Буря (ЛП) - Дьюал Эшли. Страница 46

Аргон не знал, почему Вудстоун вызывает у него желание лишь язвить и высмеивать все, на что падает взгляд. Но он не боролся с этим чувством, а лишь принимал его и брал в расчет. В конце концов, Станхенг не был его домом. Он не должен был его любить.

Когда Аргон вернулся в замок, солнце вышло из зенита.

Юноша направился в отведенные ему покои, но внезапно заметил Эльбу. Она стояла на коленях, прямо напротив окна, и, кажется, молилась. Ее лицо освещал яркий свет, на ее платье переплетались серебристые и золотистые колосья, вышитые тонкими нитями.

Девушка обладала удивительным даром: она сражала своей красотой и невинностью. Она казалась такой хрупкой, что даже солнечные лучи трепетно прикасались к ее коже, но внутри нимфы теплился огонь. И Аргон точно знал об этом, потому что видел искры в ее глазах, когда она танцевала в малом зале и сжимала его руку.

Аргону захотелось подойти к ней, и он уже сделал шаг вперед, как вдруг девушка обернулась. Она посмотрела на него серым, опечаленным взглядом, а затем этот взгляд наполнился таким холодом, что предводитель застыл. Он нахмурился, а она поднялась с колен и быстрым шагом сошла с места. Эльба скрылась за каменным пролетом, словно ничто и никогда не связывало этих двоих в прошлом.

Правила Станхенга просты: чувствуйте себя как дома, но помните, что это не ваш дом. Аргону позволялось ходить лишь по отведенной части замка. На собрания совета его не пускали, как будто он был сторожевым псом, а не союзником короля. Он несколько раз просил аудиенции, но ему отказывали, и он начал было думать, что Вольфман держит его за болвана, которым можно будет прикрыть себе спину во время сражения. Хуракан день за днем напоминал об истинной опасности, о Лаохесане, а Аргон пытался разрешить хотя бы проблему с болеющим «его величеством», пусть тот не желал его видеть. Когда старик вновь завел тему об огненном всаднике после третьей кружки медовухи, Аргон вспыхнул и порывисто поднялся из-за стола. Разделять ужин с королем им тоже не позволялось, так что он вполне мог громко выругаться и со злости перевернуть бокал с вином.

— Вздор! Рявкнул он, прищурившись от раздражения.

Коморка, в которой они с Ксеоном, Хураканом и Киганом вожаком клана Ночных Сов обедали, походила на темницу. Король Вольфман словно ждал, когда придет время выпустить собак на волю, чтобы те полакомились свежим мясом его врагов. Вот только у него не возникало мыслей, что собаки не остановятся лишь на одном враге.

— Мы здесь четыре дня.

— Это совсем немного, вставил Ксеон.

— Мы теряем время. И я теряю терпение.

— Мы здесь гости, пробормотал Киган и почесал залысину. Киган был маленьким человечком с любопытными глазенками. Они бегали по лицу того, с кем он общался, как стая муравьев. На его левой руке отсутствовали два пальца, по обычаям Ночных Сов с Ибиской Возвышенности люди обязывались отрезать палец на руке, если они теряли кого-то из близких. Свой палец они сжигали вместе с телом умершего. Таким образом, они отдавали частичку себя дорогому им человеку. Вольфман и так принял наших людей.

— Мы нужны ему. Он даже не представляет, во что ввязывается.

— Да? Отламывая хлеб, спросил Ксеон. С совершенно невозмутимым взглядом он отпил вина. На собрания нас не пускают. Может, война уже началась, а мы не в курсе.

— Н ас бы поставили вместо щитов. Ты бы сразу все понял.

— Что ты предлагаешь, Аргон? А вдруг…

— Что?

Темноволосый юноша отставил кубок и с прищуром посмотрел на друга.

— Вдруг войны никакой не будет?

— Не смеши меня, рыкнул предводитель.

— Алман не нападает. Чего он ждет, как ты думаешь? Пока мы научим танцоров Дор-Валхерена держать меч? Пока сброд Вольфмана из разных городов станет армией? Мосты наверняка уже достроены. Осталось только пересечь равнину!

— У него есть причины тянуть. Возможно, он попросту не готов нанести удар. Алман наверняка не рассчитывал, что сынок Вигмана решится вступить в войну.

— Он гордец, Аргон. Но не олух.

