Возвращение на родину - Гарди Томас. Страница 19

Мальчик подумал, что набрел на заночевавших тут цыган, и хотя он их побаивался, все же это бродячее племя возбуждало в нем скорее любопытство, чем ужас. Ведь только глиняная стена толщиной в несколько дюймов отделяла его самого и его семью от такого же бродяжнического состояния. Он поднялся по склону, обогнул издали карьер и снова подошел к краю, надеясь сквозь открытую дверь фургона разглядеть того, чья тень так причудливо шевелилась на стене.

То, что он увидел, привело его в смятение. Возле маленькой печурки внутри фургона сидел человек, красный с головы до ног. Он штопал чулок, такой же красный, как и он сам, и, штопая, вдобавок курил трубку, мундштук и чашечка которой тоже были красные.

В этот миг одна из лошадок, пасшихся в темноте, явственно загремела своими путами. Встрепенувшись от этого звука, охряник отложил чулок, зажег фонарь, висевший рядом на стене, и вышел из фургона. Вставляя огарок, он поднял фонарь к лицу, белки его глаз и белые, как слоновая кость, зубы так странно сверкнули среди окружающей красноты, что сердце у мальчика замерло. Теперь он слишком хорошо понимал, на чье логово наткнулся. По Эгдону, случалось, бродили существа пострашнее цыган, и охряннк был одним из них.

- Ох, лучше бы уж цыгане! - пробормотал он.

Охряник тем временем, осмотрев лошадей, уже шел обратно. И перепуганный мальчуган в своем стремлении скрыться сам себя выдал. Над краем карьера ковром нависал слой верескового дерна и торфа. Мальчик торопливо шагнул, неверная почва подалась, и он скатился по откосу из серого песка прямо к ногам страшилища.

Красный человек открыл фонарь и направил его на распростертого мальчугана.

- Кто ты такой? - спросил он.

- Джонни Нонсеч, мистер!

- Что ты тут делал?

- Ничего.

- За мной, что ли, подглядывал?

- Да, мистер.

- Что это тебе вздумалось?

- Я шел домой от мисс Вэй... Мы там костер жгли.

- Ушибся?

- Нет.

- Ну как же нет, вон у тебя рука в крови. Идем ко мне под навес, я тебя перевяжу.

- Позвольте, я поищу свою монетку?

- Откуда у тебя монетка?

- Мисс Вэй мне дала за то, что я поддерживал ее костер. Монета быстро отыскалась, и охряник пошел к фургону;

мальчик затаив дыханье плелся сзади.

Из сумки со швейными принадлежностями охряник достал тряпицу, оторвал от нее лоскут, красный, как все остальное, и принялся перевязывать ранку.

- У меня голова закружилась, можно я сяду? - сказал мальчик.

- Садись, садись, бедняжка. Немудрено, что и закружилась, ишь ведь как ободрался. Сядь вон на тот узел.

Охряник кончил перевязку, и мальчик сказал:

- Я уж пойду домой, мистер.

- А что ты меня так боишься? Ты знаешь, кто я? Мальчик с великим страхом оглядел кроваво-красную фигуру и наконец выговорил:

- Да.

- Ну кто же я, по-твоему?

- Вы... сам охряник! - пролепетал он.

- Верно. Только я ведь не один такой. Вы, малыши, думаете, что есть одиа-едииственная кукушка, одна лисица, один великан, один черт и один охряник, а всего этого куда как много.

- Да-а?.. Так вы не запрячете меня в мешок и не увезете с собой? Говорят, охряник иногда так делает.

- Экой вздор! Охряник продает охру, только и всего. Видишь, вон мешки в заду в фургоне? Думаешь, там мальчишек напихано? Нет, только красной краски.

- А вы и родились таким красным?

- Нет, после стал. А брошу это ремесло и опять стану белым, как ты, ну, не сразу, может, через полгода; раньше не выйдет, потому эта краска в кожу въедается, за один раз не отмоешь. Ну, теперь не будешь больше бояться охряников?

- Не буду. Уилли Ортард говорит, он здесь третьего дня красный призрак видел, - может, это вы были?

- Я был тут третьего дня.

- Это вы делали тут такой пыльный свет?

- Ну да, я выбивал мешки. Значит, это вы с мисс Вэй жгли костер там, на горке? Я видел. Славно горел. А на что ей так костер понадобился, что она тебе за него даже монету дала?

- Не знаю. Я уж уморился, хотел домой, а она не пускала, говорила, подкладывай, а сама все ходила взад-назад к Дождевому кургану.

- И долго она этак прохаживалась? - Пока лягушка не прыгнула в пруд.

Охряник вдруг насторожился.

- Лягушка? - переспросил он. - В эту пору лягушки в пруд не прыгают.

- А вот и прыгнула, я сам слышал.

- Наверняка?

- Да. Она мне еще раньше сказала, что я услышу, и я услышал. Говорят, она очень хитрая и колдовать умеет, так, может, она приколдовала эту лягушку.

- А потом что было?

- Потом я пошел сюда, да испугался и побежал назад. Но ей ничего не сказал, потому что там был джентльмен, и они разговаривали, и я опять пошел сюда.

- Джентльмен?.. Вот как! И что же она ему говорила?

- Говорила, что он не женился на другой, потому что свою прежнюю любит больше, ну и еще что-то.

- А он ей что сказал?

- Сказал, что верно, он ее любит больше и опять будет приходить к ней по вечерам на Дождевой курган.

- А! - вскричал охряник и так ударил ладонью по стенке, что весь фургон затрясся. - Вот в чем дело-то!

Мальчик от испуга привскочил на своем узле.

- Не бойся, малыш, - ласково сказал охряник, сразу успокоившись. - Я и забыл, что ты здесь. Мы, охряники, чудной народ, иной раз на минуточку сходим с ума, но мы никого не обижаем. А она что ему сказала?

- Не помню, мистер охряник, можно я уже пойду домой?

- Иди, сынок, бог с тобой. Я тебя немножко провожу.

Он вывел мальчика из карьера на тропу, которая шла к его дому. Когда маленькая фигурка растворилась в темноте, охряник вернулся, снова сел у печурки и продолжал штопать чулок.

ГЛАВА IX

ЛЮБОВЬ УЧИТ СТРАТЕГИИ

Охряники старой школы стали теперь редкостью. После введения железных дорог уэссекские фермеры научились обходиться без этих мефистофелеподобных посредников и другими путями добывать яркую краску, которую так широко применяют пастухи, готовя своих овец к ярмарке. Да и те охряники, что еще уцелели, ведут уже не такой поэтический образ жизни, как в прежние времена, когда занятие этим ремеслом означало периодические паломничества к рудникам, где они запасались материалом, ночевки под открытым небом почти круглый год, кроме разве самых холодных зимних месяцев, и странствия по доброй сотне ферм, где они продавали свой товар; когда, несмотря на эту кочевую жизнь, охряник сохранял респектабельность, которую ему обеспечивал туго набитый кошелек.

Охра сообщает свой яркий колер всему, с чем соприкасается, и отмечает как бы каиновой печатью всякого, кто полчаса с ней возился.

В жизни каждого ребенка первая встреча с охряником была событием. Эта кроваво-красная фигура представала ему как живое воплощение всех страшных снов, всех ужасов, когда-либо терзавших его юное сознание. "Вот охряник за тобой придет!" - так уэссекские матери много поколений подряд грозили непослушным детям. В начале нынешнего столетия охряника с успехом заменил Бонапарт, но когда с течением времени эта новая угроза выдохлась и потеряла силу, старая вновь обрела могущество. А теперь и охряник, вслед за Бонапартом, ушел в страну забытых пугал, и место их заняли более современные измышления.

Охряник жил, как цыган, но цыган он презирал. Он выручал примерно столько же, как разъезжие продавцы плетеных корзин и циновок, но не вступал с ними в общение. Он обычно происходил из более достаточной семьи и рос в лучших условиях, чем погонщики скота, с которыми постоянно сталкивался во время своих скитаний, но они только кивали ему при встрече. Товар у него был более ценный, чем у коробейников, но сами они так не думали и проходили мимо его фургона, не оглядываясь. Краска придавала ему столь неестественный вид, что владельцы каруселей и паноптикумов выглядели рядом с ним франтами, но он считал их дурным обществом и с ними не знался. Он постоянно находился среди этого оседлого и бродячего населения дорог, но к нему не принадлежал. Его занятие как бы отъединяло его от людей, и он почти всегда был один.