Кто поверит эху? - Часть 4 (СИ) - Дильдина Светлана. Страница 30

- За... зачем ты пришел? - едва разомкнув губы, спросил хозяин дома.

- За тем, что мне обещали.

- Тебе... ничего...

- Ваша дочь, - голос был тихим, лился, как лунный свет по сухим листьям. - Скольким еще женихам, после меня? Верните первому.

Старший Аэмара забыл, что рядом сидят, прислонившись к стене, и спят еще три человека. Словно он сам и ночной гость были сейчас в ином месте, во сне или в мире умерших.

Призрак не приближался к нему - оставался в полутьме, сам был ею. Судьба уже отняла у Тори сына... он не может потерять еще дочь.

- Майэрин не для тебя, - прохрипел он.

- Ни я, ни ваш Дом не взяли свое слово назад. Значит - моя.

- Не получишь. Я сумею... защитить свою девочку...

- Она сейчас спит, и рядом только служанка... Хотите взглянуть на них?

Взглянуть? Спит? Или же...

Холодом пронзило насквозь. Тело стало неимоверно тяжелым. Под кожей лица медленно начала разливаться багровая краска. Привстал, намереваясь и с призраком сражаться за дочь - и согнулся, сползая обратно в кресло.

Многие думали, что у Тори Аэмара сердца не было вовсе, вместо него медный кувшинчик, в котором плескался хитрый и скользкий тритон. Но все-таки было, раз остановилось, не выдержав.

Глава

Поземка вихрилась у конских копыт, и казалось - ноги у лошадей в тумане, как у призраков. Всадники и были призраками: никто не должен был их узнать ни по дороге, ни здесь, в предгорье Эннэ.

Войска рухэй ждали по другую сторону границы, и Энори сейчас ехал к ним. Доверенному слуге Камарена поручили важное дело: передать его одному из лазутчиков, офицеру У-Шена. До племянника было куда ближе, чем до дяди.

В другом случае Ангет Пулан явился бы на эту встречу, а затем покинул страну, дожидаясь хозяина, который тоже готовился бы к отъезду. Но придется вернуться в Осорэи, и быть там какое-то время, хоть Пулан и считал задержку чистым самоубийством.

Этот... провидец, которому никогда не доверял, пообещал - в дороге слежки не будет. А почему верный слуга на несколько дней пропал, хозяин сумеет объяснить всем любопытным.

Отослать бы Энори к посланцу рухэй одного или с кем-нибудь из младших слуг Камарена, выдав оговоренный для встречи знак, тем более что дорогу указывает он. Только необходимо знать, слышать лично, что такого перебежчик наговорит дикарям загорным. А такие тайны не доверяют кому попало. Вот он едет довольный, лицо порозовело от мороза, глаза блестят, головой вертит по сторонам. Чему столь радуется? Капюшон сбросил, и черные пряди волос перемешались с белым мехом. Как есть сорока, только вместо яркого и блестящего тащит к себе чужие тайны.

Холмы понемногу становились все выше, а овраги между ними шире и глубже. Никто на путников внимания не обращал. Предгорье Эннэ, еще сутки пути, и будет красавица Тай-эн-Таала, белая жемчужина Ожерелья...

Вот и развилка - если прямо ехать, то попадешь к крепости, но им надо свернуть к востоку. Там ждет посланец У-Шена.

- Этой дорогой я возвращался летом после того пожара, - сказал Энори, глядя вперед. - Сейчас заставу восстановили, но какая, в сущности, разница.

Пожар... необъяснимый, охвативший заставу. Это было еще до приезда Камарена в провинцию, но слухи ходили и после. Почему же той ночью советник-предсказатель допустил промах, ничего не ведал о грозящем об огне?

Личность Энори Камарен счел разумным перед рухэй не открывать, пусть думают - воспитанник тайных убийц и лазутчиков, кто-то из теней, скользивших коридорами палат управления, вдобавок к тайнам власти отлично знающий горы. У него есть причины для мести, заверял посол, сговариваясь. И, как посоветовал Энори, рекомендовал об остальном дознаться уже на месте у него самого. Рухэй не рисковали ничем - даже если к ним засылали лазутчика, толку с того, если и увидит их лагерь? Не поверят - убьют на месте.

