Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy". Страница 135

Локвуд кладет руку на колено девушки, резко отводит ногу в сторону, — и оказывается промеж ног своей любовницы. Елена делает глубокий вдох, подаваясь порву и вцепляясь зубами в плечо любовника. Теперь Тайлер не может сдерживать всех своих стонов, не может контролировать дыхание. То, что происходило между ними было не только способом узнать друг друга, заглушить свою боль, начать все заново.

Они действительно этого хотели. Без представлений на месте друг друга кого-то еще. Без экспериментов и лжи. В их отношениях эта страсть была единственной искренностью. Это было вкусно.

Они чуть замедлились. Они просто целовались, позволяя себе самые требовательные касания, самые безумные желания. Они просто пили друг друга. Они напивались друг другом. Допьяна. Залпом.

Они никогда никого залпом до этого не пили.

Его рука с ее талии скользит на ее живот, оказывает на ее груди. Мужчина сжимает грудь своей любовницы. Новый контраст эмоций оглушает Елену. Она упирается руками в плечи мужчины и отталкивает его. Они смотрят друг на друга, тяжело дыша, наслаждаясь временным забытьем. Вдалеке остались все проблемы и неразрешимые противоречия. Потом Гилберт кивает, улыбается и сама тянется к парню. Тот моментально стягивает с девушки лямки лифчика, переворачивается, увлекая Мальвину за собой. Застежка на лифчике оказывается расстегнутой за мгновение. Белье с остервенением отшвыривается куда-то в сторону. Елена, вопреки ожиданиям, не ощущает никакого смущения. Она наоборот рада, когда Локвуд изучает ее тело тактильно, когда его губы оказываются на сосках, когда его язык совершает медленные движения… Вселенная медленно распадается на маленькие кусочки. Обряд перехода, если хотите. Перерождение, если вам интересно. Обращение, если вам недостаточно.

Она сидит сверху на парне, начинает ерзать на нем, начинает плавно двигаться, изгибаясь, как змея под мелодии армянского дудука, как стриптизерша под басы какого-нибудь второсортного даб степа. И эти фрикционные движения, замедленные и растянутые, начинают поджигать их вечер. Пламя страсти перебрасывается не только на прошлое, но и на будущее. Становится все равно, что будет завтра, что будет послезавтра.

Она отгибает голову назад. Руки Локвуда скользят на поясницу, затем — на линию позвоночника, медленно продвигаются вверх, оказываются на плечах, потом — на ключицах, затем — вновь на груди.

Елена пропитывается запахом другого мужчины. Елена пропитывается энергетикой другого человека. Елена совершает второе преступление. Она усваивает еще одно правило: заниматься любовь не с теми тоже, в принципе, не так уж тяжело.

Локвуд подминает девушку под себя. Та падает на спину, откидывает руки назад и, закрывая глаза, отдается Тайлеру. Парень хватается за ткань белья… снимает… оказывается промеж ног.

Секундная пауза. Глаза в глаза. Потом — крепкое объятие, поцелуй, глубокий вдох и первое проникновение.

Стереотипы разбились в считанные секунды. Елена ощутила лишь игольчатую судорогу, а потом ее накрыла волна совершенно нового наслаждения. Девушка выгнула позвоночник. Тайлер вновь ощутил кожей отвердевшие соски своей любовницы, ощутил ответность ее организма. Он не стал тратить время. Первое фрикционное движение — смешение отголосков слабой боли и сильного наслаждения. Второе движение — головокружение. Третье — ногти все-таки процарапывают кожу, а стоны становятся неконтролируемым.

Елена обвивала своего любовника ногами, впилась в его губы, становилась рьяной, страстной и чувственной. В ее теле было отзвучие на каждое его движение. Темп плавно усиливается. Мир быстро забывается. Остается лишь ощущение.

Он вновь оказывается снизу. Поднимаясь, опирается на руки. Глаза в глаза. Поцелуй. Каждое прикосновение — сладкий и отравляющий яд. Один раз попробовав наркотики, уже не можешь остановиться. Один раз попробовав желаемое уже не хочешь пытаться забыть это.

