О чем базар? (СИ) - Носкова Гелена. Страница 9

-    А где у тебя игрушки, мишура или дождик, декоратор? - спросила я после того, как поставила дерево в заполненную водой тару.

-    Игрушки, мишура или дождик у меня в магазине.

Почему-то я так и думала...

-    То есть ты целую неделю, даже больше, смотрел на лысую елку, ничем не украшенную?

-    Я вешал на нее шкурки от мандаринов... Получалось весьма эффектно.

Я, не стесняясь, зевала, и Ваня заботливо спросил:

-    Устала?

-    Есть немного. Спать хочу.

И меня по всем заветам отечественного фольклора накормили, напоили, а затем уложили спать. Ваня выделил мне отдельную комнату с мягким диваном и хрустящим, видимо, от недавней стирки постельным бельем.

Уже засыпая, я услышала, как отворилась дверь и в комнату неслышной кошачьей походкой пробрался Ваня. Он присел на корточки над моей колыбелью и прошептал:

-    я очень скучал, Настя.

А после я почувствовала, как по моим губам мазнули чужие, потрескавшиеся, но сладкие.

Перед отключкой я успела подумать, что надо бы провести ликбез с моими мужчинами на тему того, что я лучше воспринимаю информация в периоды бодрствования. А то ишь, взяли моду разговаривать, когда я уже мысленно обнимаюсь с Морфеем. В детстве так делал папа, недавно отличился Макс с жуткой угрозой отомстить. И вот теперь Ваня...

Меня разбудила настойчивая трель мобильного. Я же не могла поставить будильник в выходной? Или могла? Или не могла?.. Схватив трубку, я поняла, что зря грешила на собственную невнимательность, потому как звонил шеф. Он сбивчиво извинялся, что вырывает меня из отдыхательных дней, но в контору обратилась какая-то крутая шишка. Без меня никак.

Я резво подорвалась, наспех причесалась ладонью и заглянула к Ване. Он уткнулся в подушку и слегка похрапывал. Я аккуратно потрясла его за плечо и виновато пробормотала:

-Вань... Ваня, просыпайся.

Он попробовал открыть глаза, но сумел создать лишь узкий прищур, что сделало его похожим на типичного азиата.

-    Ваня, мне бежать надо. Закрой за мной дверь.

Я не следила, выполнил ли он мое поручение или дальше упал лицом в подушку.

Любимая работа знатно огорчила, потому что рассчитывала я на иное утро. Накануне мы с Ваней все же смогли нормально пообщаться, как многими годами прежде... Поэтому и на утро планы были... более душевные, что ли. Но я не сомневалась, что наше общение продолжится. Я даже не постеснялась первой написать ему:

«А если бы меня не вызвали на работу, чем бы ты угощал гостью на завтрак?»

Он ответил спустя примерно полчаса:

«Я еще не израсходовал стратегический запас мандаринов».

Глава 7

Клиент и вправду оказался солидным, поэтому неделю я работала с перерывами лишь на краткий сон и малопитательный перекус. Зато к выходным шеф расщедрился на внеочередную премию и поучительное: «Уйди с глаз моих! Постоянно в конторе зависаешь. Три выходных тебе. Нет, четыре! А то девчонка молодая света белого не видит...»

Я говорила, что у меня в начальниках значится прекраснейший из прекрасных и справедливейший из справедливых? Нет? Тогда говорю!

Старый Новый год попадал на выходные, поэтому я успела приготовить мегапамятный и мегасимволичный подарок и нагрянуть в гости к Ване. А он будто бы и не удивился моему визиту.

-    Привет Матрасова. Давненько не виделись.

-    Хай, Иванов. На порог пустишь?

По лохматым волосам, явно домашним треникам и пустому холодильнику я сообразила, что Ванькины байки про празднование Старого Нового года не вышли из разряда баек. Хорошо хоть я запаслась шампанским.

-    Слушай, а у нас из праздничного только яичница намечается?

-    В морозилке еще пельмени, - ответил парень

-    Ого! Да мы шикуем!

Он взлохматил и без того стоящие торчком волосы и сказал:

-    Я пока займусь яичницей, а то еще даже не обедал. Только вот какие-то яйца я варил... А какие - не помню...

-    Так покрути их.

-    Зачем?

