Однако последовавшая тирада разрушила ее надежды и усилила тревогу.

— Когда мужчина — мужчина, который больше, сильнее и, это очевидно, умнее своей маленькой, слабой, чертовски глупой женщины — требует уделить внимание своей плоти, этой женщине лучше смиренно склонить голову и сказать «Да, милорд». — Он говорил, а ноги его стучали по полу. Голос его стал еще громче, когда он возвысился над ней.

Полная решимости не поддаваться угрозам, Сора расправила плечи и вскинула подбородок.

— Я вовсе не глупая.

— Я тоже раньше так думал, но происходящее пока зало, что я заблуждался. — Он сдернул с Соры вуаль и отбросил в сторону, потом схватил ее за косу и рванул голову назад. — Скажи это. Скажи, да, милорд. Я обслужу вас так, как вы требуете.

Основы решимости Соры ослабли, подорванные нависшей над ней и занявшей все пространство вокруг нее его массой.

— Я не стану обслуживать вас, — нерешительно произнесла она. — Не стану, если это не будет связано с уважением и взаимной заботой.

— Заботой? — проревел он так громко, что задрожали балки под потолком, а некоторые наиболее трусливые жители деревни попятились к дверям.

Соре хотелось зажать ладонями уши, но руки ее оказались прижаты к бокам, потому что мощная рука Уильяма обняла ее за талию.

— Заботиться о шлюхе? Если тебе хочется заботы, то в качестве моей девки тебе придется несладко. Лучше уж тебе, моя дорогая, за это и не браться. Замужество — вот что для тебя подходит. Но позволь мне заверить тебя в отношении нежности. Не стоит беспокоиться, что сегодня я буду обращаться с тобой, как с хрупким стеклом. Сегодня к вечеру оказалось так, что всю мою нежность уничтожило жгучее отчаяние!

Губы его нашли ее губы и впились в них совсем без той нежности и заботы, которые он демонстрировал прежде. Прикосновение его губ и впрямь говорило о жгучем отчаянии.

— Раскрой губы, — приказал он. И когда она замотала головой, он еще туже натянул ее косу и впился зубами ей в нижнюю губу.

Укус был быстрым и почти безболезненным, но страх перед его гневом пересилил ее сопротивление. Сора раскрыла губы, но только чуть-чуть. То, что было крохотной уступкой, превратилось под напором его устремившегося вперед языка в полную капитуляцию. Его уста демонстрировали любовный порыв, раскрывая ее уста и возбуждая ее, так, чтобы все это видели. Когда руки ее обвились вокруг его талии, когда лицо ее загорелось румянцем, который не имел ничего общего со смущением, а тело прильнуло к его телу в невольной потребности в соединении, тогда он отпустил ее, чтобы объявить: