Не будь дурой (СИ) - Ставицкий Иннокентий. Страница 13

На улице я трезвею слишком резко - алкоголь быстро выветривается из крови, и я снова могу ясно мыслить. Мне холодно - я нелепо перепрыгиваю с ноги на ногу. Темнота колет глаза, я только слышу бесконечные голоса, пьяные крики. Вскоре я немного адаптируюсь в темноте и замечаю, что несколько парней ушли подальше отсюда, взрывать петарды и пускать фейерверки.

Я ощущаю противный запах сигарет - не тот, не у Игната. И чёрт знает вообще, почему, но мне кажется, что у него всё особенное. Меня мутит от холода, от голосов, от пустоты после алкоголя, от нехватки Игната. Где же он?

Вскоре на небе появляется первый залп, и тут же слышится девчачий визг. На несколько секунд становится видно всё - и то, как девушки фотографируются, и то, как Даня ест мои пирожные. И то, как Игнат обнимает какую-то девицу за талию. Я не смотрю на красоту в небе, не ощущаю всего этого предвкушения, возбуждения, какое бывает только от фейерверков. Я лишь снова и снова окунаюсь в этот омут - и думаю, когда это закончится.

И не надоело мне?

Я больше не ощущаю холода.

- Игнатушка, ты нам кое-что обещал, - слышится сладкий голосок сзади меня.

Я вздрагиваю. А потом Игнат со своей фирменной усмешкой становится на лавочку у подъезда. Я сначала не понимаю ничего - что это он собирается делать? А когда включается приятная латиноамериканская мелодия у кого-то на телефоне, и Игнат снимает куртку, плавно двигая тазом, я всё понимаю.

И всё внутри наполняется ужасом. Мне становится нечем дышать, когда девушки орут и визжат, подбадривая его, а парни улюлюкают. Я случайно натыкаюсь в толпе на взгляд Дани - и вижу в его лице признаки того же веселья, что и у всех. Только взгляд у него более жёсткий - мол, получила, чего хотела?

Я с какой-то отрешенностью наблюдаю, как он, всё так же пританцовывая, снимает с себя всю остальную одежду. Я не могу и вдоха сделать - в горле словно что-то застряло, и каждый раз причиняет мне больше боли. Слёзы подбираются к глазам, и я не могу их больше удерживать.

Окончательным потоком они катятся по щекам, когда Игнат снимает с себя футболку, обнажая свой идеальный торс. С губ у него срываются облачка пара, и я вижу, что он слегка дрожит. Тогда какого чёрта? Почему он делает это? Зачем он мучает себя, чтобы потешить толпу?

С моих губ срывается громкий всхлип, и я тут же зажимаю рот рукой, чтобы не заорать. Чтобы не зарыдать, как маленькая девочка. Что я за дура?

Игнат каким-то образом замечает, что я плачу, и тут же спрыгивает со скамьи и подходит ко мне. Внимание тут же переключается на какого-то другого парня, который решил принять его пост.

- Птичка, что с тобой? - обеспокоенно спрашивает Игнат и приобнимает меня. Я чувствую холод его кожи, вижу, как она покраснела, и плачу ещё сильнее. Я совершенно не в силах сдержать себя. - Почему ты плачешь?

- Ты же... замёрзнешь, - лепечу я между всхлипами и рыданиями. Мне стыдно - ну кто станет реветь из-за такой ерунды?

А вот Игнат улыбается. Как-то по-особенному, не так, как раньше. Не насмешливо, а... нежно.

- Все эти девушки кричат и просят ещё, восхищаются моим торсом, но ни одна из них не подумала, что мне может быть холодно, - он засмеялся, стирая слёзы с моих щёк. Я заворожённо смотрю на него. - Ты удивительная, Тай.

И пока он это говорит, я всё же думаю - а может, никто из них не прав? Может, Лена и Светка ошиблись? Может, он всё-таки способен полюбить меня?

Я снова чувствую это. Надежду.

Горячий шоколад и поцелуи

Мать на меня больше не кричит. Но я всё равно чувствую себя по гроб обязанной. Я знаю, что надо ходить к репетиторам, в музыкалку и делать прочую лабуду, от которой я только чувствую усталость и отчаяние. Только вот кому надо - вопрос.

Я думаю, что мне. Однозначно мне. Ведь мне это пригодится. Так все говорят.

Ноги сами меня несут к дому - я еле-еле ими передвигаю. Портфель давит на плечи. Я непроизвольно вздыхаю, покрепче перехватывая лямку, а потом озябшими красными от мороза пальцами натягиваю капюшон на лицо, непрестанно шмыгая носом от холода. Свою любимую шапку и варежки я так и не надевала. Мне ведь и правда легче дрожать в двадцатиградусный мороз, чем чувствовать на себе презрительно-насмешливые взгляды Игната и его взрослых друзей.

