Опричник (СИ) - Хорошавин Сергей. Страница 67
...
Провозились мы с извлечение находки на поверхность до самого обеда. Я загодя послал гонца к городничему и воеводам. Мысли о том, чтобы вскрыть находку по-тихому даже в голову не приходило -- если там ханская казна, то, как ни крути, слухи пойдут, слишком многие видели, как мы бочку из-под земли выворачивали. Но вскрыть все-таки надо, потому как везти не пойми что в Москву, к государю неохота. Потому и подстраховался, послав за городничим и воеводами. Заодно велел ребятам сбегать в татарскую слободу, куда Иван Грозный выселил оставшихся в живых местных жителей, привести муллу и кого-нибудь из беев, лучше не одного. Уж больно меня печать на дубовой пробке заинтересовала, а ну как они знают чья?
Ждать пришлось недолго, татар привели, едва лишь я успел переодеться, городничий пришел чуть позже, а вот бояре не спешили, хотя возможно моего гонца к ним просто не пустили, время-то, как раз для послеобеденного сна. Что ж, подождем час, а пока взвесим, благо большой шестидесятипудовый контарь у меня имеется. Надо сказать, статусная вещь по нынешним временам, купчикам такое иметь не положено, надо что-то взвесить -- добро пожаловать к весовщику. Я же об этом позаботился, когда грамотку на поиски руд по берегам Камы и Волги выбивал. А как иначе? Буду, скажем, расчет вести со своими же работникам за добытое, и что мне тогда в Казань возвращаться, чтобы все перевесить?
Примерно в этом духе и изложил, а государь в положение вошел, да велел дьяку вписать сие в грамотку. Удобно, слов нет, так что мы не только контарь с подвижной гирей сделали, но и обычные рычажные весы разных размеров, терези, как их тут зовут, на тот случай если придется небольшой груз взвешивать. Гири отлили из чугуна, благо в качестве образца при последнем закупе олова специально попросил ровно пуд взвесить, да отдельно гривенку большую, гривенку малую и так вплоть до осьмушки. Хотя, если захочу на торге ими пользоваться, придется гирьки клейменные покупать. Правда пока они мне были без надобности, но скоро думаю, потребуется, все одно дешевле обойдется, чем весовое за целую расшиву соли платить.
В итоге оказалось, что вес бочонка чуть больше семнадцати пудов. Видимо в основном серебро, золото если и есть, то немного. Пока я обо всем, об этом размышлял, приведенные татары стояли в ожидании, бросая любопытные взгляды на бочонок. Спросил, ткнув в печать, ведает ли кто, что сие означает? Татары подошли к бочонку, осмотрели, переглянулись, и один из них нехотя выдавил из себя:
-- Сие тамга Чапкуна Отучева...
-- Бают, казнил его хан аккурат перед последним штурмом, -- сказал из-за моей спины подошедший Григорий Нечаев, сын Карамышев.
Татар отпустили, сами стали ждать воевод. Те пришли через полчаса, и я уже при них срезал печать и вынул пробку. Бочонок наклонили, и в мою ладонь плеснул серебряный ручеек: монеты были в основном русские, еще деда нынешнего государя, Ивана III, но попадались и персидские и даже несколько золотых кругляшей с арабской вязью. Забив пробку обратно, я попросил Карамышева составить грамотку о том, что видел, а сам поставил бочонок на попа и стал разогревать сургуч. Бояр же попросил тоже достать свои печати.
-- Счесть бы надобно казну-то! -- сказал Федор Григорьевич Адашев.
-- То не наше дело, -- ответил я. -- Дьяки государевы на Москве сочтут. Мое дело доставить в целости, для того и печати наложить просил.
-- И то верно! -- кивнул Михайло Васильевич Глинский. -- Токмо, не мала ли казна?
-- Чаю тут доля малая, -- ответил я. -- Где иное припрятано, пока неведомо. Недосуг мне искать, в Нижний Новгород надобно, а оттуда в Москву. Сами ищите, покуда время есть.
