Возвращение на родину - Гарди Томас. Страница 26

Капитан уже вернулся и занят был тем, что переливал несколько галлонов принесенного с собой рома в квадратные бутылки, уставленные в его квадратном погребке. Когда эти домашние запасы истощались, капитан отправлялся в гостиницу "Молчаливая женщина" и там, стоя спиной к камину, со стаканом грога в руке, рассказывал местным жителям изумительные истории о том, как он целых семь лет прожил ниже ватерлинии своего корабля, и о прочих морских чудесах, а слушатели подобострастно внимали ему, одушевленные надеждой на кружку эля от рассказчика и потому не склонные выражать какие-либо сомнения в правдивости его рассказов.

Сейчас он только что пришел оттуда.

- Слыхала ты последнюю эгдонскую новость, Юстасия? - спросил он, не поднимая глаз от бутылок. - В гостинице об этом говорили как о деле государственной важности.

- Ничего не слышала, - ответила она.

- Молодой Клайм Ибрайт, как они его зовут, на будущей неделе вернется домой, хочет провести святки с матерью. Видный, наверно, парень теперь стал. Ты его помнишь?

- Никогда в глаза не видала.

- Да, верно. Ты перебралась сюда уже после его отъезда. Помню, способный был мальчик.

- Где же он жил все это время?

- Да, кажется, в этом вертепе суеты и тщеславия - в Париже.

КНИГА ВТОРАЯ

ПРИБЫТИЕ

ГЛАВА I

ПЕРВЫЕ ВЕСТИ О ПРИЕЗЖАЮЩЕМ

В это время года и несколько раньше, в ясные дни, на Мистоверских склонах замечалось порой какое-то слабое движение, мимолетно нарушавшее величавый покой Эгдонской пустоши. Если сравнивать его с тем, что бывает в городе, в деревне или даже на ферме, оно показалось бы ничтожным - чем-то вроде всплывания пузырьков в стоячей воде или подрагивания мышц у крепко спящего человека. Но здесь, вдали от всяких сравнений, в этом уголке, обведенном грядой непоколебимых холмов, где даже случайный прохожий был уже редкостным зрелищем, где всякий мог без труда вообразить себя Адамом на первозданной земле, эти действия привлекали внимание каждой птицы в пределах видимости, каждого пресмыкающегося, еще не погруженного в зимнюю спячку, и заставляли всех окрестных кроликов привставать на бугорках и с безопасного расстояния любопытно поглядывать в ту сторону.

Действия эти состояли в том, что двое или трое поселян сносили в одно место и укладывали в поленницу те вязанки дрока, которые Хемфри успевал в предшествующие сухие дни заготовить для капитана. Поленница обычно воздвигалась за углом дома; сейчас Хемфри и Сэм ее выкладывали, а капитан надзирал, стоя возле.

Был теплый и тихий день, около трех часов, но казалось, что позже, так как солнце уже стояло низко; в этом году зимний солнцеворот подкрался так незаметно, что эгдонцы не отучились еще читать небесный циферблат по тем приметам, какие усвоили за лето. В течение многих дней и недель восход солнца все больше перемещался с северо-востока на юго-восток, а закат солнца сдвигался с северо-запада к юго-западу, но Эгдон почти не замечал этих перемен.

Юстасия была дома, в столовой, более похожей на кухню с каменным полом и огромным зияющим камином в углу. Воздух снаружи был неподвижен, и пока она, подойдя зачем-то к камину, рассеянно медлила там в одиночестве, ей вдруг послышался, словно бы прямо из камина, звук переговаривающихся голосов. Она вошла в каминную нишу и, прислушиваясь, заглянула в неровный ствол старинного дымохода с его пещеристыми боковыми отводами, по которым долго слонялся дым на своем пути к квадратному кусочку неба на самом верху; бледный свет падал оттуда, чуть озаряя длинные лохмы сажи, драпировавшие дымоход, как водоросли драпируют подводную щель в утесе.

Она вспомнила: поленница находилась недалеко от печной трубы, и, стало быть, это были голоса рабочих.

Затем в разговор вступил ее дедушка.

- Совсем бы не надо ему уезжать из дому. Отец его ферму держал, и для него бы самое подходящее занятие. Не одобряю я этих новшеств. Мой отец был моряк, и я вот моряк, а будь у меня сын, и он бы моряком был.

