Колонист - Лернер Марик (Ма Н Лернер) Н. "lrnr1". Страница 49

Кажется, мне дают понять, насколько невоспитан, и пора представиться по всей форме.

— Ричард Эймс, — старательно поклонился вторично, — майор колониального ополчения, всецело к вашим услугам.

Опять быстрый шепот-подсказка.

Уточнять, откуда именно и из каких происхожу, не стал.

— Убийца ирокезов? — Глаза округлились забавно.

Очень быстро просветят, раз уж моментально признали.

— Не подозревал, что слухи и сюда докатились, — проговорил я лицемерно, изображая скромность.

— Да-да, — сказала она оживленно, — в последнее время о вас постоянно говорят. — Героические подвиги, посрамление военных, уважение ополченцев, награда из Парижа…

Взгляд при этом был отнюдь не наивным. Скорее оценивающим.

— Слухи частенько имеют тенденцию к преувеличению.

А насчет «тенденции» удачно ввернул. Сразу видно, не совсем мужлан.

— Знаете, а заходите вечером. Будет приятное общество, заодно и расскажете истинную правду о войне и ваших приключениях от первого лица.

Она поднялась, явно собиралась уходить, и я, с трудом удержав мычание, взмолился:

— Простите…

— Да? — Изумленно поднятая бровь придала милое выражение личику, попутно намекнув, что у наглости тоже должны быть границы.

— Как вас зовут, мадемуазель?

— Вы действительно не в курсе? — вновь веселый смех. — Элизабет де Харрингтон.

Фамилия достаточно известная и старинная. Но на самом деле этих Харрингтонов целая куча, и всех не упомнишь. Один точно английский пэр, а другой был министром чего-то важного в Париже, но в колониях настоящие аристократы попадаются не так часто. За океан ехали все больше гугеноты. Какая-то боковая и обедневшая ветвь, перебравшаяся от отсутствия других перспектив на родине.

— Нет, — привычно занудил под ухом Глэн, когда дамы изволили удалиться, — ты видел, она на меня вообще внимания не обратила. Только к тебе и обращалась!

— Я красивый, — мысленно ухмыляясь, ответил. Естественно, пойду в гости и, конечно, без него. Нечего портить мою репутацию знакомством с не умеющей себя вести в приличном доме личностью. Сам пока не очень, и добавление в виде второго мужлана в грязных сапогах излишне. — И богатый. Она же не в курсе, что ты обязательно украдешь половину.

— Зачем так шутить? — скорбно сказал не особо расстроенный Глэн.

Он давно выяснил границы моего добродушия и редко переступал черту. Соответственно и в морду не получал. Какой-никакой, а мой личный талисман, принесший приличные деньги, и советчик. Надо только правильно отбирать подсказку в куче всякого никому не сдавшегося шлака.

— Из чувства самосохранения. Чтобы знал, что я бдю. Или бдую? Как правильно? Может, не теряю бдительности?

— Откуда мне знать? — желчно удивился он. — Я в такие тонкости франкского не углубляюсь. Купи словарь.

— Что приобрести?

— Ну не может же, — после паузы сказал мой непредсказуемый в диапазоне от полной глупости до проблесков гениальности товарищ, — не существовать франко-английского сборника слов с пояснениями, толкованием и переводом на другой язык.

До сих пор мои недоумения по попадающимся непонятным словам и выражениям толковала Дениз, или просто сам догадывался по смыслу. А ведь можно и иначе. Вот сложнее всего дойти до самых простых вещей.

— Хм… А ведь толковая мысль. Надо найти книжный магазин и ознакомиться с тамошним ассортиментом.

Лавка с соответствующими товарами обнаружилась достаточно скоро. Звякнул колокольчик, задетый открывшейся дверью, предупреждая о посетителе, и откуда-то из глубины раздалось:

— Сейчас, уже иду!

И хорошо, что он отсутствовал. Не застал моего разинутого от изумления рта. Не подозревал, что на свете столько разных книг недуховного содержания. Восемь больших шкафов, в каждом шесть полок, на одной… аж двадцать пять штук! У пастора Ренье вообще было не больше двадцати томов, считая с божественными. Мне казалось, это огромное собрание. Оказывается, он просто мелкий… читатель.

