Опричник (СИ) - Хорошавин Сергей. Страница 17
Закончив разговор, стал подниматься на холм и на полпути застыл в недоумении: было же говорено, что никакой частокол не нужен, нет же -- все одно начали строить. Привычка вторая натура! Пришлось спускаться обратно для приватной беседы со стрелецким головой. Как оказалось, пока посоха заканчивала строить землянки, стрельцы за каким-то лешим впряглись в работу, набили заостренных бревен в два ряда и насыпали между ними грунта. С одной стороны на данный момент оно и в правду не лишнее, особенно по ночам, но с другой потом-то все одно придется разбирать, потому, как в мои планы такое укрытие для противника точно не вписываться.
Это только кажется, что так надежнее и безопаснее, но если задуматься и учесть вооружение хоть татар, хоть черемис, такая ограда навесной стрельбе из лука вообще не препятствие, а вот стрелять по ним издалека из затинных пищалей и пушек малого калибра, снятых со стругов, будет мешать, если их конечно ставить на центральном раскате, как изначально предполагалось. По стенам же малую артиллерию распределять, смысла нет: маловато ее у нас: затинных пищалей едва с десяток, а пушек вообще только две. Начнем лить чугун, поставим ограду из решеток, чтобы все вокруг просматривалось и простреливалось.
Вечером осмотрел точильный станок с ножным приводом, сработанный плотниками, заодно и в деле испробовал: переточил клинок сабли, да гарду убрал. Подвес я заменил еще ранее, когда кузницу отстроили, да горн выложили. Теперь буду ежедневно по утрам тренироваться, чтобы навыки восстановить.
...
К концу месяца закончили землянки и крытые стрелковые ячейки, связанные с ними ходами сообщений. Кроме того, построили две большие бани и просторную избу с кухней и двумя дюжинами грубо сколоченных столов, на восемь человек каждый. Сложили так же и печи для обжига руды и выплавки железа, не шибко большие, но с принудительным дутьем. Кожа для клинчатых мехов у нас уже была, причем в избытке: каждую субботу кололи по одному волу, в скоромные дни стрельцы свободные от караулов отлучались на охоту. Первое время особыми успехами они похвастаться не могли, но кое-какая добыча все-таки была. Один раз даже завалили медведя, но в основном обходились рыбой, которой было в избытке, да изредка зайчатиной или дичью.
Еще до отъезда я запретил валить все крупные деревья, что были вне зоны будущего затопления, в том числе и выше по течению Выксунки. В субботу утром, когда народ отдыхал от работ, я услышал отчетливый звук топора в южной стороне. С толмачом и дюжиной стрельцов мы пошли на звук. Ходить по лесу тихо стрельцы не особо умели -- ломились как кабаны, но, тем не менее, нам удалось подобраться незаметно. Источником шума был мужичок, долбивший приличного размера дерево. Услышав шаги он обернулся и увидев нас попытался спуститься вниз и утечь, но десяток разом вскинутых стволов заставили бросить его топор и покорно ждать своей участи.
Велел Заболоцкому расспросить пленника, кто таков и что тут делает. К моему удивлению оказалось, что это местный, то есть не из Мурома или окрестных русских деревень, которых на этой стороне Оки почитай и нет, а из мордвы. Дерево он собирался сгубить для новой борти, и занимался этим делом в наших местах почитай каждый год. Во как! Мед конечно дело хорошее, но зачем губить столетнее дерево, когда можно сколотить улей и прикрепить его между ветвей... примерно в этом духе я и выразился. Сенька аж поперхнулся, даже переводить не стал, а уставился на меня. Как так? А вот так -- и работы меньше и безопаснее. А еще неплохо делать их из досок потоньше, да в два слоя, с утеплением между ними, чтобы пчелам легче было холода перенести. А внутрь улья рамки с листами воска установить. И крепить можно между двух стволов на веревках. Тогда и медведю добраться до лакомства никак не выйдет. В общем если хочет ставить борти в моем лесу, то только так и ни как иначе.
