В глубь веков (Таинственные приключения европейцев сто тысяч лет тому назад. В дали времен. Том - Джунковский П.. Страница 17

Ганс, чувствовавший себя значительно лучше других, не пошел спать и остался с хозяйкой и детьми, которые, со всех сторон окружив мать, просили, чтобы она рассказала им о том, «что было прежде». По тону их усиленной просьбы Ганс понял, что это была одна из их любимых сказок, а потому и сам не прочь был послушать ее, зная, как потом обрадуется ей дядя Карл.

— Ну хорошо, хорошо, — ласково отвечала мать, сдаваясь на упрашивания детей, — садитесь и слушайте.

Детишки мгновенно успокоились, мальчики поместились у нее с боков, а девочка приютилась на коленях матери, где улеглась в очень удобной позе. Таким образом приготовились они насладиться тем самым удовольствием, которое сто тысяч лет после них испытывают дети и наших времен, когда могущественная фея-фантазия приподымает перед их широко раскрытыми глазенками таинственную завесу, за которой скрывается сияющий, волшебный и очаровательный мир, — мир чудес и подвигов, страшных злодейств и необычайной добродетели, одним словом — мир, в котором есть все, кроме обыденной жизни и обыкновенного человека…

— Ну, дети, слушайте! Расскажу я вам, как в этом самом лесу, в котором живем теперь мы, — жили когда-то другие люди! Тогда были они не такие маленькие, как мы, а большие, большие, — такие большие, как ваш отец да еще и ваш брат! Одним ударом камня могли они убивать тех «больших чудовищ», которые жили тогда в здешних реках, и у которых было такое тело, что в нем мы могли бы сделать себе жилище, а шея на этом теле была такая, как наш большой змей, только голова на этой шее была еще страшнее, — глаза еще злее, — зубы еще острее…

Ох, дети, дети! какие страшные были эти чудовища! Они убивали больших людей и ели их так, как мы едим наши плоды… Да, теперь нет уже здесь ни таких людей, ни таких чудовищ. Они ушли из наших лесов далеко в разные стороны, и вот как это случилось.

Один раз, собрались все чудовища для того, чтобы сразу убить всех людей, которые всегда мешали им жить. Пришли с ними и другие страшные звери, — такие, какие теперь тоже не живут уже здесь; пришли и птицы, у которых крыло было больше вашего брата; пришли змеи, такие длинные, как поваленное ураганом дерево. Все они пришли, — чтобы убить людей, которые всегда убивали их, так же как и мы всегда убиваем наших чудовищ. Но люди узнали об этом. Они тоже собрались все вместе. Вот потому-то и была тогда по всему нашему лесу кровавая, долгая битва.

Ох, дети, как долго бились тогда враги и как тогда было страшно!

Бой уже начался, когда солнце вышло на небо, а окончился он только тогда, когда солнце ушло за высокие горы. И вот ночью испугались чудовища людской силы и в темноте, когда ничего не было видно, они оставили здесь своих убитых и потихоньку ушли далеко, далеко, вон в ту сторону. Но и люди тоже испугались чудовищ. Они тоже оставили здесь своих убитых и ушли далеко, далеко в другую сторону. С того дня и те и другие боятся приходить сюда и живут далеко отсюда, в разных сторонах земли. Так и нет теперь здесь больших людей и больших чудовищ, только в земле лежат здесь их кости, которые может видеть всякий человек, если он…

Поднявшись порывистым движением с колен матери, девочка вдруг прервала ее рассказ. В глазах ребенка светилось какое-то беспокойство; она нервно поводила своей головкой, ноздри ее раздулись и она, как маленький зверек, беспокойно втягивала ими окружающий воздух.

В тот же миг беспокойство ее передалось и всем остальным.

Ганс в недоумении глядел на эту перемену, решительно не зная, чем можно было бы объяснить ее. У него мелькнула было мысль, что, может быть, это не более, как действие сказки, но, случайно взглянув на хозяина и его сына, он к удивлению своему увидел, что оба они, словно литые изваяния, неподвижно замерли в напряженных позах, а в глазах их холодным блеском стали светился недобрый, зловещий огонек. В немного приподнятой и отнесенной назад руке каждый из них сжимал по плоскому речному валуну, а взоры их были устремлены куда-то в одну и ту же точку.

