Цветок моей души (СИ) - Мендельштам Аделаида. Страница 4

 «Подойди», - велел генерал. Когда-то, наверное, он и участвовал в битвах, но сейчас тело его было дряхлым, а борода седой. «Чонган из рода… - тут он сверился со свитком, – рода Удан, Первый в восьмёрке Сокола, вызван для того, чтобы получить награду за бой у Стены и предотвращение прорыва в первую седмицу месяца Улетающих журавлей. За храбрость ты, Чонган из рода Удан, награждаешься орденом Лотоса, семью мерами серебряных и двумя золотых монет».

Чонган и Хенг оцепенели от неслыханной щедрости начальства. На эти деньги можно большой дом купить в столице, ещё и останется. Но ватных ногах он приблизился к генералу, получил из его рук орден и упал на колени в поклоне.

«Поднимись солдат, наместник короля Карнай высоко ценит храбрецов, не жалеющих жизни для защиты наших земель. По последнему приказу наместника время службы теперь ограничивается двадцатью циклами. Чонган из рода Удан, мы освобождаем тебя от дальнейшей службы. Возвращайся на родину, этих денег тебе хватит, чтобы начать новую жизнь. Приказ подписан и заверен мною, соответствующее распоряжение отдано твоему сотнику. С завтрашнего дня ты может быть свободен. Поздравляю», - бросил генерал и тут же отвернулся от опешившего воина. Сотник взглядом показал, что прием окончен и следует выйти из шатра.

- Вот это поворот, Первый, – задумчиво протянул Хенг, когда они вышли из шатра.

- Я уже не Первый, - Чонгану было горько от той поспешности, с которой решилась его судьба.

- Поедем, обмоем такое событие? – предложил Хенг. Наши будут рады за тебя… И, ты наш Первый, кто бы что ни говорил.

- Пойдём, - согласился он. - Как думаешь, зачем колдуна прислали?

- Не знаю, но не к добру это, не к добру… у нас в деревне у родственницы родился ребенок одарённый. Тётка долго плакала, когда за ним тараканы бегали шеренгой. Подрос – научился управлять скотиной. Ради забавы заставлял танцевать гусей. Во всём остальном был обычным мальчишкой. Я ему нос часто кровянил в драках. А потом за ним пришли храмовники, заплатили как за самого породистого вола…

- И что? – Чонган помог загрузить мешки с припасами на лошади.

- Больше его никто не видел. Но, меня другое интересует. Как из обычных одарённых получаются такие колдуны? Что с ними делают в храмах? Я б его встретил за Стеной, подумал бы диуани…

- Может, диуани – это и есть колдуны, только не на службе у наместника?

- Да не… колдуны всёж больше похожи на людей.

***

На Стене восьмёрка отреагировала на новость сначала ошарашенным молчанием, а затем громкими криками и поздравлениями. Шен разложил припасы прямо на полу стенной башни, поставил выпивку, добытую Хенгом.

- Мы должны отметить проводы нашего Первого так, чтоб диуани икалось три дня, - выкрикнул разгоряченный Шен. В широкой улыбке Четвёртого не хватало переднего зуба, выбитого пару циклов назад в драке с восьмёркой Коршуна.

- Да! – нестройный хор мужских голосов пронесся над лесами за Стеной, вспугивая стаю птиц.

- Только первый и последний раз, братья! Диуани на Стену не полезут, но сотник может прийти и тогда…, - Чонган, впрочем, понимал, что сотник вряд ли придет – даст им проститься. За эти циклы отношения между воинами в гарнизоне сложились неплохие. Да и как могло быть иначе, когда ты ежедневно рискуешь жизнью?

Лес за Стеной поглощал случайных людей: тех, кому не доверишь спину, тех, кто мог предать. Он шумел, манил, отводил глаза. И, если, не было рядом верного товарища, готового отдать свою жизнь, набрасывался и съедал. Вечно тенистый лес, обросший мхом, испускающий призрачное сияние, показывался людям в сотнях лиц своих порождений: то как встопорщившая иголки графитовая кошка, то как безглазая змея, пружиной бросающаяся на жертву. Он мог выбрать и прекрасное обличье – радужную бабочку или стаю крошечных, с ноготок, птиц. Неважно сквозь какое лицо смотрело оно на человека, суть была одна, жадная до горячей, алой человеческой крови.

К ночи, такой же душной, что и день, восьмёрка уже была хорошо навеселе. Внезапно Чонган вскочил на край Стены, спустил штаны и пошатываясь, чуть не падая вниз, помочился на сторону диуани.

