Опричник (СИ) - Хорошавин Сергей. Страница 71
Видимо придется при первой же возможности начинать разработку торфа. Торфяной воск пусть и не так ароматен, как пчелиный, но как замена оного при литье вполне пригоден, единственная закавыка -- для его экстракции нужен бензин, так что придется подождать, пока люди Габдуллы Хусейнова не выполнят своих обязательств по поставкам "земляного масла". Сам же торф после экстракции воска тоже в дело пойдет, ка помню, подружка моего внучка что про Выксу рассказывала, упоминала как во время гражданской войны там домна как раз на торфе работала. Поначалу вроде как торфяной кокс использовали, а потом и прессованный торф в чистом виде в дело пошел.
Подозреваю, что там свои тонкости есть, с которыми так сразу не разобраться, но на чистый торф в виде топлива я и не собираюсь замахиваться, тем более что при его коксовании много чего интересного можно в качестве продуктов пиролиза получить. Сейчас вопрос топлива для меня становится критичным. Новая домна благодаря горячему дутью будет иметь расход угля на пуд чугуна в два с половиной раза меньше, но и производить она будет чугуна впятеро больше, так что потребное количество топлива удвоится. Себестоимость за пуд при этом составит чуть боле денги с полушкой. Но это для чугуна, а вот со сталью и железом сложнее. Из-за недостаточного количества кремния в чугуне для малого бессемеровского процесса придется производить дополнительный перегрев в вагранке, а на это тоже уголь потребуется.
Впрочем, все это придется отложить до возвращения из Москвы, а пока основная задача погрузка ядер и картечи и подготовка подарков для Ивана Васильевича. Основные гостинцы готовить не нужно: бочонок с ханским серебром лежит у меня под замком на расшиве, там же, в соседней каюте мается Мамич-Берды с простреленным седалищем. Осталось мелочи, вроде картофеля и помидор с перцами, а так же лампы. С последним сложнее, золота у меня нет, да и с серебра отлить, покуда не удосужились, так что придется ограничиться бронзовой. Хорошо хоть смотрится она достаточно богато, с государевым гербом, раскрашенным эмалью: снять копию с печати, что на моей грамоте проблем не составило, остальное -- дело нехитрое. К тому же стекло сделали витое, из нитей разной окраски, такого изыска пока не встретишь. Впрочем, за мастеров с острова Мурано, не поручусь -- эти могут, но в любом случае палитра цветов у них скромнее.
Самый же главный подарок -- обычный отрезок бревна, правда, пропитанный в качестве антипиренов фосфатами. По сути, это подарок не столько государю, сколько Висковатому, потому как конфуз вышел: когда я осматривал домну, Матвей Котов огорошил известием, что мои мужики, копавшие руду неподалеку от берега Оки, обнаружили там залежи фосфоритов, причем в двух местах. Что это такое, они естественно не поняли, но за ними еще с утра увязался Ванька, внучок нашего деда-кожемяки. С его сверхъестественной способностью оказываться там, где происходит что-то интересное, мимо обжига фосфоритов он тоже не прошел, и как они выглядят, запомнил.
Так что теперь поставки с Егорьевского месторождения нам не нужны. А чтобы труды Ивана Михайловича не пропали втуне, самый подходящий момент сосватать фосфориты в качестве пропитки для древесины. В одной только Москве более сорока тысяч дворов, рынок сбыта огромный. Причем мое дело, только показать, а дальше пусть дьяк сам крутится: при его близости к государю, двинуть идею в массы проблем не будет.
...
