Власть любви (СИ) - Караюз Алина. Страница 43

«Пожалуйста… скажи, что это не так…»

— Егор — не Егор, какая разница! — Степан грязно выругался, уже не в силах сдержать эмоции, раздирающие его изнутри. — Это твари. Животные, вообразившие себя людьми. И долг любого, кто с ними столкнется — уничтожать их без жалости.

— Даже женщин и детей?

Леся прошептала это так тихо, что Степану пришлось шагнуть ближе, чтобы разобрать, что она говорит.

— Самок и щенков, — с жесткой усмешкой поправил он. — Не отождествляй их с людьми. В них нет ничего общего с нами.

Несколько секунд Леся сидела, разглядывая свои ладони, потом подняла на отца рассеянный взгляд и едва слышно произнесла:

— Он сказал, что я его самка… его истинная пара…

— Заткнись. Не хочу ничего слышать о нем! — взорвался Степан. И с каждым словом, выходившим из его уст, Леся все ниже и ниже опускала голову. — Нужно было убить эту тварь! И если ты не прекратишь думать о нем, я вернусь — и застрелю его, как собаку. Ты меня поняла? Поняла? Отвечай!

Схватив дочь за волосы на затылке, он рывком заставил ее поднять голову.

Леся хотела кивнуть, показывая, что все поняла, но рвотный позыв заставил ее вскочить и зажать рот рукой. Оттолкнув отца, она бросилась в ванную.

— Леся! — Ермилов рванул за ней, но она успела захлопнуть дверь и повернуть щеколду за миг до того, как он добежал. — Открой дверь. Что происходит?

Он замолчал, чувствуя, как на затылке волосы становятся дыбом.

Нет, только не это. Только не его дочь.

— Леся… — повторил он хриплым от волнения голосом, — доченька… Ты что, беременна?

Леся, стоявшая в это время, прижавшись спиной к двери, вздрогнула. Уставилась на свое отражение расширенными от страха глазами. Разум заметался в поисках объяснения, в поисках хоть какого-нибудь ответа, но его не было. Ослабевшие ноги подкосились, и девушка медленно съехала вниз.

Нет. Это не может быть правдой. Это ошибка.

— Ты слышишь меня? Ответь, — Степан постучал. Пару секунд ждал, но Леся молчала. — Ответь, мать твою, или я выломаю эту чертову дверь!

— Я… — она пыталась выдавить из себя хоть слово, но звуки застряли в горле свинцовым комком. — Я… не знаю…

Несколько минут Ермилов молчал, обдумывая ситуацию, и Леся со страхом ждала, что скажет отец. Наконец, она услышала его тихий голос:

— Леся, открой дверь. Пожалуйста. Клянусь, я не сделаю тебе ничего плохого.

Судорожно выдохнув, девушка подчинилась.

Когда дверь приоткрылась, Леся сжалась под тяжелым взглядом отца. Степан отступил, позволяя дочери выйти из ванной. Он был растерян так же, как и она, и так же, как и она, не знал, что делать дальше. Как ему, охотнику, столько лет убивавшему оборотней, вдруг принять, что его дочь стала одной из них? Как примириться с тем, что, может быть, сейчас в ее чреве уже растет щенок лугару?

В отчаянии он до боли сжал кулаки.

— Папа?

Леся с опаской прошла мимо него. Угрюмый огонь, горевший в глазах отца, пугал ее больше, чем возможная беременность.

— Все хорошо, — Ермилов выдохнул, возвращая себе самообладание, — это еще не конец света. Мы что-нибудь придумаем.

Развернувшись, он направился к рюкзаку, оставленному на столе, и начал методично укладывать в него выложенные вещи. Леся наблюдала за ним, сжавшись на краешке кровати. Застегнув рюкзак, Степан огляделся.

— Дочка, глянь, мы ничего не забыли? Одевайся.

Он говорил таким тоном, словно ничего не случилось, словно не было ни этой вспышки ярости, ни разговора, ни Лесиной тошноты. Вообще ничего. Будто они двое всего лишь собираются провести время на пикнике.

— Папа, но темно же еще… — Леся со страхом и недоумением следила за его действиями. — Куда мы?

— Ничего, раньше сядем — раньше выйдем. Слышала такое? — он ответил ей нервной усмешкой. — Ты спать не хочешь, я тоже. Чего тут будем сидеть? Вот прямо сейчас и поедем.

— Куда?