Ганс чувствовал, что вокруг него происходит нечто странное, недоступное его европейскому пониманию и хотел было уже попросить объяснение, но едва он успел открыть рот, как хозяйка сильно сжала его руку и знаком предложила ему сохранить молчание. Совершенно ошеломленный всем этим и даже встревоженный, он все же как-то невольно покорился и по направлению глаз всех окружающих старался отыскать тот предмет, который был причиной такого необыкновенного состояния всей этой семьи.

Прошла минута, другая, — Ганс по-прежнему не мог понять, в чем дело и все по-прежнему сидели, застыв все в тех же напряженных позах, как вдруг он заметил, что побеги куста, росшего неподалеку от его спавших товарищей, чуть заметно шевельнулись и в тот же миг по всему телу его пробежал невольный трепет, — из куста показалась огромная змеиная голова. Ее сверкающие глаза с жадным вниманием устремились на безмятежно спавших европейцев, в воздухе пронесся едва уловимый зловещий свист и затем из куста медленно стало выползать огромное тело змеи, яркой лентой запестревшее теперь на белом песке лужайки. Ганс, наверное, бросился бы на помощь своим товарищам и тем самым, может быть, погубил бы и их и себя, если бы его снова не удержал повелительный жест хозяйки, которому он повиновался помимо своей воли. Глядя на всю эту дикую, непривычную ему сцену, он вдруг с необыкновенной ясностью понял, что перед ним действительно иные люди, живущие иной непонятной ему жизнью, и что здесь самым благоразумным будет — без рассуждений отдаться под защиту этих странных существ.

Однако, следовать этому решению при настоящих обстоятельствах стоило Гансу неимоверных усилий. Змея все больше и больше приближалась к спящим; вот она уже вплотную подползла к дяде Карлу и над ним медленно и бесшумно начала приподыматься ее зловещая голова. Хозяйке снова едва удалось удержать на месте всем телом дрожавшего Ганса.

— Сиди, — едва слышно прошептала она, — иначе змей убьет этого человека.

И Ганс снова замер на месте. Едва отдавая себе отчет в том, что происходило перед его глазами, с невыразимой тоской глядел он на своих спящих друзей, на поднявшуюся над ними страшную голову чудовища и на этих двух человек с напряженными мускулами и с острыми сверкавшими взглядами, от которых ожидал он теперь помощи своим друзьям.

Вдруг змеиная голова слегка откинулась назад, из ее пасти сверкнул быстрый как молния язык и послышалось то тихое страшное шипение, которое предшествует обыкновенно смертельному удару… Ганс не выдержал и вскрикнул… но в тот же миг рука юного туземца, словно стальная пружина, метнулась вперед, в воздухе что-то мелькнуло и змеиная голова, будто взорванная пороховым патроном, разлетелась в куски, обдав дядю Карла целым каскадом кровавых брызг. Уже безвредный, но еще полный жизни и движения, труп змеи с размозженной головой повалился на ноги Иоганна, извиваясь в предсмертных конвульсиях.

Глубокий вздох облегчения вырвался из груди Ганса. Он с беспредельной благодарностью взглянул на юношу и его отца и при этом невольно заметил, что в глазах этих людей уже погас тот дикий и жестокий блеск, которым лишь за минуту перед тем горели их взоры; теперь перед ним снова были простые, добрые и вполне понятные ему люди, в которых он если и удивлялся чему-нибудь, так разве только тому спокойствию, с которым они относились к происшествию, казавшемуся ему столь необычайным. Действительно, юноша и его отец даже не поднялись со своих мест, чтобы поглядеть на побежденного врага, — к чему, разве они не были уверены в меткости нанесенного удара, разве каждый день их жизни не приучил этих людей считать подобные случаи столь обыкновенными, что на разговоры о них не стоит тратить ни слов, ни времени! Даже дети совершенно спокойно подошли вместе с ним к спящим, чтобы осмотреть туловище убитого змея, тогда как он, будучи уже взрослым человеком, не мог смотреть на это огромное тело без невольного чувства страха. Да, даже дети первобытного человека так глубоко понимали всю безвредность этого, когда-то страшного врага, что созерцание его не вызывало в них ничего, кроме простого любопытства. Эта простота и естественность отношения тогдашнего человека к действительности сильно поразили нашего юного европейца.