«Шоа» во Львове - Наконечный Евгений. Страница 18

Молниеносная победа немцев больно поразила и евреев. Эти события огорчили и подавили Муся Штарка, не так он представлял себе ход войны с точки зрения марксизма. Французская буржуазия, объяснял он отцу, изменила интересам своего народа и пошла на сговор с Гитлером. Но французский пролетариат, тешил он себя, еще соберет силы и скажет свое слово. О немецком пролетариате он не вспоминал.

О капитуляции Франции хоть и говорили во Львове украдкой, неофициально, но зато на каждом шагу. В нашем квартале жила единственная украинская семья, в которой был мальчик моего возраста. Звали его Павел Матиев, и конечно, мы с ним подружились. Его отец иногда любил заскочить к нам в гости. Невысокого роста, худощавый, с суховатым узким лицом, старый Матиев никак не был похож на традиционный образ повара. Хотя всю жизнь проработал поваром в ресторане.

После краха Франции старый Матиев зашел к нам радостно взволнованный.

— Эта курва Франция заслужила этот позор, — потирал он удовлетворенно руки. — Наконец получила по заслугам. Если бы не Франция, поляки бы с нами войну не выиграли.

И стал рассказывать, как солдаты армии Галлера в синих французских мундирах, так называемые «галлерчики», в девятнадцатом году замучили его старшего брата за содействие Украинской Галицкой армии. Мой отец тоже вспомнил, как озверевшие «галлерчики» хотели сжечь усадьбу деда, и только благодаря отваге бабушки совершить это подлое намерение им не удалось.

Галицийские украинцы, помня, что именно Франция оснастила армию Галлера, которая в 1919 году заграбастала Галицию, не перенималась ее судьбой. Оценивались тогда международные события по одному-единственному критерию: приближали или удаляли они украинскую независимость. В 1940 году галичанам, на основании сложных логических соображений, казалось, что победа Германии над Францией благоприятствует приближению той самой украинской независимости. Имея развязанные руки на Западе, Германия обратит свой взор на Восток, а значит, благосклонно и на Украину. Такой был тогда ложный политический расчет, хотя стратегически правильный.

После Рождества Соня родила первенца. А через неделю милиция пришла арестовать Владислава Желязного. Сбылись предчувствия Владека — «лягавые» не забыли отомстить и родственникам.

Весна 1941 года наполнила Львов слухами о подготовленном энкаведистами большом вывозе (говорили, что на станции Подзамче стоят уже на готове порожние вагоны) и о стремительном приближении войны. Марширующие по городу колонны красноармейцев стали постоянно петь новомодную песню «Если завтра война». Ее пели при каждом пропагандистском случае под руководством доверенных агитаторов. Из громкоговорителей эта песня звучала больше десяти раз в день. По старой традиции, в крупных львовских кинотеатрах, перед началом сеанса играл живой оркестр. Каждый раз музыканты начинали свое выступление воинственной песней:

Настойчиво повторяемая изо дня в день примитивная мелодия надоедала и раздражала. Поэтому возникали многочисленные пародии, одна из которых звучала так:

Еще одной пародией отозвались тогда галичане на очень популярную в России другую военную песню «Три танкиста»:

Как-то Мусе позвал меня к себе. На его столе лежал дополнительный том знаменитой тогда двадцатитомной немецкой энциклопедии «Grosse Вrockhaus». Мусе открыл прекрасно изданный том на той странице, где было написано, что львовское Общество им. Шевченко является ничем иным, как украинской Академией наук.

— Что они выдумывают, — возмущался Мусе, — какая Академия?! Академия находится в Киеве. Обыкновенное общество вдруг превратилось у них в академию! Хотя немцы тут не виноваты. Их так информировали украинские националисты. Вот кто баламутит людей, своих и чужих.

— Почему так волнуешься, — заметил присутствующий в комнате брат Муся врач-терапевт, — ведь уже нет Общества Шевченко, его ликвидировали, как и все другие товарищества.

— Да, но украинские националисты остались, и с ними надо вести беспощадную борьбу. Этому я его и учу.

На письменном столе Муся лежала еще другая, российская книжка в мягкой обложке, на газетной бумаге. С разрешения хозяина, я начал ее листать. Красным и синим карандашом в книжке были подчеркнуты самые интересные места. Автором книжки был некий Николай Шпанов, а называлась она: «Первый удар: повесть о будущей войне». Мусе охотно взялся объяснять мне содержание книжки. Как понимаю теперь, Шпанов «перевел» на доступный художественный язык основные направления советской военной стратегии. Тщательно, шаг за шагом, он расписал молниеносное завоевание танковыми армадами Красной Армии и массовыми десантированиями всей Западной Европы включительно с Британскими островами. Помочь завоевать Западную Европу должен был восставший пролетариат под руководством своих коммунистических партий. Осенью 1941 года Мусе подарил мне эту книжку Шпанова. Я ее долго хранил.

В начале июня из Мостиски очередной раз приехал к нам Павел. Справившись со своими делами, вечером, когда все были дома, как всегда Павел развлекал нас театрализованными сценами. Он смешно изображал деревенские собрания, на которых агитировали вступать в колхоз. Строя из себя на таких собраниях наивных простаков, деревенские хитромудрые крестьяне задавали большевистским агитаторам беспокойные вопросы об обобществлении женщин, о стоимости трудодней и подобные. От Павла мы услышали в тот вечер и колхозные присказки: «Хорошо в колхозе жить, один работает — семеро лежит». Или: «Сидит баба на рядне и считает трудодни, семь дней — трудодень, дайте хлеба хоть на день». Самая едкая характеристика колхозу народной мудростью звучала так: «Ни коровы, ни свиньи, только Сталин на стене».

Затем уже серьезным тоном Павел стал рассказывать о заметных признаках приближения войны. Мостиска — приграничная местность, там каким-то образом знали, что творится на другом берегу реки Сян. Например, в Мостиске знали, что немецкие солдаты начали усиленно обучаться российской военной лексике. Это было выразительным признаком приближения войны. А с нашей стороны границы, рассказывал Павел, постоянно подтягиваются советские войска. Леса, урочища заполнены замаскированной военной техникой. Мы знали об этом и без Павла. Как только смеркалось, по улице Клепаровской гремели гусеницами танки, под покровом ночи на Запад двигались моторизованные части. Из уст танкистов звучала тогда еще и такая воинственная песня: