Буря (ЛП) - Дьюал Эшли. Страница 79

Нириана согнулась в судороге, а Офелия отдернула руку и со свистом выдохнула. В ее жилах разгорелась лава. Сердце затрепетало. Она посмотрела в глаза гостьи, покрытые белое пеленой, и ровным голосом проговорила:

— Мои мысли твои мысли. Мое слово твой закон.

— Мой закон. Нириана задыхалась. Она будто находилась в трансе. Она смотрела на королеву Офелию, но видела лишь темный силуэт, окруженный огненным кольцом.

— Что вы с ней сделали? Спокойным голосом поинтересовался Фархад и подошел к королеве, крепче сжав за спиной руки. Черная Крыса повалилась на колени. Она шаталась из стороны в сторону, словно обезумевшая. Брови мужчины в удивлении приподнялись. Это магия?

— Верно.

— Но откуда у вас сила стихий?

— Я не говорила про силу стихий.

Фархад поджал губы и кивнул, будто он не нуждался в дальнейших пояснениях. Он все смотрел на Нириану, все наблюдал за ее перепуганными, черными глазами, а в душе, в самой ее глубине злорадно усмехался. Люди заслужили, чтобы их наказали за все, что они сделали. Дамнум, Эридан, Вудстоун все они отвернулись от огненных санов после того, как те помогли им выиграть войну. Люди Фера голодали, люди Фера оказались изгоями, и люди Фера ожидали возмездия. Восторжествует ли справедливость спустя столько лет?

— И мир сгорит дотла? Спросил он Офелию хриплым голосом, на что она растянула губы в одержимой улыбке и, шагнув к мужчине, прошептала:

— И мир сгорит дотла.

КСЕОН

Силы Станхенга были направлены к южной стене. Конница во главе с Догмаром и его пешие отряды опоясывали лицо гигантской стены, словно черный ручей. Две мощные, гигантские статуи Алмана и Вигмана Барлотомеев охраняли покой станхенгцев десятками лет, а теперь у их подножья располагались палаточные лагеря бравых солдат.

Фермеры привозили ту малую часть деревьев, что оставалась на землях Станхенга, и войны главнокомандующего вырезали огромные, толстые колья, которые затем вбивали в землю, будто наконечники стрел. Стражи работали сутками напролет, теряясь во времени, изнемогая от палящей жары. Женщины носили им воду, мальчишки помогали копать рвы. Перепачканные в грязи вудстоунцы, эриданцы и дамнумцы впервые ничем не отличались друг от друга; когда-то совершенно разные и непримиримые они делились водой, мечами и колунами, работая слаженно и упорно. Иногда ветер разносил шепоты мужских голосов о королеве и ее магических способностях. Солдаты следовали указам Вольфмана, потому что они уважали его отца, но следовать за речной нимфой из Эридана им велела интуиция и восхищение, быть может, и страх. Королева прорвалась из земли, не задохнулась; как ей удалось? Почему она выжила? Испуганные женщины восклицали:

— Душу она продала, как и бессердечная супруга Алмана.

А настороженные мужчины утверждали:

— Да повезло ей, вот и все.

Но никто из них не верил своим суждениям. Все судорожно размышляли над лихим и поразительным спасением Эльбы Барлотомей Полуночной, и надеялись, что ее дар и ее способности помогут победить в войне против Алмана Многолетнего. Пожалуй, желание обрести мир сплотило народ, как никогда прежде, люди из разных государств позабыли о различиях, потому что впервые у них появилась одна схожая черта. Их сердца забились в унисон. Они прозвали свою королеву сердцем Станхенга. Если сердце будет биться, то и народ будет биться за свое будущее.

Ксеон остановился перед копающими и туго сцепил за спиной руки. Он пробежался оценивающим взглядом по незнакомым, перепачканным в пыли лицам, и хмыкнул. Люди в который раз поражали его. Выращенный Эстофом, но все-таки брошенный настоящими родителями, он по-прежнему верил, что в этом мире каждый сам за себя. Но солдаты, как и обычные горожане, как и сильфы, и речные шуты, все они слажено трудились, не сетуя на безжалостное солнце и на изматывающую работу. Они были похожи на муравьев. Был ли Ксеон одним из них? В глубине души, юноша хотел помочь солдатам, но ему казалось, что он слишком долго доказывал окружающим, что он чего-то стоит. Мог ли он скинуть с себя кожаный жилет и атласную накидку, прыгнуть в ров и схватиться за топор, будто бы он один из них, будто он ничем не отличается от бедного фермера или от шестерки юного Аргона? Ксеон мог, но никогда бы так не поступил, теперь ему пристало лишь наблюдать: по крайней мере, он так думал. И ему даже нравилось стоять у перекопанной земли, как и Эрл Догмар, как и его военачальники, и контролировать работу, а не выполнять ее.