- Этот город, где он живет, Париж называется, - раздался голос Хемфри, - и, говорят, это то самое место, где они когда-то королю своему голову оттяпали. Моя покойная матушка часто про это рассказывала. "Хемми, - начнет, бывало, - я тогда еще девушкой была и помню, гладила раз материны чепчики, как вдруг входит пастор и говорит: "Ну, Джейн, они отрубили голову своему королю, и что дальше будет, один бог знает".

- Многие из нас тоже скоро узнали, - усмехнулся капитан. - Я из-за этого, когда еще юнцом был, семь лет под водой прожил, в этом клятом лазарете на "Тирумфе", видел, как приносили к нам в кубрик людей с оторванными руками и ногами... Так, значит, молодой человек в Париже устроился? Заведующий в ювелирном магазине или что-то в этом роде?

- Да, сэр, в точности. Богатеющее дело, матушка говорила, - будто бы брильянтов у них там, как в королевском дворце.

- Я помню, как он уезжал, - сказал Сэм.

- Так разве плохое для парня занятие? - продолжал Хемфри. - Небось лучше брильянты продавать, чем тут у нас в земле копаться.

- В этакий магазин, пожалуй, с тощим кошельком не зайдешь, - сказал Сэм.

- Еще бы, - откликнулся капитан. - Там, милый мой, можно ой-ой сколько денежек просадить, не будучи ни пьяницей, ни обжорой.

- Говорят тоже, Клайм Ибрайт до того книжки читать навострился, прямо дока по этой части стал, и пречудных, говорят, мыслей обо всем набрался. А все оттого, что рано в школу начал ходить, хоть и не ахти какая у нас была школа.

- Ага, чудных мыслей набрался! - подхватил капитан. - То-то и есть! Я всегда говорил, что от этого хождения в школу один вред. Учат всех мальчишек подряд, а потом озорники эти на каждых воротах, на каждой двери в амбар разные скверные слова мелом пишут, женщине иной раз от стыда мимо пройти нельзя. А не выучили бы их писать, так и не могли бы они всюду этакую пакость царапать. Их отцы не умели, и, слава богу, гораздо лучше тогда жилось.

- Так-то оно так, капитан, а ведь вот мисс Юстасия - у нее тоже небось в голове много такого, что она из книжек вычитала, больше, думаю, чем у кого другого в наших краях?

- Если б у мисс Юстасии было поменьше романтической чепухи в голове, так, может, тоже было бы лучше для нее, - коротко отвечал капитан и, повернувшись, отошел прочь.

- Слушай-ка, Сэм, - сказал Хемфри, когда старик удалился, - а ведь славная бы из них вышла парочка, из нее с Клаймом Ибрайтом, а? Оба насчет всяких тонкостей понимают, и в книжках начитанны, и все об этаком возвышенном думают - нарочно двух таких не подберешь. А Клайм Ибрайт и сам из хорошей семьи, не хуже капитанской. Отец его, правда, фермером был, зато мать, мы же все знаем, вроде как из благородных. Вот бы полюбовался я на них, когда бы они под венец шли!

- Да, прошлись бы под ручку, оба статные да складные, в самых своих лучших платьях, - красота! Клайм Ибрайт тоже, помню, хоть куда парень был.

- Да, очень мне хочется на него поглядеть после стольких лет. Кабы знать точно, когда он приедет, я бы не поленился три-четыре мили пройти встретил бы его, помог бы чего нести. Только, боюсь, загордел он теперь. Говорят, он по-французски так и шпарит, быстрее, чем девчонка чернику ест. Ну, и, конечно, на нас, на здешних, пожалуй, и смотреть не захочет.

- В Бедмут он пароходом, что ли, приедет?

- В Бедмут пароходом, а как из Бедмута сюда - не знаю.

- И надо же, чтобы у них как раз сейчас беда эта приключилась - с сестрой его двоюродной, Томазии. Клайму Ибрайту это обидно будет. А мы-то еще какого дурака сваляли - вздумали им в тот вечер свадебную петь! Ух, не хотел бы я, чтоб кого из моей родни этак на смех выставили. Для всей семьи срам.

- Да. У нее, бедняжки, небось и то уж все сердце изныло. Говорят, расхворалась даже, никуда не выходит. Теперь уж не увидишь ее, как она, бывало, бежит по вереску, щечки, как розы, красные.