Колонист - Лернер Марик (Ма Н Лернер) Н. "lrnr1". Страница 10
А в некоторых отношениях лисицы ничуть не уступают волкам. Они могут буквально то же, что и серые, но не силой, а хитростью. Потому волки сильно их не любят и при удачной оказии норовят задавить. Догнать редко получается, совсем различная манера. Волк несется на два-три лье без остановки, а затем ложится в полном изнеможении. Лиса же бежит резво пол-лье или целиком лье, затем ложится и отдыхает. Встает и опять чрезвычайно резко делает бросок.
В целом бегать за лисом даже с Дымком я не собирался. Проще найти логово, но это на словах. В жизни, в запутанном лабиринте каменных осыпей, даже с псом очень сложно выйти на след. Я точно знал, куда он рано или поздно выйдет, и ждал третью ночь возле водопоя. Уж отличить след старого самца от молодой самки я вполне в состоянии. Лисица почему-то задними ногами прихватывает снег, и отпечатки лап выходят продолговатыми, в отличие от очень крупных и идеально круглых следов «черного».
Зимой лай лисиц разносится далеко. Скоро у них гон, и выяснения отношений начинаются заранее. Самый срок, когда теряют осторожность.
Конечно, черного лиса я хотел добыть для себя, но сейчас ничего не поделаешь. Надо постараться, тем более что Жак будет искренне благодарен. К сожалению, наступило утро, а зверь опять не показался. Такое впечатление, будто знает обо мне и смеется. Еще пара дней — и придется сдаться, признав поражение.
И тут он возник. Встал на берегу почти замерзшего маленького озера и принялся внимательно прислушиваться и принюхиваться. В какой-то момент уставился прямо на засидку. Ждать больше было нельзя, второго шанса не будет. Промах равносилен полной и окончательной неудаче. По крайней мере до весны ждать его здесь станет полностью провальным занятием. Весь фокус, что сейчас знакомство зверя с оружием шло четвероногому охотнику во вред. Никто и никогда не стал бы стрелять с такого расстояния.
Осторожно потянул курок. На сошках ружье лежало прочно и удобно. Грянул выстрел. Лис подскочил с гневным вскриком боли и вяло упал вниз. Уже не сдерживаясь, я подскочил с радостным воплем. Попал! И тут невольно вскрикнул от боли, когда множество иголочек вонзилось в ступни: как ни старался, создавая засидку, а ноги от долгой неподвижности затекли и замерзли.
Ну и не столь важно теперь. Достал так долго морочащего всем головы смекалистого типа, доказав, что поумнее буду. Есть повод гораздо важнее. Умудрился снять зверя с добрых ста пятидесяти ярдов. Большинство стрелков на таком расстоянии и в амбарную дверь не попадут! Хотя, если быть честным, половина успеха принадлежит оружию. Доставшийся по случаю Жаку кавалерийский карабин был легок, точен и вопреки обычным разговорам не отличался излишней длиной ствола. Зато с нарезами. Заряжать дольше, но мы же не на войне.
Подойдя ближе, обнаружил, что даже с наполовину разбитым черепом лис не сдался. Он пытался неловко уползти по красному снегу в лес. Полагаю, уже бессознательно, но от этого попытка ничуть не умаляла проявленной воли. Я натянул толстые кожаные перчатки, не желая в последний момент получить рану. Лис вполне способен на прощанье укусить, потом хватку палкой не разожмешь.
Присел, нажал одной рукой на голову, второй дернул, ломая шею и отправляя окончательно в леса на другом свете. Еще раз осмотрел: мощный старик. С хвостом в длину чуток меньше меня. Да уж, такому в рот палец не клади, откусит и не заметит. Немалые деньги можно было бы взять, пожалел я в очередной раз. Осталось последнее — снять шкурку. Это делается целиком, на манер чулка. И лучше не с лежащего. Подвесить на ближайшую подходящую ветку и приступать. И кровью не запачкаюсь, и удобнее.
Глава 4
Свет знаний и учеба
Теперь на ночь перед сном я слушал сказки. Причем иной раз занимательные, а после настоятельной просьбы еще и на разные голоса. Точнее это именуется «тиснуть роман». Как это будет на английском или франкском, даже не представляю. Так и называем с некоторых пор на собственном никому не известном жаргоне. Возможно, неведомые русичи, проживающие в Тартарии, и могли бы понять, но сильно в том сомневаюсь.