Мужика, представившегося как Кежеватонь Овтай, мы отпустили, и об инциденте фактически забыли, а меньше чем через неделю, когда я с молотобойцами ковал уже, черт знает, какую по счету лопату из очередной крицы, он пришел сам и приволок с собой улей. Вместе с ним был молодой мордвин, судя по чертам явно близкий родственник, который и помогал ему переть это чудо. Юноша оказался сыном, это стало ясно, как только он назвал себя. Как оказалось именно Овтайтонь Тумай, и делал улей, выслушав наказ отца. Переврал бортник мои слова капитально, да и парень понял все по-своему.
Вместо горизонтального улья он сделал вертикальный, и соответственно рамки оказались узкие и вертикальные. В верхнюю, довольно массивную планку крепились две более тонкие боковые, согнутых внизу и скрепленных деревянным крючком. Никакой вощины не было, хотя сделано все было толково. Не знай, я местных реалий, решил бы, что тут работал грамотный студент второкурсник, обучающийся на инженера-конструктора. Все сделано просто и очень технологично для имеющегося в наличии более чем скромного инструмента. По следам обработки заметно, что обошлись лишь топором, ножом да буравчиком. А вот с наружи выглядело все это пень пнем: пройдешь мимо в десяти шагах и не заметишь.
Я подозвал Заболоцкого, и пока Сенька переводил наш с Овтаем разговор, заметил, что Тумай с интересом поглядывает на откованные еще с вечера топоры, которые два плотника насаживали на рукояти и, особенно на железные лопаты. Такой момент упускать не следовало, и я предложил ему поработать у меня некоторое время в учениках. По-русски он говорил плохо, но мое предложение понял скорее по жестам, чем, по словам и вопросительно посмотрел на отца. Тот почесал затылок и поинтересовался условиями. Мелочиться я не стал и положил на первое время два рубля в год, причем на моем корме, да в придачу пять четвертей ржи для его семьи в качестве компенсации за работника. Судя по тому, насколько быстро и не раздумывая, мой собеседник дал согласие, условия на его взгляд были очень щедрыми[18].
...
Через несколько дней к нам опять пожаловали гости. На это раз отец Тумая пришел не один, а с парой односельчан. Интересовали их лопаты, косы и топоры. Припомнив те цены, что видел в Москве в кузнечных рядах, скинул цену за топор до алтына с денгой и полушкой, а за лопаты попросил три алтына, на две денги дороже, чем хотели за них московские кузнецы. Уж больно там много ковки. По поводу кос развел руками: пока не ковал и сколько на них уйдет времени, не знаю. Овтай торговался не долго, и скорее для приличия, чем ради выгоды, потому как максимум чего он добился, так это скидки полушку с топора, и то исключительно потому, что заказал три десятка. Лопаты ему показались, то ли дороговаты, то ли он не был уверен, что найдет на них покупателя. В любом случае больше пяти штук он заказывать не стал.
Едва я закончил с бортником, как на меня насели двое остальных. Эти оказались прожженными торгашами, но это им не особо помогло: кивнув на Тумая, я попросил толмача растолковать, мол, видите, чей сын ковать помогает? Вот его отцу и цена ниже, а когда своих чад в учение приведете, тогда и поговорим, только цена для Овтая все одно хоть на полушку, но ниже будет, как для первого.
Проводив гостей, я закончил работу и, прихватив с собой, отправился в очередной раз осматривать строительство плотины. На данный момент четверть объема работ уже была выполнена, и по моим расчетам выходило, что плотину мы закончим не позднее второй трети сентября. С одной стороны это радовало, но с другой стало ясно, что в первоначальных расчетах я ошибся, и если бы не нанятые в Нижнем Новгороде работники, до холодов могли бы и не успеть. Кроме того, часть работников пришлось отрядить на сенокос, и на расчистку вырубленных делянок под посев озимой ржи, а так же на сбор лекарственных трав и корней, в первую очередь девясила, на который у меня были особые планы. Оставшуюся после ошкуривания бревен кору и обрубленные сучья так же собирали, чтобы пережечь их позже и внести перед посевом в землю. Дерн со склона холма частично использовали для увеличения плодородного слоя, частично оставили для будущих огородов внутри ограды.