Я пораженно уставилась на него. Всегда считала, что проверка яиц методом кручения вписана в генетический код русского человека.

-    Раскручиваешь яйцо, - я принялась объяснять, - если оно крутится медленно, то сырое, а если быстро, то вареное.

-    Ерунда какая-то, - Ваня недоверчиво вытаскивал яйца из бокового отсека холодильника. А когда он обнаружил разную скорость вращения, то испытал неподдельный восторг, который выражался в довольном повизгивании и широченной улыбке.

-    Кхм-кхм, - кашлянула я, чтобы привлечь его внимание. - Яичница, Ваня. Ты еще не обедал.

-    А? Да, точно. У меня мама записывала в тетрадку рецепты. Там сто пудов найдется что-то поинтереснее яичницы. Сварганим что-нибудь из имеющихся продуктов. Сходи, пожалуйста, в гостиную, в нижнем ящике комода голубая тетрадь.

Никогда не копалась в чужих вещах, но раз владелец дал добро... Тем более, сей акт вандализма направлен на расширение гастрономических горизонтов.

Я довольно быстро нашла нужную тетрадь, но зацепилась взглядом за другую, не менее любопытную. Это же моя тетрадь по геометрии! Грязная, некоторые строчки расплылись, листы шероховатые от впитавшегося дождя. Я, не ведая, что творю, начала переворачивать страницы. Зачем Ванька ее хранит? Я-то думала, что он оставил ее покоиться в луже...

Когда я дошла до последней страницы, то увидела не свой почерк. Кто-то пытался повторить мое начертание букв, и сделал это весьма успешно. Но меня не проведешь. И это было не решение задачи, а... письмо?

Послание начиналось со слов «Дорогой и любимый Александр Семенович». Так звали нашего математика. Обращение «любимый» заставило с подозрением напрячься. Я мертвой хваткой вцепилась в тетрадь и побежала по строчкам.

Письмо. Письмо якобы от меня нашему математику. Весьма похабное письмо якобы от меня нашему математику... Настолько похабное и далекое от правды, что при нынешней компетенции я могла бы автора послания наказать официальным штрафом. А также личным презрением.

В семнадцать лет я и слов-то таких не знала, которыми изобиловало письмо. Якобы я со страниц тетради по геометрии признавалась учителю в жарких чувствах и сокровенных фантазиях. Спасибо, что хоть картинками не снабдили...

Я оторвалась от строчек, только когда услышала:

-    Ознакомилась, значит?

Ванька возвышался надо мной, сидевшей на полу у комода, и буравил взглядом.

-    Вань... Что это такое? Откуда? Кто это написал?

-    Колян со своей шайкой-лейкой.

-    Но зачем?

-    А зачем Колян делал хоть что-нибудь? Чтобы поржать.

-    Я бы опозорилась... Это ужасно.

Я прятала увлажнившиеся глаза в ладонях и дословно вспомнила все, что наговорила Ване.

-    Ты омерзителен! Законченный эгоист, который думает только о себе! Я весь вечер потратила на эти задачи, не выспалась, устала, как собака, а ты... Тебе плевать на всех вокруг! Даже на меня. А я-то, дура, думала, что мы друзья. Что горой друг за друга. А ты... Ненавижу!

Получается, он защищал меня?

-    Ваня?

- Что?

-    Прости...

-    Я, Настя, не умею на тебя злиться или обижаться. Ни тогда, ни сейчас.

- Почему ты не объяснил мне? Не рассказал? Я бы не стала незаслуженно тебя обвинять.

- А ты бы поверила, если б я рассказал?

-    Поверила, Ваня. Тебе бы поверила.

Судя по его лицу, он закопался в недра памяти и отыскивал причины моего ответа. Он определенно злился. И, может, я не была причиной этой злости, но была с ней связана, а это уже повод ощутить неприятие самой себя.

Спасти ситуацию и разрядить гнетущую атмосферу мог только вкусный ужин. Ваня хоть и отличался астеничным телосложением, но поесть любил.

-    Вань, - я дернула его за ладонь, поднимаясь на ноги. - А давай пиццу закажем! Я с ветчиной и ананасами люблю.

-    А я с морепродуктами, - он не просиял, но совершил весьма успешную попытку улыбнуться.