- Всегда хотел это сделать! – объяснил он залившемуся в смехе Шену. Одобрительные могучие хлопки восьмёрки под пьяный смех чуть не выбили из него душу.

- Без тебя здесь будет все по-другому, Первый! – негромко сказал Тэньфей. Чонган обнял Второго, в душе чувствуя себя совсем не так весело, как хотел показать. Как можно оставить братьев, порвать связь, соединившая их крепче кровной?

- Уеду с тобой! – вдруг воскликнул Хенг. По его виду никто бы не сказал, что Третий сейчас пьян как крыса, попавшая в бочонок с водкой. – Генерал сказал, что, по приказу наместника, можно уйти на покой после двадцати циклов службы. А я не меньше Первого оттрубил, вся жизнь прошла здесь, будь она проклята.

- И что ты будешь делать, Третий? – спросил Пятый, чернокожий пустынник Гато, сверкая белыми и блестящими зубами, постоянным объектом зависти Шена.

- Выйдет замуж за Первого, Чонган теперь завидный жених, при деньгах, – захрюкал от смеха Шен.

Грохнувший пьяный смех спугнул ещё одну стаю птиц.

- Тише, вы, зубоскалы, - ухмыльнулся Хенг, – сейчас прибежит сотник, или диуани набегут, не к ночи будет сказано.

- Я бы тоже уехал, - задумчиво протянул Тэньфей, – пусть молодые тянут эту лямку. Мы свое уже отслужили. На шкуре целого места нет, дырка на дырке. Без тебя, Первый, мы долго не протянем. Ты знал, что нас называют «легендарной восьмёркой»? Сколько циклов служим под твоим началом, Чонган, а ещё никто не погиб.

- Потому и не погиб, что сработались. Не трясись, Второй. Просто делай все так как привыкли, – Чонгану и сам подумал, что без его нечеловеческого чутья его братья обречены.

Наверное, ему покровительствовал сам Агни, бог войны, он не раз выручал восьмёрку из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Это он нашел Шена, попавшего в ловушку диуани. Вовремя привел отряд за мгновение до прихода диуани. Вытащил Хенга из пасти пантеры, пожелавшей откусить толстяку голову.

Это он спас Восьмого, тогда ещё совсем мальчишку, из объятий самки диуани. Они были слабее самцов и поэтому сначала дурманили жертву своим запахом, а потом съедали. Восьмой тогда провалялся седмицу без памяти, но отошел. Правда разумом стал как мальчишка-подросток, да таким и остался. Что с ним будет без Чонгана?

- Я вот думаю, может, и Восьмого прихватить, - криво улыбнулся Чонган. – Зачем армии… наш Восьмой? – чуть не сказал «калека», но его и без этого поняли.

- Это ты хорошо придумал, Первый, – одобрительно кивнул Шен, – поедешь с Первым, Восьмой?

Восьмой широко улыбнулся. А потом покачал головой: «А, как же вы? Без вас я не поеду, это нечестно, все веселье пропустите». На мгновение в башне стало тихо.

Стена, связавшая их вместе, белела в свете величественной Майи, первой луны. За ней светился лес диуани, страшный, опасный, но одновременно прекрасный. Яркие огоньки, загоравшиеся на каждом гигантском дереве, превращали ночной лес в звездное небо.

Кто хоть раз попадал за Стену, уже не мог забыть о нём. Да и лес не давал, напоминая о себе странными, яркими снами. В последнее время Чонган всё чаще слышал его зов. Просыпаясь ото сна, где в виде угольно-чёрной пантеры гнал по лесу визжащую в страхе добычу, он мог бы поклясться, что слышит. Смех. Невнятный шёпот. Приглашение. И всего-то надо пройти мимо стоящих в дозоре товарищей… они не остановят, поверят Первому легендарной восьмёрки. А даже если не поверят. Ты ведь помнишь, Чонган, как дрожит под твоими клыками яремная вена? Как когти рвут податливые мышцы, как сладко пахнут ещё дымящиеся потроха?

Чонган в такие ночи зажимал уши, и молился. Он надеялся, что никто из товарищей не увидит бесстрашного Первого в холодном поту со стиснутыми зубами. Разгоряченный зверь внутри рвался, ярился и только после долгой борьбы отступался. Прятался в тёмном углу. Выжидал.

Все товарищи Чонгана заснули пьяным сном, а он до самого утра вглядывался светящееся зеленое море. Наконец, вздохнул и отправился спать.