— В аэропорт. До него же еще добраться нужно.

— Папа, но еще ночь…

— Я сказал, одевайся! — его голос, только что спокойный и тихий, сорвался на бешеный рык. — Живо. Или поедешь в том, в чем ты есть!

Больше Леся перечить не смела. Молча, стараясь не смотреть на отца, она натянула одежду, которую он купил ей по дороге сюда. Она пахла магазином, чужими руками, затхлостью складских помещений. Чем угодно. Только не Егором. И эта мысль, появившаяся так внезапно, заставила сердце девушки сжаться от боли.

Подойдя к зеркалу, Леся дрожащими руками собрала волосы в хвост. Завязала резинкой. Почему-то вспомнилось, как к ним прикасался Егор. Как перебирал, играл с ее волосами, накручивая шелковистые пряди на палец. Это было только вчера, а кажется, что прошла целая вечность.

Она подняла взгляд на свое отражение и вздрогнула, почувствовав, как внутри словно зазвенела невидимая струна. И, словно наяву, память нарисовала перед внутренним взором образ Егора. Такой четкий, словно он сам стоял перед ней и смотрел на нее глазами, полными сожаления.

«…Леся… — словно издалека, через время и расстояние, донесся его призрачный шепот, — …моя…»

— Леся!

Окрик отца заставил вернуться в реальность.

Она вздрогнула, отшатнулась от зеркала. Хотя еще секунду назад могла бы поклясться, что слышит голос Егора.

— Ты скоро?

— Да, — Леся суетливо одернула теплую кофту и застегнула ее на «молнию», — я готова.

— Идем. Разбудим вахтершу и отдадим ей ключи.

Степан подхватил рюкзак и вышел из номера. Леся последовала за ним, но на пороге не выдержала, оглянулась. И сердце опять защемило. Словно какая-то сила не отпускала ее, не давала уйти.

Чем больше становилось расстояние между ней и Егором, тем сильнее болела ее душа. Чувство, о котором раньше и не догадывалась, подсказывало, что она совершила ошибку, но Леся упорно гнала от себя эти мысли. Она же сделала выбор? И на тот момент он казался ей единственно правильным. Выбирая между родным отцом и мужчиной, которого знаешь от силы три дня, кто бы выбрал иначе?

* * *

— Нет, так больше продолжаться не может, — включив ночник, Марго вскочила с кровати и сдернула одеяло с супруга. — Вставай!

— Женщина, ты совсем страх потеряла? — пробормотал сонный Борис, недоуменно щурясь от яркого света. — Отдай одеяло.

Он вслепую обшарил кровать вокруг себя, надеясь найти одеяло и вернуть его на место. Хоть в доме и было тепло, но привычка укрываться прочно укоренилась в сознании мужчины.

— Вставай, кому говорю!

— Что опять?

— Леся! У меня очень плохое предчувствие.

Последние слова Марго произнесла с особым нажимом.

Борис моментально проснулся. Сел, почесывая затылок, бросил на жену угрюмый взгляд.

— С чего ты взяла?

— Женская интуиция. С девочкой что-то не так, я уверена.

— Она же с отцом. Так что это не наше дело.

— С отцом?! Ее папаша же совсем с катушек слетел, ты что, сам не видел?

— Марго, — голос Бориса понизился, в нем появились властные нотки, которые он использовал крайне редко в общении с супругой. Только, когда она действительно переходила границы в своей неуемной жажде перечить ему всегда и во всем. — Она сама ушла с ним. Сама. Ты понимаешь? Это было ее решение. И если сейчас ей грозит опасность, то мы ничем ей не можем помочь.

— А Егору?

Оба замолкли, обмениваясь выразительными взглядами. И вдруг, в наступившей тишине раздался далекий, доносившийся откуда-то с улицы волчий вой, полный беспросветной тоски. К нему присоединился второй, третий, и вскоре уже целая стая выводила песнь печали и слез, в каждой ноте которой слышалось безумное отчаяние.

Несколько минут Марго молчала, с осуждением глядя на мужа. Тот застыл, внимая волчьему вою. Его челюсти сжались так крепко, что на скулах заходили желваки. Руки, вцепившиеся в край матраса, засветились, на коже выступили бисеринки пота от напряжения, с которым Борис сдерживал оборот. Древнейшему было плохо, так плохо, что это почувствовали даже лесные волки. Они пришли к отелю, чтобы поддержать его, поделиться своими силами.