Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy". Страница 6
Окончательный разрыв произошел, когда Елене исполнилось семнадцать. Причины ссоры глупые, а последствия глобальные…
Гилберт общалась по мэйлу с другом своего отца. Стиль общения был официальным: девушка либо просила починить ее ноутбук (друг отца был компьютерщиком), либо писала, что «папа не берет трубку, так как вышел за хлебом, скоро вернется». Этот друг часто приходил в гости, мог поговорить с Еленой о книгах, чинил ноутбук… Все было хорошо…
Это был волк в овечьей шкуре.
Грейсон не пришел на выпускной дочери. Елена дико расстроилась, вообще была обижена и перестала разговаривать с отцом. Ну, как можно не прийти на выпускной к собственному ребенку? Это же просто немыслимо! Этот самый друг спросил, в чем дело, и Гилберт совершила главную и роковую ошибку. Она доверилась. «Я не разговариваю с ним не из-за своей аморальности. На то есть причины», — ответила она сообщением. Это сообщение стало точкой невозврата. К моменту этого события Миранда и Грейсон не разговаривали уже месяц из-за очередной ссоры. На следующий день Грейсон ворвался в комнату к своей дочери и заявил, что Елена обозвала его аморальным.
— У меня разве есть дочь?! — кричал он. — Дочь, которая назвала меня аморальным?!
Елена помнила те страшные слова, а еще в ее голове вертелось воспоминание из детства, когда она играла в «Сломанный телефон». Девушка вкладывала иной смысл в свое сообщение, но… Но все восприняли иначе. Тот вечер был слишком долгим. Гилберт сжалась в комок и дала волю рыданиям. Глупая ссора, правда? И дурак тот, кто думает, что Елена не пыталась разъяснить ситуацию… Она страшно боялась, но спустя несколько недель решилась на разговор с отцом.
— Пап, я не то имела в виду, — говорила она со слезами на глазах, сжимая платок и оправдываясь как преступница, — я не считала тебя аморальным.
Грейсон был в бешенстве. Елене казалось, что ее душу рвут злобные тигры, ей казалось, что она падает в бездну. Грейсон ходил из стороны в сторону, а в его взгляде кроме жестокости и злобы Елена не видела ничего. Он кричал, что-то говорил… У девушки болела голова, а еще ее посетила страшная мысль: «Он не понял своей ошибки, он не понял смысла моей фразы. И самое страшное, что я ничего не могу ему доказать… Он живет в мире кривых зеркал, и искаженная ложь ему кажется правдой».
Жутко болела голова, глаза болели еще сильнее. Елене хотелось засмеяться от того, какой же нелепой получилось ссора. Ей хотелось лезть на стены от того, какими же жестокими способны быть родственники. А потом Гилберт решилась переступить через себя. Она сделала это впервые в жизни, но сделала мгновенно и без колебаний. Девушка поняла, что бороться бесполезно. Она поняла, что ей пора делать взрослые поступки. Елена дождалась громкой тишины, а потом спокойно произнесла:
— Да, папа, я так написала… Я жутко виновата перед тобой… Ты только прости меня, ладно? — голос сорвался. — Я больше так не могу.
— Я столько денег тебе давал. Я мало тебе платил за твою любовь ко мне? Буду платить больше! Зачем ты так со мной?
— Нет, не надо денег… Дело не в них! Нет!..
— Ты поэтому назвала меня аморальным? — кричал он в исступлении. — Потому что я мало тебе платил?
Она не слышала последующих слов. Она просто смирилась с тем, что жестокость не знает границ. Смирилась с глупостью взрослых людей и тем, как же игра «Сломанный телефон» отразилась на ее жизни. Глупо, не правда ли? Очень глупо.
— Мне надо подумать, — бросил он напоследок, уходя с кухни.
Он думал день, второй, неделю, месяц… Он думает уже второй год.
Но Елену убило даже не то, что ей пришлось сознаться в преступлении, которое она не совершала. Ее уничтожило другое. «Чужой», — страшная, ужасающая мысль. Гилберт очень хотелось поговорить со своим отцом, как раньше: рассказать о новостях и попросить помочь советом. И она подумала, если они помирятся, как она будет с ним разговаривать после случившегося? Ведь Грейсон даже не захотел выслушать объяснения дочери, он сделал выбор в сторону лживого друга. И как после этого сделать вид, что ничего не было?
