Кардинал Ришелье и становление Франции - Леви Энтони. Страница 15

Принцы довольно наивно, но не совсем безосновательно, надеялись, что штаты восстанут против Марии Медичи и ее итальянского фаворита и выскажутся в пользу старой модели собрания нотаблей. У них не было общего понимания того, насколько одиозными стали для новой буржуазии феодальные общественные механизмы, и они не осознавали, что сами провоцируют возникновение такой модели центральной власти, которая приведет Францию к установлению абсолютной монархии почти на два столетия.

24 марта 1615 г. был зачитан ответ короны на петиции трех сословий. В нем было объявлено об отмене продажи и наследования должностей, а также droits annuels — пошлины, которую ежегодно должны были платить владельцы должностей и которая, по оценкам, позволяла собрать полтора миллиона ливров. Это вызвало негодование независимых судов, поскольку они зависели от стабильности института владения должностями и от их денежной стоимости. Предполагалось уменьшить количество пенсионов, которые вели Францию к разорению, и образовать новую судебную палату для сбора сведений о налоговых контрактах и контроля над ними. Но для того чтобы успокоить общество, этого было недостаточно. Высшее дворянство, за исключением Гиза, что весьма примечательно, разъехалось только для того, чтобы начать строить заговоры против Марии Медичи. [73]

Иными словами, королевский ответ на петиции сословий был излишне радикальным. 13 мая в связи с реакцией государственных чиновников продажа и наследование должностей были восстановлены, вместе с droits annuels, по меньшей мере до конца 1617 г. Парламент уже решил выдвинуть дальнейшие претензии, содержавшие прямые нападки на Кончини, и почти достиг соглашения о созыве собрания пэров с Конде, который на самом деле этот парламент презирал. Государственный совет (conseil d’état) ответил напоминанием парламенту о том, что его функции являются чисто судебными. Он не наделен ни исполнительной властью, ни правом выражать свое мнение по политическим вопросам. И 31 июля 1615 г. Кончини, теперь уже маршал д’Анкр, был уполномочен подавить мятеж принцев.

Теперь Конде вступили в союз с гугенотскими лидерами, и только защита армии Гизов позволила королеве-матери обменять свою дочь на испанскую инфанту на реке Бидассоа, по которой проходила часть границы между Францией и Испанией. Во время поездки туда двор провел большую часть августа и сентябрь в Пуатье и вынужден был оставить заболевшую принцессу Елизавету на попечение дю Плесси, предоставив епископу соблазнительную возможность написать серию льстивых писем Марии Медичи о здоровье ее дочери. Похоже, что именно в это время дю Плесси, не присутствовавшему на собрании духовенства, которое проводилось в период между маем и августом 1615 г., и вернувшемуся в Куссе самое позднее в начале апреля, пообещали должность чиновника, ведающего раздачей милостыни, при дворе Анны Австрийской. Это обещание было официально подтверждено в ноябре. Жалованье составляло всего 300 ливров, но обязанности были необременительными, а сама должность обеспечивала ее владельцу достаточно надежное положение при дворе.

Следует отметить, что это назначение свидетельствует о том, сколь скромное место отводилось дю Плесси, поскольку соответствующий пост при дворе самой Марии Медичи оставался вакантным после ухода с него кардинала Бонци в 1615 г. Кажется наиболее вероятным, что дю Плесси был принят в штат придворных Анны Австрийской из-за того, что этот пост был только что создан и не нужно было никому платить за него. В 1617 г. дю Плесси продаст должность Себастьену Заме, тогда епископу Лангра, за 60 000 ливров наличными и имущество дополнительной стоимостью в 10 000 ливров. Большая часть вырученной суммы пошла на то, чтобы обеспечить три четверти приданого его двадцатидевятилетней сестре Николь, вышедшей замуж за маркиза де Брезе в январе 1618 г. [74]

