Пилсудский (Легенды и факты) - Наленч Дарья. Страница 93

— Пан Маршал, пришел Венява, может ли он войти?

Маршал смотрел на меня невидящим взглядом и ничего не отвечал.

Я снова спросил.

В глазах Маршала вспыхнула какая-то искорка, а на губах появилась бледная, слабая улыбка.

— Венява… — прошептал он.

Мне показалось этого достаточно, чтобы привести Веняву.

Вид изменившегося лица Маршала, по-видимому, произвел на генерала Веняву потрясающее впечатление, поскольку вместо того, чтобы рассказывать веселые истории, он молча застыл на месте, поглядывая с ужасом на тень своего Коменданта. Я, ежедневно наблюдая прогрессирующую болезнь, менее ощущал изменения, но человек, который не видел Маршала почти два месяца, должен был быть потрясен. Никогда не забуду выражения отчаяния в глазах бедного генерала.

Какую-то минуту Маршал смотрел на него, как на чужого. Я думал, что, может быть, он его уже не узнает. Но нет… Скоро его лицо прояснилось:

— Венява…

Генерал уже опомнился. Щелкнули каблуки. Оживилось лицо.

— Слушаю, Комендант.

Тем временем неожиданно Маршал задумался. Я знал, что в последнее время путалось в его мыслях, поэтому без труда догадался, что он имеет в виду.

— Пан Маршал все еще думает о Лавале и французах.

— Да, именно.

Венява, казалось, уже полностью восстановил равновесие.

— Комендант, не надо ни о чем беспокоиться. Юзеф {Бек} там уже занимается ими. Видимо, он уже обо всем Вам докладывал.

Маршал с трудом шевельнулся.

— Да, докладывал. Ведь это его обязанность.

Генерал Венява начал что-то рассказывать. Маршал лежал неподвижно и только время от времени улыбался. В какой-то момент его голова съехала в сторону. Я поднял подушку, поправил на ней голову. Маршал посмотрел на меня и сказал:

— Дорогое дитя…

Это были последние слова, с которыми обратился ко мне Маршал Пилсудский.

Последней волей Маршала Пилсудского было перенесение в Польшу праха его матери, покоившейся в местности Сугинты в Литве. Мне выпала честь исполнить это желание. Министр Бек дал распоряжение послу в Риге Зигмунту Бечковичу [232], чтобы он поговорил по этому вопросу с литовским послом. Как известно, в то время между Варшавой и Ковно не было непосредственных дипломатических отношений, и необходимо было воспользоваться таким кружным путем [233]. После нескольких дней размышлений пришел ответ: «Литовское правительство не возражает против того, чтобы капитан Мечислав Лепецкий в сопровождении Чеслава Каденацы {сын старшей сестры маршала Пилсудского — Зофьи} прибыл в Литву для проведения эксгумации останков Марии Пилсудской (ур. Биллевич)». Поскольку возникли сомнения, смогу ли я пребывать на территории Литвы в офицерском мундире, снова был послан запрос в Ригу. Ответ был положительным, но сразу же на следующий день литовское правительство отменило разрешение, беспокоясь, что возможна «порча этого мундира людьми, недоброжелательно относящимися к Польше». В итоге я поехал в гражданском.

В Ковно мы приехали на автомобиле через Ораны и Алитус (Олиту), прибыв на место в конце мая 1935 года. В это время в Ковно находился пан Тадеуш Кательбах [234], корреспондент «Газеты Польской», исполнявший роль польского дипломатического агента. Вместе с ним мы нанесли визиты: министру внутренних дел Ионасу Рустейко, а также его заместителю. Оба сановника бегло говорили по-польски, и в нашей беседе не было потребности в каком-либо другом языке или же в переводчике. Нас приняли с пониманием, но холодно, так, что это не делает чести литовскому гостеприимству. Пан Каденацы, как член семьи Пилсудских, нанес протокольный визит во дворец президента республики, оставил запись в Книге гостей. После выполнения всех формальностей на третий день пребывания в Ковно мы направились в Сугинты. Нас сопровождали пан Кательбах и Казимеж Нарутович — брат президента Габриеля Нарутовича, землевладелец в Жмуди. После обеда мы покинули Ковно и накануне прибытия в Сугинты провели ночь в гостевой комнате семейства Бжозовских. Старопольская атмосфера этого благородного двора, где лучшие рыцарские традиции переплетались с традициями польской мартирологии последних полутора веков, зримо показывали, какой все еще оставалась Литва.