Снова падает снег крупными хлопьями, укрывая мои плечи. И это странным образом успокаивает. Вот секунду назад я была готова чуть ли не выть от усталости, голода и ещё много чего, а сейчас улыбка сама собой лезет на замёрзшее лицо. Я замираю. Встаю прямо под фонарём - так, что слепит глаза. Прищуриваюсь. Кажется, что я лечу сквозь звёзды, преодолевая время. Как будто я комета.

Глупо улыбаюсь, как дурочка от такой нечаянной, незначительной радости. Ну не дура ли?

Так я стою неизвестно сколько ещё, не чувствуя холода, пока не слышу знакомый низкий голос, сейчас слегка с хрипотцой:

- Птичка, ты чего на морозе стоишь?

Я моментально его узнаю, и сердце бьётся привычно в ритме колибри. Я к нему поворачиваюсь чуть-чуть, не прекращая щуриться и улыбаться. Золотистые волосы Игната выглядят словно нимб. И сам он хмурит своё красивое, идеальное лицо с порозовевшими щеками, как ангел. Мне хочется к нему прикоснуться, и боязно - вдруг спалит своим божественным светом?

От таких глупых мыслей хочется улыбаться ещё сильнее.

- Ещё и улыбается, глупая... - ворчит он, поджимая губы. А потом почему-то тоже улыбается. Той красивой улыбкой, которую я невероятно любила, которая была так редка и которая так шла ему. Без насмешки, искренне.

- Почему ты без шапки? - я тут же выхожу из зоны «звёздного света», и всё становится обычным снова. Только ощущение какого-то недавно открытого, но ещё неизведанного чуда не проходит. Всё снова тускло, серо, темно, а я вижу яркие краски, красивый блеск в его прозрачных серых глазах.

И правда - замерзнет ведь. Меня это совсем не улыбает. Я всё ещё помню, как он танцевал стриптиз во дворе в почти тридцатиградусный мороз.

- А сама-то, «мамочка»? - он стаскивает капюшон, открывая мою каштановую густую косу. На голову тут же ложится снег, и я недовольно надеваю капюшон снова. - Где твоя милая жёлтая шапочка?

Я слышу в его словах - «она так нравилась мне». Сейчас его голос звучит особенно, мягко, как-то... ласково. Непривычно для меня, ведь обычно там только притворная нежность и издёвка. Сердце замирает, сладко-сладко ухает где-то в горле. Я сейчас его совсем не боюсь - мне лишь хочется быть ближе. Я хочу знать, о чём он думает. Он так похож на ангела в эту минуту.

Глупо-глупо-глупо. Что за нелепая романтизация, Тая? Он же сказал тебе, что не герой.

Плевать. На всё плевать.

- Потерялась, - бормочу я, внезапно смутившись. Опускаю взгляд на его ботинки, а потом снова гляжу на лицо. Несмотря на то, что щёки покраснели от мороза, его лицо было необычайно бледно. А ещё в глазах бесконечная усталость, которая бывает только у стариков, прошедших долгий путь жизни. Уголки его коралловых, слишком ярких для парня, губ были опущены вниз, словно он чем-то расстроен. Мне сразу же захотелось отдать ему всю свою радость, всё своё счастье - лишь бы только улыбнулся. Да хоть усмехнулся. Только бы снова живой. - Что-то случилось?

Я сама удивилась своему голосу - робкий, слабый, тихий. Я гляжу на него из-под ресниц, чего-то боясь всё. Боясь, что он оттолкнёт, снова насмеётся. Тело напряглось, словно готовясь убежать. Словно готовясь к удару. Хотя чего греха таить, ударь он меня сейчас по щеке, я бы подставила другую. Лишь бы со мной. Лишь бы никуда не уходил.

Это отчаяние, маниакальная потребность быть рядом впитывается в меня на молекулярном уровне.

Он усмехается. Но не надеясь меня задеть, а с горечью. Проводит рукой по влажным от снега волосам, вздыхает. Снова эта усталость. Глядя на него, я и сама ощущаю какую-то непонятную мне горечь.

- У тебя всё так просто, малышка, - с его губ слетает резкий, отрывистый смешок. Но не видно, что ему смешно. - Если я хмурюсь, значит, я расстроен. У тебя сейчас все проблемы решаемы легко, в два счёта. У тебя их и нет, наверно. Вот ты и думаешь, что мою проблему решить так же просто, стоит только сказать пару сочувствующих слов. Думаешь, что всё так легко? Что это лишь воздушный пузырь, до которого стоит только дотронуться - и п-ф-ф?