В январе 1616 г. на обратном пути от испанской границы двор ненадолго останавливался в Пуатье, но дю Плесси не принимал никакого участия в переговорах между двором и Конде, имевших место в феврале-марте в Лудене, совсем недалеко от поместья Ришелье. Отец Жозеф, который приобщился к светской политической жизни в 1615 г., будучи посредником у Конде и Марии Медичи, был вовлечен в эти переговоры и, несомненно, информировал дю Плесси об их продвижении. Дю Плесси последовал за двором в Париж в мае, после того как тот сделал остановки в Туре и Блуа, но в первые два месяца 1616 г. дю Плесси (или, возможно, Анри) жаловался на ущерб, причиненный семейному имуществу войском Конде.

Переговоры между Конде и правительством были проведены под руководством государственного секретаря Вильруа в феврале-мае 1616 г. и завершились заключением Луденского договора от 3 мая 1616 г., выгодного для Конде. Вильруа, в частности, согласился с требованием Конде сместить Кончини с поста наместника Пикардии и губернатора Амьена и вручить самому Конде полтора миллиона ливров, место в совете, Берри и крепость Бурже. Кончини немедленно лишил Вильруа поста члена совета, хотя потребовалась пара месяцев, для того чтобы освободить его от выполняемых функций.

В конце мая дю Плесси был назначен государственным советником (conseiller d’état). За эту должность ему, по-видимому, тоже не пришлось платить, поскольку она по-прежнему формально принадлежала Вильруа. 16 мая канцлер Сийери, который не мог быть смещен конституционным путем, был вынужден вручить печати, которые обычно находились в его ведении, Гийому дю Вэру, знаменитому оратору, моралисту и философу-неостоику, которому Генрих IV в 1596 г. пожаловал губернаторство в Провансе. Пюизье, сын канцлера, потерял свой пост государственного секретаря по иностранным делам.

Эти меры заметно упрочили положение Кончини. Он был назначен наместником Нормандии, губернатором которой была сама Мария Медичи, и губернатором Кана и Пон-де-л’Арш, получив при этом денежный подарок на сумму в 300 000 ливров. Когда Конде переехал в Париж в конце июля 1616 г. и быстро занял главенствующее положение в совете, его популярность — отчасти являвшаяся следствием всеобщей ненависти к Кончини — была столь велика, что это делало его серьезным соперником Марии Медичи в борьбе за власть. Однако Конде недоставало сильных политических союзников, поскольку принцы не доверяли друг другу, и, следуя совету Клода Барбена, нового генерального контролера финансов (contrôleur-général des finances), королева-мать приказала арестовать его 1 сентября. Конде освободили только в октябре 1619 г. [75]

Затем королева-мать продолжила избавляться от советников, доставшихся ей по наследству от Генриха IV, уволив 25 ноября даже дю Вэра. Путь был расчищен, и Кончини теперь мог назначать на важные посты своих людей. В их число входил и епископ Люсонский, который уже с июня вел успешные переговоры с Конде от имени двора и к этому моменту имел резиденцию в Париже. Регентша сдержала свое обещание об обеспечении Ришелье важного места в королевском совете. [76]

25 ноября, когда у дю Вэра изъяли печати, дю Плесси занял освободившееся место государственного секретаря и формально был уполномочен вести иностранные и военные дела. Это принесло ему 17 000 ливров, к ним следует добавить 2000 ливров, которые он получал как член королевского совета, и специальный пенсион в 6000 ливров, выплачиваемый королем. [77] Венецианцы, испанцы и английский посол считали это назначение победой испанцев и папы, поскольку в их представлении дю Плесси прочно ассоциировался с политическим крылом, представленным ведущими фигурами Католического возрождения, хотя сам дю Плесси старался выказывать беспристрастное отношение как к испанцам, так и к гугенотам. Несмотря на то что он был самым молодым членом совета, он с успехом отстаивал свое епископское право старшинства.