Буг в огне (Сборник) - Крупенников А. А. "Составитель". Страница 34

— Товарищ дивизионный комиссар, получен приказ от командующего ВВС округа — привести части в боевую готовность. Я прошу вас настоять перед округом отправить семьи комсостава.

— Мы писали в округ, чтобы разрешили вывести из Бреста одну дивизию, некоторые склады и госпиталь. Нам ответили: «Разрешаем перевести лишь часть госпиталя». Так что ставить этот вопрос бесполезно.

Начальник штаба армии полковник Сандалов встретил меня вопросом:

— Ну как, сегодня много нарушений воздушного пространства?

— Больше, чем вчера.

— Сбивать надо.

— Леонид Михайлович, вы не хуже меня знаете, что открывать огонь по немецким самолетам запрещено. Нам приказано: нарушителей воздушного пространства заставлять садиться на нашей территории. Немецкие летчики знают об этом и на сигналы наших летчиков «идите на посадку» не обращают никакого внимания. Больше того, сегодня на высоте 5000 метров МЕ-110 на сигнал капитана Савченко ответил пулеметной очередью, правда, промахнулся. Савченко дал ответную очередь. Немецкий самолет задымил и со снижением ушел на свою территорию.

Я рассказал полковнику Сандалову о беседе с членом Военного совета.

— Думаешь, один ты печешься о семьях командного состава? Некоторые даже в округ писали, но, кроме неприятностей, ничего не имеют.

21 июня часов в 10 я вылетел в 74-й штурмовой полк майора Васильева, который вместе с 33-м истребительным полком базировался на аэродроме в Пружанах, проверить, как устроился полк в лагерях. В 16 часов перелетел на аэродром в 123-й истребительный полк майора Бориса Николаевича Сурина. Там планировал провести совещание с командирами полков.

На аэродроме меня уже ждал начальник штаба дивизии полковник Федульев.

— Получена новая шифровка. Приказ о приведении частей в боевую готовность и запрещении отпусков — отменяется. Частям заниматься по плану боевой подготовкой.

— Как так? — удивился. — Ничего не пойму.

— Ну что ж, нет худа без добра. В воскресенье проведем спортивные соревнования. А то мы было отменили их. В 33-м истребительном полку все подготовлено.

— Нет, Семен Иванович! Давайте эту шифровку пока не будем доводить. Пусть все остается по-старому, да и не хочется вызывать спортсменов из частей. Кроме того, я обещал быть в Пинске в 39-м бомбардировочном полку, майор Захарычев проводит открытие лагерей.

После совещания я разрешил полеты на «яке» моему заместителю полковнику Бондаренко и командиру полка майору Сурину.

Это были отличные летчики, и им по праву доверено совершить первые полеты на новой машине.

Весь 123-й высыпал к летному полю. Здесь же были командиры полков.

Вот заработал мотор, и машина взмыла ввысь. Она стремительно набирала высоту.

— Это да!

— Скорость, дай бог! — восхищались летчики.

— Жаль, Савченко нет, все сидит в своей засаде, — посочувствовал кто-то.

— Ему бы такую машину, уж немец не ушел бы.

— Машина что надо, — сказал, возвратясь, Бондаренко. — Послушная, легка в управлении.

— Да, но не для такого аэродрома, — заключил Сурин. — Взлетная полоса мала.

Все мы присоединились к их мнению.

— Товарищи, вы свободны, — отпустил я командиров полков. — Сам останусь у Сурина, посмотрю, как он тут устроился.

Нас обступили летчики и техники.

— Что в мире слышно, как немец?

— Немец как немец.

— А почему фашисты ничего на западе не предпринимают?

— Ну, это далеко, — перебил кто-то спрашивающего. — Ты спроси, почему наш полк приведен в состояние боевой готовности, когда только что сообщение ТАСС было, будто никакой угрозы со стороны Германии для нас нет.

— Чем черт не шутит, когда бог спит, — пытался отшутиться я. Но летчики не такой народ, от которого можно отделаться шуткой. — А вообще, товарищи, приказ есть приказ и обсуждению не подлежит.

Поздно вечером я пытался поговорить по ВЧ с командующим или начальником штаба ВВС округа относительно сегодняшнего приказа. Но там, кроме дежурного, никого не оказалось.