Вечером я заглянул проведать Ваньку с дедом. В землянке старик жить не захотел, так что мужики за день сладили ему небольшую избу, к которой уже позже пристроили кожевенную мастерскую и прочие хозяйственные постройки. Однако там его не оказалось. Обычно, дед после работы сидел вечерком на завалинке, или если было прохладно, как нынче, в избе у теплой печки, но сегодня его там тоже не оказалось, как впрочем, и внука. Пока ждал, заметил в углу, на лавке ворох придавленной поленом бересты. Подумал, было, что это на растопку заготовлено, но заметил, что на верхней бересте что-то нацарапано. На первом листе оказался набросок домны, расположенный в центре, а по краям зарисовки отдельных деталей. С каждым следующим листом мое удивление только увеличивалось. Рисунки почти всего, что мы построили за прошедший год, сменялись зарисовками деталей механизмов, привода расшивы, лесопилки и прочего...
Дальше пошли уже собственные фантазии мальца. В одном устройстве я уверенно опознал "мальтийский крест", правда, сделанный довольно замысловато, большая часть остальных была мне тоже знакома, зато над парой штук пришлось поломать голову, прежде чем я понял, для чего они предназначены. Если бы я верил в переселение душ, то решил бы, что именно в этого пацана воплотилась мятежная душа Леонардо Да Винчи. Вот только в отличие от итальянского гения Эпохи Возрождения, этот уникум ничему и нигде не учился, кроме того, что подсмотрел вокруг себя. Как можно не заметить такой самородок у себя под боком? Он же каждый вечер вертелся рядом, даже когда я посоху учил азам арифметики и фортификации.
...
В Москву мы отправились только в субботу, погрузка ядер на расшиву заняла немало времени. Несмотря на то, что соль почти все оставили в Выксе, захватив лишь тысячу двести пудов, перегруз вышел приличный, почти что вдвое, впрочем, высота пушечных портов была сделана с запасом и даже с таким грузом осадка опасений не вызывала. Сесть на мель нам тоже не грозило: зарядили дожди, и уровень воды в Оке вырос как минимум на дюжину вершков. Места в трюме хватило -- чугунные ядра куда компактней той же соли. Так что единственный минус оказался в том, что скорость судна упала узла на полтора. Несмотря на то, что мы шли, максимально используя светлое время суток, до Коломны добрались только через двенадцать дней.
Всю дорогу я занимался математикой и геометрией с Ванькой и дюжиной других наиболее сообразительных мальцов, набранных из числа спасенных пленников. Кстати, когда я писал челобитную государю, в которой просил пристроить моих воспитанников в ученики иноземным математикам, выяснился любопытный факт: Иван оказался тезкой царя, то есть Васильевичем по отчеству. А вот с фамилией вышел казус. Как на самом деле зовут деда, я не знал, кличут Кожемякой и ладно. Но, оказалось, что и внучок о том не ведал: скрытный оказался дедок. Откуда он появился в Муроме, никто из местных не ведал, но в те времена он был при деньгах и легко сосватал одну из местных красавиц из семьи муромского посадского.
Некоторые предположения у меня были, уж больно говор у деда был характерный: вятский. Подозреваю что он из числа хлыновских разбойничков, что в свое время хорошо погуляли по Волге, наводя страх на проезжих купцов. Как бы то ни было, пришлось писать моего протеже в челобитную Иваном Васильевичем Кожемякиным. С остальными было проще. Не то что я надеялся, что такое именование проскочит через дотошных подьячих, не по чину, однако, но челобитную-то к делу присовокупят и для истории имя будущего гения, если что, сохранится полностью, а большего мне и не надобно.
В Москву прибыли в последний день сентября, к позднему вечеру. Наутро я наведался к Висковатому, который порадовал меня, сообщив, что Георг Бауэр уже прибыл в Москву, Джамбатисто Бенедетти дал согласие на переезд, и помог найти своего учителя Никколо Фонтана, по прозвищу Тарталья. В Москву они, правда, доберутся не ранее начала мая. С врачами обстояло куда как более скромно, пока что можно было рассчитывать только на прибытие Андрея Везалия, что, в общем-то, неудивительно. Остальные и так неплохо устроились, и только ему было некуда деваться из-за непрерывной травли развязанной приверженцами средневековой схоластической медицины. Хорошо, хоть его не придется долго ждать, прибудет вместе с остальными.