«Чужой… Как я буду с ним разговаривать? Как я буду смотреть ему в глаза?».
Ломало. Первые месяцы в кромешном молчании душили, убивали, резали. Жуткая депрессия, жуткая безысходность. Елена и Миранда жили в отдельной комнате, а с Грейсоном не разговаривали. Он не пускал женщин в свои «покои», хлопал дверями по утрам и уходил на праздники из дома. А потом все чаще не возвращался по ночам…
Елена плакала по вечерам со своей матерью. Тогда она задалась одним вопросом: «Сколько может простить женщина?». Гилберт поражалась стойкости и терпимость своей матери. А еще она поражалась тому, что семейная любовь может быть тоталитарной… Да, в Елене царила горькая обида на отца, но не было ненависти или злобы. Девушка продолжала любить своего отца, даже после такого жуткого предательства.
Спустя полгода Елена и Миранда ушли вновь к Дженне. В этот раз — навсегда. Оправиться после такого разрыва удалось не сразу. До сих пор не удалось. Елена иногда отдается чувствам. «Ты бросил нас! Как ты посмел? Ты предал, бросил, уничтожил!», — шепчет она, рыдая в своей комнате, когда не может уснуть. После таких эмоциональных выплесков становилось легче… На какое-то время. Ведь отец так и не пробовал пойти на примирение, он не искал Миранду и Елену. Он продолжил жить без них. А спустя еще два-три месяца подал на развод. Девушка стойко перенесла эту «приятную» процедуру.
Но драме, казалось, не было конца. Новая трагедия потрясает семью Елены. Миранда подрабатывала домохозяйкой в одном доме. Она мыла окна. Она выпала. Третий этаж, Миранду собрали по кусочкам. Она выжила.
Только теперь она навеки прикована к инвалидному креслу. Грейсон навестил свою семью всего лишь один раз. Обида к отцу в Елене стала еще больше. Гилберт казалось, что однажды она прорвет и раскаленной магмой снесет любовь, оставив место лишь для обнаженной, привлекательной ненависти.
Но они справились. Миранда находится под присмотром врачей, Дженны и своей верной дочери. Она снова выжила.
Уже год все тихо и относительно спокойно. С горем смирилась не только Миранда, но и Елена. Девушка несколько раз желала позвонить отцу, но каждый раз останавливала себя. «Это просто предлог, чтобы помириться. Он вернется и снова причинит вам боль, — шептал внутренний голос. — Оставь его в прошлом».
Елена оставила. Она окунулась в омут с головой в учебу и книги. Девушка справилась и с депрессией и с трудностями, она ухаживала за больной матерью и помогала по дому Дженне. Но каждый раз, возвращаясь обратно, Елена не могла не думать об отце. Не было и дня, чтобы она о нем не думала. Не получалось не думать, да и вид лежачей и больной матери тоже не радовал. Именно поэтому девушка предпочитала иллюзорный мир, именно поэтому она зачитывалась книгами, поскольку свято верила в то, что в ее жизни однажды все наладится.
Сегодня Елена вернулась домой чуть позже, поскольку зашла перед этим в книжный магазин. Гилберт кинула вещи на диван и направилась к своей матери. Девушка присела возле Миранды и стала рассказывать ей про свой сегодняшний день.
Женщины склонны к ненависти к своим детям из-за их отцов. К счастью, Елена была окружена лишь любовью и заботой. Никогда она не видела в глазах матери осуждения или презрения. Они болтали, как в старые добрые времена, невзирая на болезнь Мередит. Она все свое свободное время тратила на рукоделие, продавала его, и таким образом тоже приносила вклад в дом, хоть Дженна никогда не попрекала свою сестру в бездействии. Наоборот, Елене казалось, что только сейчас, после всех этих лет, она стала жить в нормальной семье…
Итак, вот действительность которая окружала Елену — странности в поведении, семейная драма и… И было кое-что еще, о чем Гилберт ни с кем и никогда не говорила. Слишком интимное и не такое болезненное. Любовные трудности. Они были не такими глобальными, как семейные, но все же имели и свои неприятные стороны.