-- Знать бы, где искать, -- вздохнул Куракин. -- Нешто все вокруг копать?
-- Нет в том особой хитрости, -- сказал я. -- Людишкам Ширяя все одно кирпич да камень нужны дабы стены да башни строить, так пусть и раскопает ход подземный, там его много. Авось что и найдет, а нет, так и не велика беда.
...
Остаток дня заняло взвешивание руды и расчет с казаками. Руды добыли не шибко много, всего тысячу двести пудов, если бы не высокое содержание меди: такое количество курам на смех. Сложность возникла с определением устраивающей обе стороны цены. Но этот вопрос удалось решить: когда взвешивали рогожные мешки с рудой, я брал из каждого по образцу и отдавал черемисам дробить ее, а по окончанию смешав все, взял часть и проверил паяльной трубкой.
Получилась четверть по весу. Очень неплохо, с учетом того, что я брал не самые лучшие образчики, а скажем так, довольно средние, чтобы не особо прогадать в итоге. По самым скромным прикидкам как минимум на триста пудов меди рассчитывать можно. Правда, ее еще выплавить нужно, так что я полагал справедливым уплатить казакам четверть от рыночной цены: сто тридцать пять рублей. Они же хотели треть, то есть -- сто восемьдесят. В итоге сошлись на ста пятидесяти рублях, примерно по рублю и двенадцать алтын каждому.
Получив расчет, большая часть отправилась пропивать, но кое-кто, не желая терять хлебную работенку, остался...
...
На следующее утро мы отправились в Нижний Новгород. На восстановлении медеплавильных печей я оставил черемис и ногайцев, а так же в качестве присмотра за ними Шиндяя с его десятком и тех казаков, которые решили и далее работать на меня, впрочем, таких набралось немного, всего десятка три. После выплавки руды, которая должна была занять недели три или чуть более, они должны были вернуться сразу в Выксу, для чего мы оставили одну из чаек и пару стругов.
Путь до Нижнего Новгорода занял почти неделю, почти все время ветер дул хоть и слабый, но встречный, так что прибыли на место мы только после полудня, во вторник, первого сентября. Вторую половину дня провели на торге, распродав оставшиеся чугунные котлы и выручив тридцать рублей и двадцать алтын. К Строганову я зашел уже под вечер, обрадовав его, что часть товара прибыло. И сделав паузу, сказал сколько именно...
Радостное выражение с лица Григория Аникеевича стерло моментально, стоило ему лишь счесть, сколько он, по оговоренной цене алтын, должен выложить за девять тысяч пудов. За минусом той полтины, что я брал у него в виде аванса, получалось еще двести двадцать рублей, то есть без трех с полтиной фунтов пуд серебром. У него же в наличии было всего восемьдесят. А ведь молодец, запасливый, потому как с учетом ранее выданной мне суммы, этого хватило бы как минимум на четыре тысячи пудов, вместо уговоренных двух, но никак не на девять.
Как не крути, попал парень. Договор то на торгу заверен, так что исполнить его он обязан точь-в-точь, чтобы не уронить свою репутацию. Она по нынешним временам для серьезного купца дороже денег будет и ему это объяснять не нужно, сам понимает. И что самое неприятное -- денег ему из купцов местных никто не даст! Я не зря на торгу крутился. Как-никак урожай нынче хороший, цены упали, и кто поумнее, давно ринулись по селам и весям хлеб скупать, а у остальных денег особо и нет.
...
Разговор у нас получился долгий и местами вполне душевный. Войдя в положение Григория Аникеевича, я согласился предъявить к оплате соль только на ту сумму, которой он располагает. Впрочем, это его не сильно успокоило. Оно и понятно, если я завтра начну на торгу соль продавать, хоть по пять копеек за пуд, перебью цену купчишкам и в первую очередь Строганову. У него своей соли более полутора тысяч пудов, и продает он ее по два алтына, на две деньги дешевле всех прочих, за что его тут шибко сильно "возлюбили".