Неожиданно Ксеон услышал знакомый голос.

— Один взмах, прозвучал звонкий свист, и второй взмах. Щепки разлетелись в стороны. Идеально острый конец толстой ветви высился над рядом других, заостренных кольев, и на мокром от пота лице появилась улыбка. Все очень просто. Тут главное не торопиться. Целься в самую верхнюю точку и шире разведи руки.

Ксеон вскинул брови и почувствовал, как удивление сменилось недовольством.

На дне рва, вместе с незнакомыми мальчишками, стоял Аргон во влажной рубахе. Он топтался в грязи, взмахивал мечом и искусно заострял концы кольев, словно делал он это всю свою жизнь. Толпа зевак наблюдала за ним с раскрытыми ртами.

— А я не знал, где тебя искать, проворчал Ксеон, приблизившись к краю, как же я не догадался, что ты нашел компанию и набиваешь себе цену.

Аргон посмотрел на друга, прищурившись от солнца, и ухмыльнулся.

— Это же мое любимое занятие.

— Можно тебя. На минуту.

Предводитель передал меч одному из мальчишек, отряхнул руки, рубаху и выбрался из ямы, скорчившись от легкой боли. Раны жгли, но сидеть в покоях Аргон больше не мог. Его люди работали круглыми сутками, а он зализывал ссадины, будто пес.

— Ты все-таки разговариваешь со мной… усмехнулся он, направившись к шатру, где стояли графины с чистой водой и медовухой. Ксеон недовольно последовал за ним. Аргон умылся, облокотился руками о столик и искоса взглянул на друга. Вид у тебя сердитый.

— Вид у меня обычный.

— Впрочем, да. Ты всегда такой.

— Аргон, чем ты занимаешься? Темноволосый юноша недоуменно развел в стороны руки. Сколько причин мне назвать, чтобы ты привел себя в порядок и вернулся в замок?

— А причин много?

— Ты ранен. Нам предстоит сражение, а ты, вместо того, чтобы лечиться, копаешься в грязи и вбиваешь в землю колья. К тому же, как ты выглядишь в глазах Догмара? Он и так не воспринимает тебя всерьез, а ты выполняешь работу, которой занимаются клерки.

— Мне наплевать, как я выгляжу в глазах Догмара.

— А в глазах народа?

— Плохо ты разбираешься в людях, Ксеон, предводитель отпил медовухи и громко выдохнул, отчего у него сильно запершило в горле. Он потер нос, смахнул со лба пот и в недоумении воззрился на друга. Ты паршиво выглядишь. Все в порядке?

— Что сейчас вообще может быть в порядке? Мы на пороге войны. Людей у нас мало, стратегии никакой нет. Эльба едва не умерла. Потерянного наследника мы так и не нашли. Лаохесан возрождается, а это палящее солнце сводит с ума. Ты должен был изучать санов, разве мы не так договаривались? Мое дело сражение с Алманом, твое с Лаохесаном.

— Я искал.

— Но не нашел.

— Сколько можно сидеть взаперти? Аргон сердито свел брови. Я выбрался из этой клетки, потому что там даже думать не получается.

— Ты вожак клана Утренней Зари и не должен копаться в грязи вместе с солдатами и фермерами. Твой отец…

— Мой отец всегда понимал, что он не выше народа.

— Но и не ниже.

Аргон в недоумении посмотрел на друга, нечто в Ксеоне показалось ему совершенно незнакомым. Ксеон всегда пытался его учить. Читал морали и сетовал. Но никогда прежде его не распирала странная надменность и высокомерие.

— Если ты считаешь, что меня не волнует происходящее ты ошибаешься, наконец-то процедил Аргон и серьезно взглянул на друга. Я делаю все, что от меня зависит.

— Этого недостаточно. Бросил Ксеон.

— Вот как.

— Ты тратишь время, которого у нас нет.