Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy". Страница 85

— Все в порядке, Рейчел, — промолвил Тайлер, медленно поднимаясь. — Это ко мне, можешь идти.

Она что-то затараторила на испанском, а потом со слезами убежала.

Сказать, что Сальваторе был в бешенстве — не сказать ничего. Отрицательная энергетика исходила из самых глубин его души, прорывалась наружу и со стремительной скоростью заполняла все пространство вокруг. Деймон сорвался. Он ринулся к столу, рывком скинул с него все, что было. Предметы с грохотом и дребезгом посыпались на пол, оглушая и выводя из кататонии Бонни, до этого остававшейся незамеченной.

— Ты какого черта творишь? — закричала она, метая в Сальваторе злобные взгляды точно молнии. Настроение Беннет и так было до ужаса отвратительным в последние дни, а теперь оно стало еще хуже.

Деймон повернулся к тому, кто его одернул. Теперь Локвуд видел, как злоба и ярость исчезали, уступая место для удивления. Удивленный Доберман — это редкое зрелище.

— А ты что здесь делаешь? — он взглянул на Локвуда, потом еще раз на его новую знакомую, думая, что ему показалось. Нет, Бонни все та же: грубая, бесцеремонная, с этим неподдельным блеском в глазах, который говорил только об одном: «Ненавижу каждую секунду существования в этом мире».

— То же самое хочу спросить у тебя, — ответила она. — Ты часом адреса не попутал?!

— Не попутал, — тон его голоса снова поменялся. Очередная метаморфоза: удивление исчезло, уступив место для гнева. Для настоящего и неконтролируемого гнева. — По части путаниц ты у нас! Как и по части домыслов.

Она ринулась к нему с криком, готовясь то ли выцарапать глаза, то ли надавать пощечин — определить было сложно. Локвуд сумел вовремя схватить девушку и оттащить ее от своего друга. Бонни была слаба, но энергия в ней клокотала бешеная, и ей не было оттока. Тайлер швырнул девушку на постель, но та видела лишь Сальваторе, мысленно четвертуя его. Правда, больше бросаться в бой она не стала.

— Что-то случилось? — улыбка и безобидный вопрос подействовали на Сальваторе как красная тряпка на быка. Елена его утомила до ужаса. Вчерашний поцелуй подлил масла в огонь, в котором горели (уже догорали) душевное спокойствие и эмоциональное равновесие. А теперь еще и выясняется, что у Локвуда просто-напросто новая подружка, с которой он тут развлекается, пока его якобы любимая девушка глотает таблетки и слезы, прося то избить ее, то приласкать.

Шикарно выпали карты, ничего не скажешь.

— Случилось? И это ты у меня спрашиваешь? — прокричать не получилось, но вогнать Локвуда в стыд — вполне. — А у тебя ничего не случилось?

— Да не, все в порядке, — пожал плечами он, не понимая, за что на него сердятся. Нет, в глубине души понимал, но все же не принимал злости своего друга: он же просто помогал.

— В порядке, да? Отлично.

Сальваторе отвернулся, пытаясь подобрать слова и стараясь не избить этого идиота, у которого детство в одном месте до сих пор играет.

— Все в порядке, — раздраженно передернул Деймон, а потом зло уставился на Локвуда. — Я думал, у тебя, и правда, проблемы, а ты лишь себе очередную подстилку нашел!

— Закрой рот и проваливай отсюда к ебанной матери! — Бонни все еще сидела на постели, не сводя пристального взора с парня. Что ее так в нем разозлило — Тайлер не мог понять, но четко осознавал, что этих двоих лучше не показывать друг другу.

— Хорошо, давай выйдем и поговорим.

— Нет, друг! — снова крикнул Деймон, рукой сшибая какую-то статуэтку с полки. — Мы поговорим здесь и сейчас, понял, Локвуд? Здесь и сейчас!

Бонни напоминала затравленную кошку, шипящую и фырчащую, готовую ринуться и сражаться до последней капли крови. Она вообще не могла контролировать свои эмоции и скрывать свои чувства. Это губило и оживляло ее каждый раз, когда она бросалась в водоворот событий.

Сальваторе не смотрел на нее. Он изучал взглядом Тайлера. Своим уничтожающим и испепеляющим взглядом.

— Между нами ничего не было, Доберман, — заговорил Тайлер. Он не сердился на друга за его вспыльчивость. В конце концов, недомолвки — разрушители любых отношений. Неважно любовь это, дружба или партнерство. — Я просто помогаю ей и все.