— И потому на протяжении… скольких лет мы воровали его еду, его зерно, его мясо?

— Пощадите мои уши, ворчливо простонал Хуракан, что вы сцепились, как ослы?

— Мне надоело ждать. Пылко признался молодой предводитель и взглянул на своих соратников пронзительно и раздраженно. Он поправил килт и кожаный ремень. А потом в недоумении взмахнул руками. Кто мы с вами, и что мы тут делаем?

— Кажется, это ты нас привел сюда, напомнил Ксеон тихим голосом.

— Верно. Значит, и мне ставить больного мальчишку на место.

Аргон сорвался с места, а его черноволосый друг недовольно выдохнул и отбросил на стол недоеденный кусок свежего хлеба. О н в два шага оказался рядом, схватил юношу за плечо и стремительно повернул к себе.

— Этот мальчишка, возмущенно процедил Ксеон, король Станхенга.

— Взгляни правде в глаза, король из него никудышный.

— Это не дает тебе право…

— Я не пленник.

— Станешь им! Если не умеришь свой пыл.

— Сколько можно умерять свой пыл? Удивился Аргон, вскинув брови. Я пытался поговорить по-хорошему, я просил аудиенции и молчал, будто проглотил свой язык.

— Ты вел себя рассудительно, воспротивился Ксеон, чувствуя, как Хуракан и Киган смотрят на них недоуменными взглядами. Вольфман нам не доверяет.

— И правильно делает.

— Тогда за что ты собрался его судить?

— Я не собираюсь никого судить. Я должен знать, что они обсуждают в своем малом зале. Я привел сюда людей, я ответственен за все, что с нами будет происходить, а я даже не представляю, какова расстановка сил, какова стратегия. Но еще мы должны рассказать Вольфману об угрозе Лаохесана, а он отмахивается от нас, как от надоедливой мошкары.

— Расскажем, когда придет время.

— Время пришло.

Аргон кивнул Хуракану, Кигану и вновь сошел с места, а Ксеон сжал переносицу и с неохотой последовал за другом. На пороге он обернулся, посмотрев на старика.

— Вино пусть не убирают. Он нервно поправил ворот рубахи и расстегнул верхние пуговицы. Хотя, возможно, после этого разговора с нами не будут церемониться.

Аргон решительным шагом свернул к лестнице, преодолел пролет и обернулся, так как услышал тяжелое дыхание за своей спиной. Ксеон догнал его. Выглядел он нервным и весьма недовольным, впрочем, как и всегда. Аргон примирительно бросил:

— Не волнуйся.

— Если бы.

— Я не собираюсь выбивать двери малого зала.

— Не собираешься? Парировал Ксеон, выгнув дугой правую бровь. Это серьезное заявление. Обычно тебе нравится разрушать двери. И отношения.

— У нас с Вольфманом пока что нет никаких отношений. Именно поэтому я и иду на совет. Мы должны заявить о себе. Это наш шанс занять свою нишу в этом обществе.

— Но мы не должны перегибать палку.

— Его величество олух, раз считает, что мы будем сидеть взаперти столько, сколько ему заблагорассудится. Люди Дамнума свободный народ. Нас не сдержат эти… юноша махнул рукой и поморщился, стены. Я поговорю с ним, хочет он этого или нет.

— И как же ты планируешь пробраться на совещание, где тебя не ждут?

— Оно еще не началось.

— И что?

— А то, что я подожду нашего великого короля. Этого мне не запрещали.

— Допустим, Вольфман согласится. Что дальше? Ксеону так надоело обдумывать то один план, то другой, что голова беспощадно звенела. Возможно, если бы они могли хотя бы пару недель нормально поспать, думалось бы гораздо проще. Считаешь, он поверит в легенду о Лаохесане?

— Ему придется поверить. Мы нашли подтверждение в Ордэте.

— В книгах не всегда пишут правду.

— Масоны бы с тобой не согласились.

— Ты помнишь, как они выглядели? Усмехнулся юноша. Не удивлюсь, если им всякое мерещится. Они ведь совсем не спят. Странно, что они вообще еще живы.

— Если все написанное о Лаохесана выдумки, что мы потеряем? Аргон посмотрел на друга и нахмурился, будто обдумывал нечто важное. Огненный всадник уничтожит и Дамнум, и Вудстоун. Если Вольфман не дурак, он выслушает нас.