Девушка закрывает глаза и целует мужчину, чуть поднимаясь, а потом резко насаживаясь на член. Смена ощущений. Более контрастно. Более сильно. Она вновь проделывает тоже самое. Ее соски трутся о его кожу… Руки не выдерживают, и Тайлер падает на спину. Гилберт опускается, упирается руками о грудную клетку своего мужчины и усиливает темп. Пространство комнаты заполнили совершенно другие звуки. Все границы стерлись. Мир перестал делиться на черное и белое, прошлое и настоящее, болезненное и приятное. Мир стал единым. Душа стала единой.

Она стала с ним совершенно другим человеком. Стала раскованной, смелой и громкой. Ее гласные не могли не сводить его сума. Ее тело будоражило похлеще экстази, похлеще всех этих клубных бессмысленных вечеринок. И пусть оба понимали, что это первый и последний раз, но оба почему-то были счастливы в этот момент. Болезненно счастливы.

Это был первый раз, когда они потеряли счет времени, когда потерялись в пространственно-временном континууме. Амнезия — не совсем точное определение, но единственное объясняющее определение.

Елена все-таки раздирает плечи Локвуду, с криком кончая и обмякая. Тайлер делает несколько финальных рывков, быстро выходит из девушки и кончает ей на бедро. Он падает на простыни рядом с Мальвиной, переворачивается на бок и, кладя руку на живот девушки, приближается к ней. Даже после свершившегося ему ее недостаточно. Это рок всех отчаянных девушек — даже овладев ими, нельзя насладиться вдосталь. Это рок. И это в каком-то извращенном смысле дар. Елена тяжело дышит. По внутренней части бедра стекает кровь, смешанная со спермой. Мерзкое зрелище.

Гилберт не обращает на это внимание. В душе, по крайней мере, не так мерзко.

Она поворачивает голову в сторону парня. На его губах появляется улыбка, а потом тут же исчезает.

— Ты сбежишь, — прохрипел он. Его дыхание по-прежнему сбито, а в горле пересохло. Но этот физический недуг даже и не замечается. Тело переполняет приятная истома. — Ты всегда сбегаешь.

— Мне некуда бежать, — тоже хриплый сдавленный голос, тоже ощущение жажды. Пить и не напиться! Будь они оба чуть внимательнее, это бы сказало им о многом. — И не к кому…

— Это единственная причина?

Она думала, что забудется с Сальваторе. Думала, что с ним будут совершаться все «впервые» и дальше. Ей бы, правда, хотелось, чтобы все было так легко… Так неправильно.

— Я не хочу больше бежать… Я устала.

Она поцеловала его сама, потом поднялась, и, не прикрываясь ни одеждой ни простынями, направилась в сторону ванной. Ей стоило освежиться.

Прохладная вода остудила пыл, освежила разгоряченное и потное тело, смыло следы преступления, но не утихомиривало буйную душу. То, что случилось, было не столько опытом физическим, сколько душевным. Елена будто открылась до конца, будто стала собой: беззащитной, хрупкой, но жаждущей и неиствующей. Такой, какой она представляла себя на страницах книг. Такой, какой она представляла себя в фильмах. Стала героиней. На какую-то одну ночь сказка стала реальностью, все контексты, афоризмы и сюжеты ворвались в ее жизнь, все претворилось в реальность. Мир, действительно, стал действовать по новым правилам. Пока что не слишком строгим и бесчеловечным.

Ну, хоть где-то свезло.

4.

Они сидели на постели в полумраке. Окно было приоткрытом. Шторы — распахнуты. Лунный свет заливал пространство комнаты. Контраст холода и бешенного тепла был причиной приятной истомы, отдаленно напоминающую предсонную.

Она была в его рубашке, полурасстегнутой и помятой. Елена сама настояла на этом. Если уж пробовать, то пробовать все. Сама Ночь велела, как говорится.

А он, с оголенным прессом, обнимал и целовал девушку своей мечты, тоже чувствуя, что поэзия уайльдовских стихов ворвалась в его реальность.

— Мы можем попробовать начать заново, — он не хотел серьезных разговоров. Она — тоже. Но оба только сейчас могли услышать друг друга, поэтому упускать возможность было глупо. — Можем, уехать куда-нибудь… Вдвоем.

Девушка прижалась к парню. Она позволяла ему прикасаться к себе там, где раньше не позволяла. Она разрешала ему рассматривать себя. Разрешала себе делать то же самое. Шарм этой ночи завораживал.