— Да меня не ебет, — сквозь зубы процедил Деймон, сделав шаг вперед. — Плевал я на твою девку и то, трахнул ты ее или нет. Единственное, о чем я беспокоюсь: вернешься ты к своей ненаглядной или мне до конца жизни с ней нянчится!

— Я влюблен в нее, ты же знаешь!

— Не знаю, — выплюнул собеседник. — Ни черта теперь я о тебе не знаю!

Они смотрели друг на друга пристально и безмолвно около минуты. Бонни тем временем глубоко дышала, пытаясь сдержать себя и не устраивать драк хотя бы потому, что преисполнена чувством благодарности к Локвуду, у которого теперь из-за нее большие проблемы.

— Она каждый гребанный день просит меня отвезти ее к тебе. Каждый гребанный день спрашивает, есть ли кто-то у тебя, а я каждый гребанный день вру, что у тебя никого нет. Что ты любишь ее, что вернешься. И она верит мне, а я теперь себя полной тварью чувствую просто из-за того, что у тебя в штанах зачесалось сразу на двоих.

— Не чесалось, Доберман, — уверенно и более гласно произнес Тайлер. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь!

Доберман усмехнулся. Утром он проснулся с чувством вины за то, что посмел познать девушку лучшего друга чуть ближе. Что посмел поцеловать ее. Засыпать с ней. А теперь он чувствовал омерзение: он, по крайней мере, не врал.

— Так объясни. Может, меня контузило после этих всех боев и стрессов.

Тишина. Тайлеру нечего сказать.

Черт возьми, он впервые почувствовал себя полным ничтожеством. Ему нечего сказать матери и отцу, потому что о будущем он не думает. Ему нечего сказать Бонни в ответ на ее реплики и скандалы. Ему нечего сказать Деймону, который, кстати, прав. Ему нечего сказать даже себе.

— Ей плохо, Локвуд. Настолько плохо, что она… Что она кем-то начинает увлекаться, хоть и маскирует это под желанием найти друга. Друга, который ее бы выслушал! И знаешь, что в этой ситуации самое паршивое? Что если ты вернешься лишь тогда, когда она научится дышать сама — ты больше никогда не сможешь завоевать ее любовь и доверие. Она не даст тебе второго шанса, потому что… Потому что уверена, что если она умеет выжить одна, то ей никто и не нужен будет.

Слова возымели успех. И во взгляде Тайлера горечь смешалась с отчаянием. Деймон не знал всей правды касательно Бонни и сложившейся ситуации, но по глазам друга видел, что Локвуд мечется. Мечется между чувством любви и долга. Мечется между синицей в руках и журавлем в небе. Мечется меж своих правил и принципов. Сальваторе понимал, что Тайлер оставил Елену на его попечительстве не просто так. Но также он понимал, что больше выносить эту девчонку в своей квартире не может.

— Я присматриваю за ней, но моя жизнь летит к чертям собачьим! Я не выхожу на ринг, я теряю знакомых, а еще я потерял единственную женщину, которую любил, теперь уже навсегда. И если ты не появишься в ее жизни в ближайшие сутки, в крайнем случае — завтра, то я вернусь и разъебу этот дом нахрен вместе с тобой и твоей новой девкой!

Он взглянул на Бонни. Она сжимала зубы и кулаки. Она в тисках держала шаткий контроль, но если Деймон пробудет в этой комнате хотя бы еще одну секунду — тиски эти разлетятся, произойдет новый скандал, за ним — новый срыв и, может, какая-нибудь дешевая пародия на драку, после чего снова потребуется помощь антидепрессантов и психологов.

Сальваторе уставился на Тайлера, отрицательно покачал головой и вышел.

2.

— Твой друг тоже против нашего общения.

В комнате царил хаос: разбросанные вещи, разбитые чувства и растоптанные эмоции. Тайлер сидел рядом с Беннет, безнадежно таращась в пустоту, пытаясь найти там ответы на свои вопросы, пытаясь найти себе хоть какое-то оправдание.

Бонни курила. От Бонни никотином за километр несло. Бонни — мерзкая грубиянка, жестокая, циничная стерва, не видящая ничего, кроме своего эго. Но Бонни нельзя бросить. Она хоть и проблемная, но тоже отчаянная. И ее грубость — лишь последствия людской ненависти, а не закосы под первоклассную суку двадцать первого века.