Длинные руки нейтралитета (СИ) - Переяславцев Алексей. Страница 110

  Однако капитан-лейтенант Руднев не пожелал оставаться в долгу. Носовой гранатомет, конечно, не мог палить в данный момент, но кормовой находился в превосходном для стрельбы положении. И командир 'Херсонеса' приказал палить, хотя дистанция была очень велика.

  Успех оказался не из больших: четыре гранаты рванули на воде; взрывами, правда, повредило обшивку шхуны, но с этой течью помпы справлялись, а трюмные яростно латали щели. Все стеньги оказались сбитыми, но и это не принесло фатального ущерба, тем более, что 'Наполеон' шел на силе пара. Наконец, на юте возник небольшой пожар, но палубная команда оказалась на высоте, в темпе раскатав брезентовые шланги. И все же французский капитан счел, что задача выполнена и поспешил убраться чуть подальше, не желая становиться первоочередной мишенью. Не приходится сомневаться: в его решении важную роль сыграло и то обстоятельство, что 'Йена' на тех парусах, которые удалось поставить на поврежденной бизань-мачте, пыталась выброситься на мель, но даже это отчаянное средство было сомнительным по действенности: очень уж сильно полыхало на носу.

   Перед тем, как начать атаку, Семаков посмотрел на предполагаемую цель в подзорную трубу, хотя щель в броневой заслонке сильно ограничивала возможности. План атаки сложился.

  - Михалгригорич, по готовности угости большими гранатами вдоль палубы сначала второго справа, потом правофлангового. А как пожар займется, так продолжи малыми. Там некому будет тушить, - и тут же последовала команда в механизм связи, - Ивангригорич, иду в атаку на двоих справа. Большие постарайся не тратить, там и так гореть должно. Бей малыми от души. С богом!!!

  Начарт 'Морского дракона' уяснил план командира и скомандовал комендорам:

  - Носовой, пали вдоль палубы. Если попадешь тремя, так и ладно, больше пяти тратить запрещаю. Кормовой, палить после носового и только по команде. Разрешаю выпустить двенадцать, но если поразишь с десяти, я не в обиде.

  После следующих четырех атак у эскадры прикрытия все еще оставались два корабля прикрытия. К этому моменту Фрол Неболтай получил отскочившей щепкой с бок, но броня спасла. Сам картечник при этом лишь удивился: его всего-то сильно толкнуло. Очень скоро боеприпасы к картечнице кончились, и молодой казак нырнул в трюмный люк помогать на подаче гранат. По пути он коротко рассказал товарищам-матросам о положении дел.

  Семаков решил, что пора прорываться к броненосцам.

  Иван Григорьевич, как с повреждениями и потерями?

  Доклад Руднева отличался точностью.

  Состояние 'Херсонеса' оставалось неплохим. Правда, имелось три пробоины, но все выше ватерлинии; трюмная команда деятельно их заделывала. Убитых не было, но шестерых матросов крепко посекло щепками. Их снесли в лазарет.

  - Иван Григорьевич, иду в атаку на броненосцы. Прикрывай меня.

  Верткий кораблик ускорился, разгоняясь до полного. Он обошел корабли прикрытия на сравнительно небольшом расстоянии: не более десяти кабельтовых. Перед ним грохотала огнем цель: плавучая батарея 'Лав'.

  - Михалгригорич, больших гранат не жалей...

  Больше Семаков ничего не успел сказать: ядро, выпущенное из ретирадного орудия, попало в заднюю стенку рубки, пробило обшивку и ударило командира в спину. Щит не подвел, но командира ударило о штурвал. На некоторый промежуток времени капитан второго ранга забыл, как дышать, и мучительно пытался вспомнить, лежа на полу.

  Лейтенант Мешков действовал в соответствии с Морским уставом:

  - Командир ранен! Принимаю командование! Боцман, двоих в рубку, раненого перенести в лазарет. Мичмана Шёберга сюда!

  К этому прибавились еще некоторые фразы, уставом не предусмотренные.

  Действия всех чинов отличались слаженностью. Двое матросов резво подхватили командира и понесли в трюмную выгородку медицинского назначения. Хотя тот протестовал и утверждал, что дойдет сам, но помощники твердили: 'Раненым самим ходить не можно.'

  Шёберг пробкой выскочил из люка, получил объяснения и стал добросовестно исполнять обязанности начарта, то есть окинул взглядом цели и мгновенно прикинул варианты обстрела.

  Сам же Мешков схватился за штурвал и принялся раздавать команды:

  - Вандреич, кормовым дать вдоль палубы штук с десять. Если какая взорвется прямо на палубе - туда и бить из носового, там слабое место. Трубу надобно сбить. Если после малых гранат устоит, то пару больших гранат рядом с ней положить. Буду обходить броненосец справа, так что пяток больших гранат постарайся уложить в одно место, а там по результатам.

  Мичман отдал толковые указания:

  - Кормовой, десяток гранат вдоль палубы и постарайся пару рядом с трубой зафитилить.

  То ли Патрушеву повезло, то ли Мешков недооценил силу малых гранат, но дымовая труба после вспышки рядом с ней медленно начала заваливаться на палубу. Оставшегося давления пара хватило броненосцу, чтобы начать разворот. Но почему-то грозные тяжелые орудия на носу молчали. Мало того: заткнулись все бортовые. Крепость получила передышку.

  Ни Мешков, ни Шёберг не знали, что вся орудийная прислуга на батарейной палубе получила контузию близкими разрывами, то же произошло с офицерским составом, находившимся за стенками рубки. Людям нужна была минута-другая, чтобы прийти в себя, но как раз этого времени у них не нашлось.

  Грохнули разрывы больших гранат. Первые три лопнули на высоте семи сажен над броневой палубой точно по ее оси. Четвертая взорвалась ближе к борту. Палуба прогнулась, но все еще держалась. С пятой гранатой Максимушкин чуть помедлил, дабы нацелиться как можно аккуратнее на самую носовую оконечность. Взрыв произошел непосредственно на палубе, и уж тут последствия получились более чем серьезными.

  На глазах всех, кто находился на палубе 'Морского дракона', два куска бортовой обшивки были вырваны: не были они рассчитаны на удар изнутри. Броневые плиты с каким-то нарочитым замедлением плюхнулись в воду.

  Разумеется, российские моряки не могли видеть состояния дел за броней. А оно было куда как скверным для французов.

  Те, кто находились под верхней палубой на баке, частично погибли, частично оказались сильно контуженными. Дюймовую броню разорвало на куски, и те вмялись в батарейную палубу, убив прислугу погонных орудий - конечно, тех, кто еще оставались в живых.

  Повинуясь командам, французские матросы бросились на помощь своим раненым и контуженным товарищам. Живых унесли в лазарет, а мертвых - в корабельную баню. Но работа оказалась бесполезной.

  Все переборки, трапы и детали набора, кроме бимсов, были сделаны из дерева. К тому же на батарейной палубе присутствовал порох в большом количестве. И все это полыхнуло под действием огненного шара.

  Повреждения броненосца заметили и в Кинбурнской крепости.