Ага, если присмотреться, слева направо идут более роскошные тома, в обложках из настоящей кожи. А это будет вариантом для более бедных. Хм… Еще и на иностранном языке! Хм… а ведь это не франкский, а английский. Барроу «Физика», Ньютон «Оптика», Дэлтон «Местное правосудие» и еще парочка, не успел рассмотреть.

— Гильом Брюн к вашим услугам, монсеньор.

Опять же, в отличие от моих заочных представлений, отнюдь не старый сморчок с трясущимися руками и в толстых очках. Молодой и симпатичный парень. С очень темной кожей. Такой жгучий брюнет, от которого вечно девки плачут. И усы торчат, как положено настоящему шевалье.

— Ричард Эймс, — снимая шляпу, представился.

— Наслышан!

— А это Глэн.

Он, видно, уловил про нежелание обсуждать газетные статьи и перешел к делу, игнорируя явного слугу.

— Чем могу помочь, господин офицер?

Я объяснил.

Он не стал радостно ржать и глубоко задумался.

— Понимаете, месье, — сказал после короткой заминки, — английский — язык простонародья. Еще со времен Вильгельма Завоевателя высший слой общества говорил на франкском.

Я ткнул в сторону полки пальцем, делая удивленную физиономию.

— Напечатано в колониях, — даже не обернувшись на жест, пояснил он. — На собственные деньги какой-то мелкой прогоревшей типографией. Хозяин хотел донести науку и до простого люда, но тот не очень читает. Вот гравюры с голыми девками — это да.

Я закатил глаза — вроде как за кого принимаешь?

— Очень плохо расходится такая литература, — сказал он уже другим тоном. — Образованные люди предпочитают франкский. Ничего удивительного — после Великого Компромисса взаимопроникновение стало особенно сильным. Брачные связи в среде аристократии, постоянное нахождение королей в Париже, более высокий культурный уровень. Конкретно англо-франкского словаря не печатали. Он просто не нужен. На бытовом уровне сельские джентри способны объясниться, а все официальные бумаги все равно пишутся высоким стилем и на наречии первого сословия.

Если оставить в стороне вежливость, дворянство просто не желает знать языка своего простонародья. Кому требуется, сумеет обратиться. Ну они много чего считают ниже своего достоинства. Торговлю, например, предпочитая получать повинности с крестьян.

— Хотя некоторое заимствование все же имело место с течением времени. Вы наверняка слышали, однако не придавали значения. Скажем, «family» употребляется в том значении, которое оно имеет во франкском языке, а именно: «род», «семья», «семейство». В прежние времена, до нормандцев слово «family» обозначало в английском языке понятие «слуги» или «домочадцы». Также слово «amity», нынче воспринимаемое в качестве «дружба», было вытеснено английским «friend» и сегодня употребляется и дворянством повсеместно.

Вот уж никогда о таких вещах не задумывался. Чего иногда от ученых людей не услышишь.

— Наиболее близкий к озвученному вами, — он полез в один из шкафов, — ага, вот!

Извлек толстенький томик и выложил на прилавок, тщательно его перед этим протерев. Пыль и без того отсутствовала абсолютно, но, видимо, такое поведение уже в кровь въелось. «Словарь Французской Академии Наук» было написано на обложке.

— В книге содержится объяснение иностранных, библейских, научных и технических слов, вошедших во франкский язык и встречающихся в газетах и иных печатных источниках. В алфавитном порядке расположены, что крайне удобно разыскивающему.

— Можно?

Он кивнул. Я осторожно открыл на первом попавшемся месте. «Легислатура (законодательное собрание) от лат. lex (legis) — закон, latus — внесенный, установленный». «Лат.» — это, похоже, латинский язык. На котором любят объясняться высокоученые люди и кюре. Остальным без надобности, но кто же не слышал: Ego te absoivo!^[43]

Еще страница. «Диффамация (лат. diffamatio — разглашение) — оглашение в печати ложных, а также и действительных фактов, подрывающих авторитет того или иного лица».

Ну-ка, а ландскнехт? Есть такое. «Наемный солдат (нем.)». Значит, правильно догадался. Ну что ж… Если в день учить пару-тройку слов, скоро тоже стану сильно образованным.