Кардинал Ришелье и становление Франции - Леви Энтони. Страница 45

Капуцины отца Жозефа собирали для Ришелье бесценную информацию, в то время как сам отец Жозеф, для которого Ришелье испрашивал кардинальский сан, мечтал о крестовом походе против турков.

Ришелье — командующий войсками при Ла-Рошели. Ему чуть больше сорока лет.

Людовик XIII высказывает свое одобрение Ришелье, находящемуся у руля «государственного корабля».

Ришелье, кардинал и командующий войсками, при Ла-Рошели. Бородатый человек позади него — отец Жозеф.

Любимая резиденция Ришелье — Рюэль. Кардинал построил здесь театр. Здесь же состоялся суд над Марийаком.

Роскошные фонтаны и другие водные сооружения были главными достопримечательностями Рюэля.

Вид на Пале-Кардиналь с улицы. Ришелье перестроил целый квартал так, чтобы никто не мог заглянуть в окруженный зданиями сад.

Пале-Кардиналь, построенный во славу Франции и завещанный королю. Жилые комнаты самого Ришелье были обставлены просто и строго, но он мог по праву гордиться роскошным садом.

Замок Ришелье в том виде, в котором его оставил отец Армана-Жана.

В Ришелье центральная аллея к полукруглому входу в парк, изображенному на нижней гравюре. На верхней гравюре представлен сам замок, находящийся в глубине парка. После 1632 года Ришелье больше никогда не возвращался в свое имение.

В конце декабря 1636 г. епископ Альби должен был доставить две картины Пуссена для «королевских покоев» в замке, где уже имелись два полотна Мантеньи, вставленные в деревянные рамы. Как и в самых великолепных дворцах того времени — Лувре и Люксембургском — и некоторых замках Луары, здесь появится картинная галерея. Коллекция включала в себя картины Ван Дейка, Рубенса, Дюрера, Караваджо и Перуджино, а также ряд других, в то время приписываемых Рафаэлю и Тициану. Галерея начиналась и заканчивалась конными портретами — Людовика XIII и Ришелье.

Нам известно очень мало о художнике Никола Прево, но в галерее Ришелье было двадцать его полотен, из которых двенадцать работ, посвященных деяниям Людовика XIII, сейчас находятся в Версале. [176] В оформлении замка также было отдано должное королеве, Марии Медичи и Гастону, оно содержало множество мраморных или бронзовых бюстов, скульптур и медальонов, приобретенных для Ришелье его агентами в Италии. [177] В прихожей его личных апартаментов висели портреты матери кардинала, его отца и деда, а в его комнате находилась копия творения Микеланджело, подаренная ему Монморанси.

После трехдневного пребывания в своем поместье в 1632 г. кардинал никогда больше не приезжал в Ришелье, хотя и подумывал об этом — в преддверии праздника Всех Святых в 1640 г. и еще раз по возвращении из Перпиньяна в 1642 г., когда его доктор решил, что для здоровья было бы полезно отправиться в Бурбон «на воды». Обери передает слова кардинала о том, что будь Ришелье всего в десяти лигах от его города, у него не возникло бы ни малейшего искушения отправиться туда, если бы дела короля призывали его в другое место. Тем не менее он демонстрировал то же поразительное внимание к деталям, планируя расположение, строительство и украшение дворца и города Ришелье, что и во всем, что он делал — начиная с четкого и подробного определения мер, необходимых для развертывания и обеспечения войск под Ла-Рошелью, до точных указаний, откуда и куда направляться небольшим войсковым группам и лошадям, чтобы равномерно распределиться между тремя командующими армий во время Мантуанского похода. Нам известно, что в 1633 г. папские власти позволили погрузить шестьдесят статуй и столько же бюстов, две мраморные головы и пять ваз на пустые галеры, возвращавшиеся из Чивита-Веккья в Марсель, откуда они должны были быть отправлены в Ришелье. Кардиналу было сообщено о поломке двух предметов. В 1639 г. в Риме ему приобрели «пятьдесят или шестьдесят» статуй, предназначенных для Ришелье. Он так никогда и не смог их увидеть.

Как в ноябре 1616 г., всего за одиннадцать дней до своего вхождения в Королевский совет, он не смог отслужить заупокойную службу по матери, поскольку его внимание было всецело поглощено сложными интригами, связанными с выходом на широкую политическую арену, так и бросающие вызов его интеллекту захватывающие хитросплетения дипломатического фона Тридцатилетней войны не оставляли ему времени для посещения своего грандиозного дворца. Он, однако, без особых усилий смог одолеть трудности с водоснабжением парка, возникшие после того, как был неверно рассчитан перепад высот и ему на выбор отправили три разных черновых варианта плана. Кардинал держал под своим контролем даже решения, принимаемые по поводу высоты, количества и размещения молодых деревьев, высаживаемых в парке, и о ширине вязовой аллеи, ведущей к дому.

Внимание Ришелье к деталям, несомненно, было следствием энергичности и глубины его натуры. Когда он в один и тот же день в 1634 г. выдавал замуж трех своих кузин, он потрудился лично заказать три зонтика — красный, фиолетовый и синий — из самого красивого и легкого шелка, какой только можно было найти в Генуе. Их следовало украсить золотым кружевом. Предположительно, они были заказаны через государственного секретаря по иностранным делам, графа де Шавиньи, и французского посла в Генуе, но внимание к мелочам подобных приготовлений свидетельствует не только о значении, которое Ришелье придавал обычным семейным мероприятиям, но также о необыкновенной силе его разума, постоянно поглощенного делами большой политики. То, что он тратил часть своих интеллектуальных сил на улаживание мелких семейных дел, давало ему необходимый отдых и чувство глубокого удовлетворения. [178]

Дворец был оформлен не в его стиле. Художник Прево был протеже епископа Альби, и его работы не считались шедеврами. Но главным в замысле самого дома, города и герцогства в целом было не эстетическое совершенство и даже не символическое выражение политического могущества, а отражение личного величия, к чему примешивалась, пожалуй, еще любовь к самостоятельному созданию планов. Замысел выдавал желание Ришелье возвеличить семью, из которой он вышел и чье будущее общественное положение пытался обеспечить, но это не означает, что он стремился попасть в число грандов, чьи семьи когда-то проявили военную доблесть на службе у монарха и получили за это право участвовать в управлении страной. [179] В большей степени это было заявлением о том, что старой политической системе, при которой политическая власть зависела от наследственности, приходит конец.

Личное величие — не относящееся к сфере нравственности качество, которое в XVII в. называли «добродетелью», — больше не зависело исключительно от происхождения или от выдающихся военных заслуг. [180] Ни в каком отношении Ришелье не стремился соперничать с грандами, которых он рассматривал преимущественно как пережиток времен, когда священный характер власти помазанного короля воспринимался с меньшей серьезностью, чем воспринимал его он. В своем поместье он благоволил архитектурным изыскам в основном для того, чтобы продемонстрировать свое личное положение, но в то же время он подарил новое здание Сорбонне и вместе с королем принял участие в строительстве церкви для иезуитов. Его самое великолепное детище, Пале-Кардиналь, было оставлено им в знак благодарности Людовику XIII.