Кровавая звезда (СИ) - Садовской Борис Александрович. Страница 3
Не вспоминался Забвенный. Теснились в памяти лицейские проказы, Дельвиг в очках, локоны Анны Петровны, шампанское, устрицы, толстая сводня, тройка, семерка, туз.
На столике бронзовая чернильница со статуеткой Ганнибала. Пушкину почудилось, будто арап шевельнулся. Да, да! Вот закраснелось на нем одеяние Мефистофеля; курчавятся жесткие волосы; зубы сверкают.
— Покаялся ли ты?
Александр Сергеич кивнул.
— Напрасно. Сын Марии не простит «Гаврилиады».
Пушкин со стоном очнулся. Над ним наклонился Даль.
— Бредишь опять?
Император Николай Павлович был не в духе. Его тревожили события этой зимы, всеобщий упадок, распущенность, вольнодумство. И, полон суровой грусти, присев у камина, он сумрачно слушал журчащий доклад Жуковского.
— Итак, во исполнение воли Вашего Величества, генерал Дубельт и я отделили сомнительные бумаги в архиве Пушкина. Мы взяли…
— Что было в этих бумагах?
— Шалости пера… остроты, касательно форм правления… шутки о духовных и светских лицах.
Они у тебя?
Со мною, Ваше Величество.
Склонясь под строгими взорами Государя, Василий Андреич торопливо выложил связку исписанных листков. Император скомкал их и швырнул в камин. Пламя вспыхнуло.
— Передай Дубельту, что я прочел эти бумаги. А теперь о заграничном путешествии. С Наследником поедешь ты и Карл Риттер.
— Он болен, Ваше Величество.
— Как болен? Это что еще за новости? О ком ни спроси: тот умер, тот ранен, тот ослеп. Отчего Риттер болен?
— Не знаю, Государь. Мне говорил его жилец, барон…
— Какой барон? Тот Мефистофель с Юдифью? Он разве не выслан?
— Ваше Величество, мне ничего не известно. Если прикажете, я съезжу и постараюсь узнать.
— Ступай.
Василий Андреич проворно вышел. За ним, поджимая хвост, выбежала царская собака.
Государь, тяжело дыша, сдвигая брови, выбивал пальцами марш.
— Вот как ты исполняешь мою волю! — крикнул он в лицо Бенкендорфу, вошедшему с портфелем. — Кому ты служишь: голландцу или мне?
— Я верноподданный Вашего Величества.
— Лжешь! Почему же жидовский барон и его девка все еще в столице? Я тебя самого сошлю в Сибирь!
Молнии сыпались из глаз Государя.
— Ваше Величество, у меня не имеется полномочий высылать иностранных подданных без предлога.
— Предлога! Мало тебе было предлогов? Пушкина убили, вот и предлог. Тут замешан голландский посланник, и нечего стесняться.
Государь прошелся взад-вперед; гнев его стихал.
— Все делаю я один. На плечах моих вся Россия, а помощи нет. Для чего же тружусь я? Прости, Александр Христофорыч: я погорячился. Садись и займемся делом.
Через полчаса Жуковский был у Риттера. От чухонки Василий Андреич успел узнать, что барин три дня уже не ходит в должность. И какая в нем страшная перемена! С проседью на висках, небритый, шлафрок измят.
— Хотел бы я быть голубицей завета, почтенный Карл Оттович, но пока не смею. Одно скажу: великое поприще вас ждет.
Не отвечая, Риттер поднял голову и прислушался. Жуковский боязливо водил глазами.
На мезонине запела флейта. Риттер стиснул зубы.
— Это играет барон? Недурно. Однако флейта волнует вас, Карл Оттович. Что с вами?
Жуковский вздрогнул: так искрились черты хозяина.
— А с вами? Неужели ничего?
Внезапно флейта стихла. Раздались шаги. Смеющийся барон предстал на пороге: за ним жандарм с пакетом.
— Увы! По воле Августейшего Монарха я покидаю Россию. Увидимся за границей. Его Высочество, конечно, посетит и нашу страну.
Риттер, дочитав, сложил бумагу и отпустил жандарма. Губы его дергались, голова тряслась.
— Откуда вам известно, господин барон, что меня назначили к Его Высочеству? И кто мог вам сообщить, что Наследник едет?
— Бог мой! — воскликнул барон с видом веселого простодушия. — Это и без того понятно. Его Высочество в таком возрасте. А о вашем почетном назначении наверное знает и господин Жуковский.
— Да, мне это известно.
Василий Андреич осторожно откланялся. За ним поднялся барон.
— Итак, до свидания. Примите на память вот эту безделку.
Он положил на стол перстень, пожал хозяину руку и, твердо ступая, вышел.
И опять на мезонине запела флейта.
Карл Оттович испуганно вскочил. Шиллер со стены кривлялся, подмигивал, строил гримасы. Дрожа, раскрыл Риттер книгу: буквы слились, бумага закоробилась. В отчаяньи он бросился к скрипке, схватил смычок: со стоном лопнули одна за другой все струны. Задыхаясь, взглянул он на перстень и замер: в черной оправе алела звезда о пяти концах.
Ночью из ворот голубого домика выехала карета, за нею сани. В карете барон с дочерью понеслись к заставе; сани свернули на Фонтанку. В них попечитель Наследника статский советник Карл Риттер с воплем бился на руках у больничных сторожей.
Вьюга голосила над сумрачной Невой. Сыпала снег, торжествуя свистела, распевала протяжно, заливалась похоронным воем. Сколько безумия, сколько предсмертной тоски в тебе, о петербургская вьюга!
— Что Риттер? — спросил Государь лейб-медика; придворному доктору было поручено смотреть за больным.
— Ваше Величество, Риттер безнадежен.
Часть вторая ВОЛШЕБНЫЙ ФОНАРЬ
Он сильно означил свое жидовское присутствие.
В нескольких часах езды от Вечного города странник с безводного пыльного пути вдруг попадал в благоуханную долину. Берега излучистого Арно пестреют и зыблются; на небосклоне голубая цепь Апеннин. Дорога ведет к аббатству Сан-Донато. Под сенью исполинских кипарисов суровый храм со сквозной колокольней; замок тонет в саду.
Легкая коляска на венских рессорах летела вдоль платановой аллеи. Дыханье цветов приветственно освежило запыленные лица путников. Их четверо: русский Цесаревич Александр, наставник его Жуковский и два юных сверстника: Жозеф Виельгорский и Алексис Толстой.
— Вот оно, это пхославленное аббатство. По пхавде сказать, ничего особенного нет, — сказал Цесаревич, высокий и светлоглазый, с пышной, будто припухшей, верхней губой.
— Не забудьте, Ваше Высочество, — возразил Жуковский, — здесь вся обстановка Наполеона с Эльбы.
Наследник вяло улыбнулся. — Посмотхим.
Граф Виельгорский молчал, Толстой восхищался вслух. Подобно Наследнику, Алексис высокого роста и сильного сложения, но уступает в красоте: античный профиль графа портил крупный славянский нос.
Навстречу путникам вышел хранитель музея и низко поклонился.
— Как, это вы, барон? — воскликнул Жуковский.
— К услугам Его Императорского Высочества. Вспомните прекрасный русский афоризм, господин тайный советник: горы не сходятся, люди сойдутся.
Сан-Донато может называться цветочным царством. Как зрачки полусонных чудовищ, золотые орхидеи подозрительно мигали; лукаво смеялись розы; пылал безумной яростью мак. Цветы разбегаются, путаясь; кидаются на клумбы; вьются по карнизам и столбам.