В Сугинты мы прибыли 1 июня в восемь утра. Литовские власти встретили нас у местного костела. На кладбище начальник повята заявил на хорошем польском языке, что он находится здесь в качестве ассистента, а не представителя власти. У старательно ухоженной могилы матери Маршала Пилсудского собралась многочисленная группа представителей всех польских обществ в Литве, ближайшего земства, значительной группы представителей польского населения из Ковно.

Ксендз Адольф Бельски, седой старичок, взволнованный пожертвованием тысячи литов на нужды костела, старался, чтобы церемония получилась как можно более торжественной. Литовец произнес как у могилы, так и в костеле польскую проповедь, чем возбудил живую благодарность собравшихся поляков.

Акт эксгумации был произведен между 9.30 и 11.30, после чего останки были помещены в тот же металлический гроб, в котором тело Маршала перевозилось из Варшавы в Краков…

Перенесение останков из Сугинт к польской границе отмечалось необычайной торжественностью. Длинная вереница автомобилей, возглавляемая автомобилем академической корпорации Лауда, движущимся с развернутым флагом, перевязанным лентой, тянулась через тихие литовские деревушки, — как будто отдаленным эхом напоминая подобные траурные церемонии в Варшаве и Кракове.

На границе колонна литовских поляков задержалась. Ноющая рана — литовская граница — стояла между ними и плотными рядами польских войск, молча отдающих честь.

Как известно, останки Марии Биллевич-Пилсудской вместе с сердцем Маршала были погребены на кладбище Росса в Вильно под надгробной плитой с волнующей надписью «Мать и сердце сына».

1 сентября 1939 года я спросил пани Пилсудскую, не стоит ли перенести сердце из Вильно.

— Пусть будет среди солдат, пусть им поможет защищаться, — ответила она.

«Человеческое лицо истории»

Юзеф Пилсудский (1867–1935) — сложная и противоречивая фигура.

В переживаемый сегодня нашими народами переломный исторический момент в обеих странах резко возрос интерес к истории в целом, а к событиям начала века, 20-м и 30-м годам в особенности. В этих условиях советские и польские историки работают над прояснением так называемых «белых пятен», вокруг которых, как отмечал Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев, «порой складываются представления, основанные больше на эмоциях, чем на строгом научном знании.

Путь к истине здесь один — исследование фактов, спокойное сопоставление точек зрения, научные дискуссии.

Историю переиграть невозможно, но из нее можно и нужно извлекать уроки» [235].

Эта работа требует преодоления однозначности оценок, воссоздания многоцветной картины прошлого, освещения не только проблем, но и фигур умолчания, в том числе и личности Юзефа Пилсудского. Именно этот пробел в знаниях советского читателя должна восполнить предлагаемая книга.

Миф о Юзефе Пилсудском прочно вошел в историческое сознание поляков. «Больше всего проблем существует из-за легенды о Маршале, которая, как и прежде, жива в нашем обществе, — пишет современный польский автор Е. М. Новаковский. — Поляки, так бурно живущие историческими мифами, не любят, когда смывают позолоту даже тогда, когда, счищая ее, стоят на совершенно объективных позициях» [236].

Еще более оживился никогда не утихавший интерес польского общества к этой личности в наше время. На страницах польских газет и журналов, и не только научных, развертывается полемика об исторической роли Пилсудского. Его политический портрет, лидерство в ППС, возникновение мифа вокруг и около этого имени, его деятельность с середины 90-х годов прошлого века до середины 30-х годов нашего столетия, тесно связанная с польской историей, — вот далеко не полный перечень проблем, привлекающих внимание как специалистов, так и публицистов, литераторов, широкие круги общественности. Сталкиваются противоположные взгляды, возрождаются старые легенды, созданные в свое время пилсудчнковской пропагандой о Пилсудском как истинном социалисте, демократе и величайшем политике Польши на протяжении всей ее истории, в полный голос звучат и негативные оценки его деятельности. О повышенном интересе сегодняшних соотечественников Маршала к его личности говорят и данные проведенного в Польше в 1986 году социологического опроса, согласно которым Пилсудский занимает первое место среди наиболее известных поляков прошлого и настоящего. Небезынтересно, что в 1988 году даже было создано общество памяти Пилсудского. Таков поток информации о Ю. Пилсудском, хлынувшей на польское общество в 80-е годы.