Ежели верить Глэну, от нынешних людей до его современников столетия пройти должны. Что-то он нес насчет меняющихся языков, но пользы от той болтовни, как обычно, никакой. Какая мне разница, что там еще предстоит, когда живу здесь и сейчас. А если быть последовательным, так и вовсе все может случиться иначе, включая эти самые… заимствования. Ведь у него якобы нет Соединенных Королевств, а Испанская империя с Габсбургами почему-то присутствуют.
Короче, на мое предложение украсить вечер занятной байкой он скривился и выдал. Типа он не такой, чтобы услаждать уркам слух. Вряд ли он имел кого в виду сознательно. Я давно уловил: единственный инструмент, которым он владеет виртуозно, называется «язык». Тот, что находится во рту. Болтать может много и по любому поводу. Случается, даже занимательно, хотя, по мне, все его предыдущие россказни были пустомельством. Ничего толком не знает и рассказать не может. Ну я привычно вцепился и принялся вытягивать из Глэна его историю, выслушав кучу новых слов. Не так сложно разобраться, что это за «лагерь» и что за «зэки». Узнал кучу занимательного.
Нет, про нравы в зоне ничего особо ужасного я не услышал, как и это самое «умри ты сегодня, а я завтра». Будто кто-то где-то по другому принципу живет. Защищают своих, кем бы те ни были: солдаты, бандиты, семья или односельчане. А там уже в силу собственной чести и насколько прижало. Иная мать готова дочь продать, лишь бы выжить самой. Правда, чаще сама умрет за свою кровь, но и такие попадаются.
«Не верь», «не бойся», «не проси» — правила хорошие. Годные. Другое дело — трудновыполнимые. Мать с отцом еще учили иначе: «Никогда не проси того, что должны предлагать». И дело не в гордости. Сделав это, ставишь себя в подчиненное положение.
«Не сотрудничать с властью», «не признавать вины», «не иметь семьи» и «не работать» превращают таких в отдельную касту. Не нюхали они по-настоящему, что такое власть и что она может с человеком сделать. Может, это у них при дознании пытки запрещены, после суда клеймить не положено. В нашем мире — нормальное явление. С большой буквой «У» по улицам долго не побегаешь.
Но я, собственно, о чем? «Тискать» у него получается изумительно. Чисто образованный фраер. Еще и на разные голоса. Для начала попотчевал историей про деревянного мальчика с исполнением песен. В переводе, конечно, звучит не так складно, как в оригинале. Но все же нечто занятное и справедливое в том тексте имеется: «Пока живут на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки». Или про жадину с хвастуном. Нечто такое мне внушал отец с детства. Ну вот и набежал зверь на ловца. Разобраться бы, какую пользу из него выдоить.
Еще прозвучало про пса и волка, вздумавшего спеть на свадьбе. Такое и пересказать в хорошей компании подойдет. Не особо долго и смешно. Так ему и высказал, на что он надулся и заявил, что в серьезных книгах имеется не только зубоскальство, а еще и некая польза. Я разрешил доказать. Глэн долго думал и начал очередное выступление. Пока было неплохо. Тем более что не приходилось постоянно переспрашивать, как при первом неудачном опыте. Кто такой Супермен, разобраться несложно, а вот происходящее вокруг него и все эти бесконечные автомобили, автоматы и самолеты…
Первая попытка вышла явно провальной. Неудивительно, что он перешел на детские сказки. Я бы не догадался, но язык его — враг его. Сам сболтнул, пытаясь подколоть. Естественно, получил по шее. Без злобы, для порядка и лучшего усвоения правил уважения. Видимо, после этого и перешел к более взрослым байкам.
— Стоп, — резко сказал я. — В прошлый раз ты говорил иначе.
Вид у него стал жалким. Весь съежился.
— Ну. Чего молчишь? Хочешь, врежу для доходчивости?
Это я не всерьез. Хотя и сжимаю кулак для виду.
— Понимаешь, Дик, — сказал он наконец, — я не помню все дословно, но и ты забываешь, о чем вчера говорил.