В штабе дивизии дежурный диспетчер доложил, что все в порядке, во второй половине дня нарушений воздушного пространства не наблюдалось.

— Ну, есть! В случае чего, немедленно звоните. Пойду. Дома заждались, наверно.

— Товарищ полковник, вас поздравить можно с дочкой, — сказал, улыбаясь, диспетчер.

— Спасибо. Жена вчера выписалась из роддома.

Дома не спали.

— Хорошо, что пришел, ничего не могу сделать. Ребята совсем не слушаются.

— Папа! А у нас маленькая, — бросились ко мне дочурка и сынишка. — Ты посмотри, посмотри на нее.

Наконец ребята угомонились. Жена собрала ужин. Я только что сел за стол, как вдруг раздался телефонный звонок. Поднял трубку.

— Николай Георгиевич, — услышал я голос полковника Сандалова. — Командующий просит зайти сейчас к нему.

По выработавшейся привычке взглянул на часы — 24.00. «Странно, до сего дня командующий меня к себе ночью не вызывал. Видимо, произошло что-то особенное».

Жена посмотрела на меня и, научившись за долгую совместную жизнь понимать без слов, спросила:

— Будить детей, собираться?

— Нет, пока не надо. В случае чего позвоню.

Но позвонить так и не пришлось.

Генерал Коробков был один.

— Получен приказ привести штабы в боевую готовность, — сказал он.

— В таком случае я подниму дивизию по тревоге.

— Не паникуйте, — остановил меня командующий. — Я уже хотел поднять одну дивизию, но командующий округом запретил это делать.

— Я командую авиадивизией, да еще пограничной, и не собираюсь спрашивать ни у кого разрешения. Имею право в любое время части дивизии поднять по тревоге.

Надо было более подробно узнать обстановку, и я заглянул к начальнику штаба.

— Только что от командующего, — сказал я и передал Сандалову свой разговор. — Леонид Михайлович, введи в обстановку.

— Мы вызвали всех командиров штаба. Сейчас направляю своих представителей в соединения. Что касается твоей дивизии, то ты имеешь право решать вопрос самостоятельно. Командующий не несет ответственности за ее боевую готовность.

Около 2 часов ночи 22/VI 1941 года. Даю сигнал «Боевая тревога». Он передается по телефону, дублируется по радио. Через несколько минут получено подтверждение от трех полков о получении сигнала и его исполнении. Из 74-го штурмового полка подтверждения нет. Во время передачи сигнала связь с полком прервана. А к 2.30 телефонная связь прервана со всеми частями дивизии. Не будучи уверен, что 74-й штурмовой полк принял сигнал боевой тревоги, посылаю туда полковника Бондаренко. Он уполномочен принимать решения на месте в соответствии с обстановкой, вплоть до вывода полка на аэродром постоянного базирования — Пружаны. Полковник Бондаренко вылетел в 74-й штурмовой полк на самолете ПО-2 в 3 часа и по прибытии объявил боевую тревогу.

В четвертом часу начали поступать донесения с постов ВНОС [35] о перелете границы одиночными немецкими самолетами. Вскоре над аэродромом Пружаны появился самолет-разведчик. В воздух поднялся командир звена 33-го истребительного полка лейтенант Мочалов и его ведомые лейтенанты Баринов и Тарантов. Звено сопровождало разведчика до Бреста.

Город в огне! Война!!

И тогда летчики атаковали немецкий самолет, тот, оставляя длинный шлейф черного дыма, упал на землю.

Взлетом звена лейтенанта Мочалова фактически начались боевые действия дивизии.

4 часа 15 минут. Аэродром 74-го штурмового полка подвергся налету авиации. Средств ПВО на аэродроме совершенно не было. 10 «мессершмиттов» в течение нескольких минут расстреливали самолеты. В результате все пятнадцать И-15 и два ИЛ-2 были уничтожены. Летчики, находившиеся в самолетах, взлететь не успели.

Оставшийся без самолетов личный состав полка забрал документы, знамя и под командованием начальника штаба майора Мищенко убыл на восток. В дальнейшем этот полк, как и вся дивизия, стал гвардейским и закончил войну в Берлине.