"Поверят, - сказал Энори: спокойно, только в уголках губ и на кончиках ресниц подрагивало веселье. - Вы же поверили".

Камарен тот да, поверил, но не Пулан - только его спросить позабыли и советам не вняли.

Под вечер двое путников остановились на постоялом дворе в местечке Красный камень - тут и была назначена встреча. Посланник уже был в гостинице; насторожился, увидев двоих, совпадающий приметами с описанием. Затем увидел и знак, показанный Пуланом, кивнул чуть заметно. Не сейчас. Никаких разговоров на людях - выедут поутру, и тогда...

Когда северянин собрался уже устраиваться на ночлег в снятой комнате, спутник его направился вниз.

- Куда ты? Никаких встреч в этих стенах...

- Я хочу всего лишь проведать лошадей.

- Не заметил, что ты так уж их любишь. Местный конюх о них позаботится, я хорошо заплатил.

Энори качнул головой - резко, так, будто смахивал паутину из слов:

- Не доверяете - идите со мной, но не надо меня останавливать.

Не доверял. И пришлось тащиться за этим парнем, а тот, будто не провел столько времени в седле, почти слетел по лестнице - рассохшаяся, под его шагами она даже не скрипнула. Перед конюшней остановился, будто с размаху налетел на закрытую дверь.

- Идите первым, - не попросил, потребовал.

- Засада там, что ли, ждет?

- Нет.

Ангет Пулан бросил монетку прикорнувшему внутри у дверей конюху, зашел внутрь - все тихо, спокойно. Энори появился скоро, и выглядел непривычно, собранно-настороженно. А вот кони заволновались слегка; хуже всего повел себя черный злой жеребец. Конюх подскочил тут же; за еще одну монету ответил, кому принадлежит скакун. По описанию именно на нем чужак и приехал.

- Что это с ним? - спросил Пулан у разволновавшегося слуги. А то: вдруг заболела скотина, собственной снятой шкурой не расплатишься.

Энори протянул руку, что-то произнес напевно, и столь тихо, что северянин не понял. Конь испуганно захрапел, прижал уши. Голос звучал, и постепенно скакун успокоился, позволил поднести ладонь к морде почти вплотную. Пулан думал, юноша сейчас погладит коня, но тот убрал руку - будто устало и с облегчением даже.

- Возьми и не говори лишнего, - протянул конюху третью монетку.

Тот закивал, кланяясь; три монеты за то, что постояли возле чужого коня - да за это навечно готов позабыть, что видел их здесь. А Энори вдруг быстро и тихо сказал:

- А о своих не тревожься, доедут: день будет ясным.

И ушел, оставив конюха, смотрящего на него с полуоткрытым ртом, как на диво дивное.

- Что это было такое? - спросил Пулан уже наверху.

- Познакомиться с лошадкой захотелось, - ответил Энори с усмешкой, очень неприятной какой-то. - Нам ведь вместе потом ехать, и далеко. С хозяином я договорюсь, а вот конь мог и заупрямиться...

- А с этим убогим?

- Я слышал внизу через стену - с нему едут мать с сестрой, беженцы, он боится, собьются с дороги в метель - все ее предвещает. Но нет, развеется. - Доброй ночи, - в один миг оказался в своей комнатушке, захлопнул за собой створку двери.

Черная важная галка восседала на дереве, под которым произошла встреча. Не иначе как птичий летописец - вот разъедутся, и она проскачет по снегу, впечатает в него знаки следов, повесть о том, что здесь было... Чудилась в происходящем некая издевка судьбы - на чужой территории двое посланцев своих господ, двое чужаков сговариваются о том, что делать с этой провинцией.

Вэй-Ши был высоким и крепким, очень широкоплечим, среди более низкорослых рухэй, верно, казался еще внушительней. Охотничья одежда Хинаи ему шла - только такой охотник наверняка выслеживал кабана или медведя, никак не белок стрелял.

Он так приветствовал собратьев по сговору, что ясно было - с куда большим удовольствием убил бы на месте, а еще лучше приказал бы сделать это своим подчиненным, чтоб самому руки не пачкать. В чем-то справедливо: Энори считает предателем, а Пулана с послом кем-то вроде гостей, за спиной хозяина покупающих наемных убийц.